Джон Уэйн - Зима в горах

• Название: Зима в горах
• Автор: Джон Уэйн
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

Имя Джона Уэйна хорошо известно в нашей стране. Его роман «Спеши вниз» получил высокую оценку критики и пользовался успехом у нашего читателя.

В романе «Зима в горах» писатель показывает острую политическую обстановку, которая сложилась в Уэльсе в 60-е годы прошлого века в связи с обострением там национального вопроса. Герой романа Роджер Фэрнивалл, филолог по образованию, отправляется в Уэльс для изучения валлийского языка. Судьба сталкивает его с разными людьми — шахтерами, водителями автобусов, мелкими предпринимателями. Всех их объединяет одна цель — борьба за национальные права.

---

— Теперь я намерен говорить, — сказал он, — долго говорить, не закрывая рта.

— О себе самом, я надеюсь, — сказала она, глядя прямо перед собой сквозь очки в темной оправе на бегущую навстречу дорогу.

— Да, о себе и о том, что происходило со мной с тех пор, как я приехал сюда прошлой осенью. Жизнь моя сплелась с судьбой людей, которые в обычных обстоятельствах остались бы мне очень далеки. Все это было крайне поучительно для меня, а порой и не так просто. С главными персонажами вам придется встретиться в ближайшие дни, а с некоторыми — даже в ближайшие часы, поэтому я хочу рассказать вам про каждого.

Он говорил, она слушала. Роджер испытывал огромное облегчение и чувство довольства. Такая целебная сила часто заключена в словах, они так помогают все упорядочить, поставить на место! Всецело отдаваясь своему повествованию, Роджер говорил интересно, увлекательно; одного за другим он выводил на сцену своих персонажей и заставлял их жить и действовать сообразно характеру каждого. Рассказывая, он сам как бы стоял в стороне и со стороны оценивал происходящее. Слова облекали опыт в форму, удобную для размышлений над ним, и отодвигали на необходимую для обозрения дистанцию. Как грубо должна вторгаться действительность в восприятие животных — безъязыкие, они обречены постигать опыт мгновенно, по мере его получения!

Он говорил, пока не объяснил, как ему казалось, всего. Когда он умолк, Дженни уже вела машину по мосту перед въездом в Лланголлен, и, подводя черту под своим повествованием, он сказал:

— Мне пора сменить вас за баранкой. Я знаю здесь один неплохой бар. Выпьем виски, и дальше машину поведу я.

После небольшой остановки и порции виски, приятным теплом разлившегося по жилам, Роджер почувствовал себя спокойнее, увереннее. Машина хорошо слушалась руля; мало нагруженная, она шла легко, дорога была знакома и в этот поздний непогожий час почти пустынна. Жизненная ситуация, которой они теперь были связаны, незримо замыкала их внутри себя, как тесная металлическая коробка автомобиля. Окружающий их со всех сторон густой мрак снаружи, два луча фар, скользящие впереди, словно два гигантских щупальца, теплый воздух из обогревателя, приятно овевающий ноги, сознание, что какие-то проблемы пока отодвинулись в сторону, а нужно решать то, что сейчас непосредственно важно, — все это способствовало приподнятому настроению Роджера, приятному сознанию собственной значимости, уверенности, что они поступают правильно и делают самое главное и неотложное.

Как ни странно, вопрос его дальнейших взаимоотношений с Дженни в более серьезном и глубоком смысле их будущей совместной — или не совместной — судьбы не слишком занимал сейчас Роджера. Пока для него было достаточно того, что они вместе.

— Нам надо заглянуть к Гэрету, — сказал он. — Это необходимо сделать, прежде чем мы поедем ко мне.

— Хорошо, — покорно согласилась Дженни.

Роджер вел машину, наслаждаясь своим уменьем, плавно закладывая виражи, переключать скорости с четкостью хорошо отрегулированного автомата и притормаживать с безошибочным чувством дистанции. Он мог все, он был Король Роджер. Лишь на одно мгновение, когда красный глаз светофора задержал их на перекрестке улиц какого-то маленького городка, его немыслимый подъем духа ослабел: вглядываясь в полумрак слабо освещенной улицы, Роджер почувствовал вдруг, что он достиг того предела усталости, когда она уже перестает ощущаться, и что его состояние эйфории держится на страшном напряжении, в котором он пребывает с самого утра, а где-то внутри еще гнездятся и страх, и отчаяние, и те двое — молчаливые, похожие на крыс, и рассекающий воздух гаечный ключ… Квадратные каменные кулаки Йорверта принесли ему избавление, но напряжение не прошло, и натянутые нервы были на пределе. Однако, как только свет переключился с красного на желтый и с желтого на зеленый, руки Роджера сами собой легли на баранку, и он тронул машину с места. Дженни сидела рядом, он еще был в состоянии вести машину, а раз так, значит, он ее поведет.

В пяти милях от Карвеная он свернул с шоссе на узкую дорогу, зигзагообразно петлявшую по темному склону горы. Ему хотелось сократить расстояние и немножко поднять свой авторитет в собственных глазах: он уже знал окрестности города лучше, чем Дженни.

Этой дорогой они спустились с гор прямо в Лланкрвис.

— Теперь мы поедем к Гэрету? — спросила Дженни.

— Сначала мне нужно заглянуть в часовню, — сказал Роджер, — посмотреть, что там с печкой. — Он хотел сказать „домой“, но слово „часовня“ как-то само собой подвернулось на язык. Это, что ни говори, еще не совсем дом; еще вчера, до всех этих внезапных перемен в его жизни часовня была для него домом, но теперь все изменилось, слово „дом“ приобрело другое, более глубокое значение: часовня должна была стать домом для них обоих.

Дженни ждала в машине, не выключая мотора и обогревателя, а он быстро прошел в часовню, разжег огонь в печке. Еще немного, и она бы затухла совсем. Он подбросил в нее брикетных „орешков“ и три паркетные планки. Теперь она будет жарко пылать еще час.

— А сейчас, — сказал он, садясь за баранку, — к Гэрету. Было уже почти десять часов — время позднее.

Они проехали через поселок, за последним домом поднялись круто в гору, и Роджер остановил машину там, где мощенная щебнем дорога кончалась. Он заглушил двигатель, и гулкая ночная тишина гор звоном отдалась у них в ушах.

— Где же его дом? — спросила Дженни, открывая дверцу машины.

— Нужно немного пройти, — сказал Роджер.

Они заперли машину и зашагали по неровной дороге. Возле ограды Гэрета Роджер заметил какой-то темный предмет — неподвижное черное пятно на черном фоне ночи. Контуры предмета напоминали машину, и на секунду Роджеру показалось, что она даже как будто ему знакома. Но раздумывать было некогда, ему предстоял сейчас чрезвычайно важный шаг: две стороны его жизни, те, что были в ней самыми главными, но существовали раздельно друг от друга, надо было ввести в соприкосновение.

Пропуская Дженни в калитку, он сказал:

— Вон его домик. У подножия этого огромного отвала.

— Видите, Гэрет уже дома, — сказала она деловито. — В окнах огонь.

Роджер понял, что она старается замаскировать свое волнение, и на секунду ободряюще обнял ее за плечи.

— Они примут меня? — шепнула Дженни.

Роджер решил, что с ней нужно сейчас говорить в ее собственной манере — сухо и напрямик, — этим ее лучше подбодришь, вдохнешь в нее уверенность в себе.

— Они примут вас в той же мере, в какой приняли меня. Как далеко будет простираться их дружелюбие, мне с точностью неизвестно. Но съесть вас они, во всяком случае, не съедят.

— Пусть попробуют, у них будет такая горечь во рту, что не обрадуются, — сказала она. — Горечь, кислятина и вся эта невообразимая мерзость последних дней.

Он оставил это без ответа. Они подошли к двери и постучали. Стук прозвучал в тишине, словно выстрел.

Гэрет отворил дверь. Он был без пиджака, одна рука в лубке, в лицо им из-за его спины пахнуло гостеприимным теплом и светом. От лубка и бинта его правая рука казалась огромной, как у пугала.

— Я рад, что вы пришли, Роджер, — сказал он. — Избавили кое-кого от необходимости ехать разыскивать вас.

— Я привел к вам своего друга, — сказал Роджер.

Гэрет отступил в сторону.

— Прошу. Входите.

Роджер и Дженни вошли. Мать сидела на своем обычном месте. Рядом с ней на деревянном стуле, принесенном из кухни, сидел Айво; его вязаная шерстяная шапка торчала из кармана. Массивный торс Гито выпрямился в старом потертом кресле Гэрета при появлении новых лиц.

— Это Роджер Фэрнивалл, мать, — сказал Гэрет. — И с ним молодая дама.

Все взгляды были устремлены на Дженни, даже слепая повернулась в ее сторону. Дженни степенно прошла через всю комнату, наклонилась и взяла руку матери.

— Меня зовут Дженни Грейфилд, — сказала она. — Очень рада познакомиться с вами, миссис Джонс.

Все чувства Роджера пришли в волнение, когда он услышал, что Дженни, представляясь матери, назвала не фамилию мужа, а другую — по-видимому свою девичью, фамилию. Он внезапно как бы воочию увидел всю полноту ее отречения от Джеральда Туайфорда, ее отказ принадлежать ему и его среде.

— Милости просим, — сказала мать. — Час поздний и холодно, и путь к нам сюда, в горы, долгий вам держать приходится.

— Ничего, — беспечно сказала Дженни, — я ведь с Роджером, он не даст меня в обиду.

Все трое мужчин, как по команде, покосились на Роджера. Он почувствовал себя псом, который с костью в зубах проходит мимо других псов. Но почти тут же опустился условный занавес приличия, и лица снова стали непроницаемыми.

Роджер заметил, что ярче всех загорелись глаза у Айво. И у Роджера впервые зародилась мысль, что в сексуальном отношении нервный, напористый Айво из породы хищников.