Александр Рубан - Русский Марс

• Название: Русский Марс
• Автор: Александр Рубан
• Жанр: Научная Фантастика

---

7. Я никогда ничего не слышал о выживших участниках Последней Звёздной Экспедиции, равно как и о возвращении в Диаспору кораблей других экспедиций, достигавших Предела.

К тому времени, когда меня обсушили и начали облачать в чистое (вертя задами и призывно хихикая), я успел дважды обревизовать список известных мне фактов и дважды убедиться в том, что они ничего не объясняют. Но если принять на веру, что Мефодий родился на "Луаре" и прожил там первую треть своей жизни, то многое в нём перестает казаться странным. Например, то, что он носит вышедший из моды комбинезон "под звездолетчика" (уж не настоящий ли?). Плюс привычка подолгу и молча пялиться в звёздное небо (когда в нём не видно Деймоса). Плюс более чем серьёзное отношение к юмору как форме человеческого общения (что было свойственно, если судить по книгам, Героическому двадцать первому веку). Словом, очень даже не исключено, что мы с Мефодием Щагиным - не просто однофамильцы.

Вот только одно непонятно: когда это Щагины успели заделаться князьями, да ещё и узурпировать несуществующий российский престол? "Всея Великия и Малыя и Белыя и Дальния..." Или это - бзик богатенького господина Волконогова? До неприличия заскучал и решил поразвлечься. Отгрохал Стену из настоящих кирпичей, понастроил теремов, костюмировал кучу статистов. Самого Марьяна-Вихря в ездовые нанял. Таможню купил: исключительно и только для того, чтобы не выпускать меня из Анисово до начала спектакля...

Остается ещё загадочный пьяный бред Колюньчика Стахова: разумные черви-оборотни, сочинитель Саргасса из Южной Америки и криптолингвист из Швеции. Или Дании?

И остаются ещё опричники на турбоциклах. "Отгони псов". Гм. Похоже на то, что они едва не сорвали спектакль, и жаль, что им это не удалось. Лучше бы они меня поймали... А может, они тоже куплены? Может, потому и не поймали, что не ловили, а гнали в ловушку?

И может быть, мне всё же позволят выспаться, прежде чем продолжать комедию?

Когда меня, отчаянно зевающего и путающегося в рукавах и полах тяжёлых (наверное, царских) одежд, вели под белы руки из бани обратно в терем, мне опять повстречался Гороховый Цербер. Разыгралась безобразная сцена: дряхлый старец пал на четыре кости, нечленораздельно взвыл и затеял возить лысиной по песку. Я попытался его обойти, но у старого шута, похоже, был третий глаз на макушке. Бороздя лбом песок и сковыривая им же кирпичи бордюрчика, Цербер на карачках кидался в ту же сторону, что и я, неизменно оказываясь у меня на дороге.

- Уберите дурака! - заорал я, обращаясь к добрым молодцам. - Что ему от меня надо?

Но они, видимо, тоже оторопели. Они едва успевали шарахаться вместе со мной то влево, то вправо, но продолжали при этом крепко держать меня под руки.

- Ручку, светлый князь, - раздался чуть позади тихий голос филёра Савки. - Ручку не изволите ли подать моему папане? Для целования, в знак того, что не держите на него зла-с...

И вот тут со мною, кажется. приключилась истерика - потому что дальнейшее я помню урывками.

Помню, как топал ногами в песок, орал: "Во-он!" - и распихивал добрых молодцев, норовя локтем в зубы. Помню, как из терема набежала толпа каких-то бородатых, в мохнатых шапках и воротниках (одного я немедленно и с наслаждением дёрнул за бороду), суматошно трясли рукавами и приговаривали:

"А не в себе светлый князь - или куражится?"

"Не в себе-с, не в себе-с..."

"Истинный Рюрик!"

"Берсерки-с, варяжья кровь!.."

Помню, как меня, продолжающего орать: "Кончайте комедию!" - месить конечностями воздух и требовать, дабы предстал пред мои светлы очи сукин сын господин Волконогов, куда-то несли.

И больше ничего не помню, кроме мокрой от слёз подушки, которую я кусал, а она напрягалась и взвизгивала, пока я не спихнул её на пол и не заснул так.

11

...А всё началось с того, что погибли мои туберозы.

Я к ним привык за восемь лет. Я даже разговаривал с ними, когда мы оставались одни. Им было не по себе под атмосферным куполом Норильска, и они часто вспоминали Данию, где когда-то цвели под открытым небом. А вот Южную америку, свою историческую родину, они уже не помнили - про Южную Америку им рассказывал я. Наверное, врал безбожно, потому что никогда в ней не бывал. Я вообще нигде не бывал, кроме трудотерапевтического санатория на Ваче, где меня лечили от "звёздной лихорадки", и высокогорного курорта на Памире - там был Азиатский филиал Лицея нетрадиционной медицины... Впрочем, туберозы, наверное, тоже привирали, когда восхищались Данией. Открытое небо в приморской стране? Разве что очень большой купол из очень качественного коллоидного газа - а то и целая система куполов на изрезанном фиордами побережье... В Норильске мои туберозы были эмигрантами; эмигранты всегда привирают, вспоминая родину.

Мы с ними познакомились по почте, через бесплатный рекламный каталог семян, однажды оказавшийся в моей почтовой нише. Мне понравилось звучное имя цветов, и в тот же вечер я отправил заявку. Адрес был датский, семена оказались луковицами, а моя кредитная карточка по исполнении заявки заметно поголубела. Больше года я обслуживал только богатых (и очень капризных) клиентов, прежде чем вернул ей насыщенную синеву умеренного достатка. Все мои подружки вместе взятые обошлись мне, ей-Богу, дешевле, чем эти цветы.

За восемь лет - восемь периодов цветения - я сменил восемь подружек. Что делать: Норильский купол - не самая надёжная защита для эфирно-масличных культур, и я не каждый день рисковал выставлять их на веранду. Мигрень мигренью, но цветы не виноваты в том, что умеют разговаривать только запахами. Лично мне их болтовня нисколько не мешала...

Утром того несчастливого дня я поверил синоптикам, обещавшим, что южный циклон пройдёт мимо, и вынес мои туберозы из комнат. Циклон не захотел пройти мимо, а синоптики не успели нарастить мощность купола. За час до полудня с юга, со стороны Мазутных Болот, в прореху хлынула кислотно-парафинова взвесь.

Я работал, когда начался дождь. В моём кабинете сидел клиент с фиолетовой карточкой и тремя запущенными зубами, я уже восстановил ему подгнившие нервы и как раз заращивал последнее, особо каверзное дупло. Клиенту было щекотно, он то и дело дёргал языком, а я не мог использовать марлевые тампоны: моя реклама гарантировала бесконтактное лечение. Поэтому все ренессансные пассы я выполнял только правой рукой, сосредоточив биотоки левой на языке.

Новорождённая эмаль затвердевает долго - никак не менее трёхсот секунд. Всё это время я вынужден был стоять рядом с клиентом, удерживать любопытный язык в четверти дюйма от зуба и беспомощно вглядываться в чёрные от дождя стёкла, зная, что там погибают мои туберозы.

Едва закончив, я выбежал на веранду. Было поздно.

Даже луковицы, только-только начавшие оформляться, были все до единой изъедены дождём.

Вечером я узнал, что респектабельные кварталы Центра не пострадали, а нам, жителям южной окраины, выплатят компенсацию. Как всегда...

Мои туберозы я сжёг под окнами дома: представлялось кощунством просто бросить их в утилизатор. Костёр догорел... Я разбросал пепел, вернулся в пустой дом и заказал водку. Было за полночь. Дворники успели вымыть все окна и уже шебуршали манипуляторами по крыше, циклон ушёл, над куполом сиял полярный день.

Я пил и не мог опьянеть. Было слишком пусто - и внутри, и снаружи. Некого стало любить - и всё обессмыслилось. Дом и душа опустели.

Утром я понял, что это был рецидив "звёздной лихорадки": я пережил его в такой вот редкой, но достаточно известной форме, которую психологи называют "инверсией сверхценной идеи". К сожалению, я слишком поздно поставил себе диагноз.

На столе, меж трёх пустых бутылок лежала моя девственно белая кредитная карточка, а в почтовой нише я обнаружил путёвку от межпланетной туристической фирмы "Диаспора".

Путёвка обещала увлекательный вояж по самым экзотическим мирам Вселенной: стратосферные поселения на Венере, подводные парки Европы, ледовые пещеры Ганимеда, террасы Мимаса и города-колодцы Оберона. Ну и, конечно же, непостижимый Русский Марс, с возможным посещением музея Последней Звёздной.

Отказ от вояжа означал возвращение лишь трети его стоимости: уже не принадлежавший мне опустевший дом в Норильске я всё равно не мог бы выкупить обратно. А съехать надлежало не позднее, чем через месяц после продажи. Зато отправляться в вояж можно было в любую из пятниц текущего года.

Что ж, зубы у людей болят не только на Земле!..

Дальняя Русь была последней в списке, но первой в маршруте. И уже на пути к Марсу мне пришлось возобновить практику: "Диаспора" оплачивала лишь необходимые расходы, не включая в число таковых секс. Пользуя гнилозубых туристов первого класса и офицерский состав экипажа, я получил возможность завести подружку.

У неё было редкое имя Аглая и не менее редкое отчество Феоктистовна, она оказалась коренной марсианкой и возвращалась домой из Сорбонны, где изучала историю православия. Её папенька был священником в Дальнем Новгороде, имел приход в Купеческой Слободе и отличался истинно русской широтой взглядов: плотские грехи о. Елизар (в миру Феоктист) отпускал легко, а самые строгие епитимьи налагал на скаредов и любомудрствующих... Скаредом я, слава Богу, не был и работал как проклятый, чтобы доказать это Аглае. А любомудрием мы грешили вместе: наши легкомысленные дискуссии на обзорной палубе (о природе сил Вселенского Предела с точки зрения теософии) о. Елизар счёл бы куда как более серьёзным прегрешением, чем наши бурные ночи в её каюте. По крайней мере, так утверждала Аглая.