Нина Бодэн - Знакомые страсти

• Название: Знакомые страсти
• Автор: Нина Бодэн
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-85050-631-4

Романы современной английской писательницы Нины Боуден «Круговорот лжи» и «Знакомые страсти» объединяет тема обмана в жизни и в искусстве. Автора интересует современная семья, проблемы брака, взаимоотношения родителей и детей. Творчество Нины Боуден отличает глубокий психологизм и тонкий юмор.

---

Сняв кота со своей груди, Малышка ласково сказала ему:

— Все в порядке, дурачок, я не против, не волнуйся, просто мне пора встать и приготовить нам с тобой вкусный завтрак. Как ты насчет молока? А себе я сделаю кофе с тостом, ну и, может быть, сварю яйцо. Сегодня никакой работы. Все сделано, и мы можем вместе отдохнуть.

Валтасар замурлыкал, потерся шелковистым бочком о голые ноги Малышки и отправился впереди нее в кухню. Малышка налила ему молока в блюдце и поставила кофе на огонь, после чего стала смотреть в окно на канал, на большие пропыленные деревья, которые только-только начали менять окраску, на флотилию пестрых уток, на длинную крашеную баржу, которая медленно проплывала мимо, разрезая носом коричневую воду. На дальнем берегу по тропинке, обсаженной деревьями, ходили люди, выгуливавшие собак: женщины в летних платьях, мужчины в рубашках с короткими рукавами медленно прохаживались туда-сюда солнечным утром, обещавшим еще один не по сезону теплый день. Наблюдая за ними, Малышка вдруг подумала, что и ее жизнь теперь течет в прогулочном ритме. Впереди не заполненный никакими заботами день. Правда, ей надо, она должна позвонить мафочке и Эйми, написать письмо Пэнси, но и все. Малышка зевнула и потянулась, почесала левую ягодицу. На другом берегу большой бело-коричневый пес с длинным пушистым хвостом покрутился-покрутился и присел, а рядом застыл в ожидании его высокий и довольно молодой хозяин в джинсах, который вдруг посмотрел прямо на окно Малышки, улыбнулся и помахал рукой.

Малышка отступила от окна, прикрыв грудь руками. Похоже, махал и улыбался он таким образом не в первый раз, словно в это время ему было привычно видеть стоящую возле окна женщину в ночной рубашке. Наверно, мисс Лэйси тоже пристраивалась у окна в ожидании кофе. Малышка рассмеялась. Не может быть, чтобы даже на таком расстоянии и на такой высоте она ничем не отличалась от мисс Лэйси. Н-да. Молодой человек, видно, считает иначе. Остановившись на привычном для пса месте, он посмотрел наверх и увидел то, что ожидал увидеть. Естественно, не Малышку Старр, прелестную, энергичную женщину тридцати с небольшим лет, уловившую минутку, чтобы взглянуть на окружающий мир, а несчастную рехнувшуюся мисс Лэйси, которая всю жизнь наблюдает и ждет. Разговаривает с котом, прислушивается к призракам, ждет месячных…

Малышка опять рассмеялась, но уже не весело. Ей стало страшно. Вбежав в ванную комнату, она уставилась на свое отражение в зеркале мисс Лэйси и встретила дикий черный взгляд под копной нечесаных волос. На лице было испуганное безумное выражение — куда там мисс Лэйси.

— Откуда тебе знать, милая девочка, — со злостью проговорила Малышка, — что ты не сойдешь с ума? Разве тебе известно твое будущее?

Глава третья

Малышке приснилось, что Джеймс умер. Проснувшись, она не смогла припомнить подробности этого сна, разве что точно знала, что он совершил самоубийство. Как ни странно, ее первой реакцией был вздох облегчения — не надо больше бояться его, не надо читать дурацкие письма, не надо иметь дело с адвокатами и думать о суде и разводе…

«До чего же я стала бессердечной», — попыталась укорить себя Малышка, но на самом деле не испытывала по этому поводу никаких чувств. Ей показалось, что, избавившись от Уэстбриджа, она одновременно избавилась от многих дорогих ей прежде чувств так же, как от роли матери, жены, домоправительницы. Как было не изумляться столь скорой перемене и не нервничать из-за холодной, черствой, эгоистичной женщины, какой она, по-видимому, стала?

Малышка повторяла себе, что эта холодность временная. Просто ей пока не удается оправиться от шока. Не исключено, Пэнси права: не стоило так внезапно уходить из дома. Теперь она напоминает себе беженку без корней, без своего угла.

По мере того как Малышка обследовала улицы и площади возле канала, ощущение бесприютности усиливалось. Некоторые из здешних красивых домов, построенных сто лет назад для высокооплачиваемых чиновников, купили и отреставрировали молодые работающие пары, которым Челси и Кенсингтон не по карману. Зеленые лавры в декоративных кадках нашли себе место возле заново покрашенных дверей, в цветные оконные стекла на первых этажах были видны современные кухни с посудомоечными машинами, металлическими раковинами, смесителями, мебелью из сосны. Из неспасенных домов — как здесь говорили, «необлагороженных» — многие стояли с заколоченными окнами, но в других как будто еще жили люди, заботливо поливавшие герань на подоконниках и выставлявшие на полуразрушенные крылечки пластиковые мешки с мусором.

Обходя эти мешки, содержимое которых пачкало тротуары с лаврами, стараясь не наступить на собачьи экскременты (среди молодых пар было модно заводить громадных ирландских волкодавов), Малышка размышляла о том, что ее прежняя жизнь была не только как будто в другой стране, но и на другой планете и многие световые годы, тысячелетия назад. Ей с трудом верилось, что одно и то же солнце освещает политые площадки для гольфа, бассейны и частные зоопарки Уэстбридж-Хилл и эту городскую пустыню. Ее несчастные мозги (свою холодность она начала считать несчастьем) воспринимали храбрые попытки облагородить городской район, разбить скверики, устроить детские площадки, поставить урны и скамейки вдоль канала всего лишь как усугублявшие здешнее убожество. На скамейках вечно лежали пьяницы, заполнявшие урны бутылками, посаженные деревья надо было защищать проволокой от вандалов, детишки не желали играть на площадках, предпочитая выуживать из грязной воды «сокровища» или бить окна в больших и пустых фабриках и складах на берегу, похожих на экспонаты в музее индустриальной археологии.

И люди, подобно домам, во всяком случае те, которых Малышка видела, прогуливаясь по утрам, казались ей заброшенными и в той или иной мере ущербными. Владельцы обновленных домов разъезжались после завтрака в своих «фольксвагенах» и «вольво», их дети уходили в школу, оставляя улицы и набережные канала потрепанным жизнью домохозяйкам, пьяницам, безработным, инвалидам, а река приносила мертвых кошек, пластиковые бутылки и гнилые фрукты к запертым воротам шлюза. Малышке казалось, что ей еще не приходилось видеть место, где так лезли бы в глаза печальные стороны жизни. Бродяги здесь были грязнее, пьяницы — пьянее. Гомосексуалист, живший в доме напротив, был словно злой пародией на гомосексуалистов со своими длинными вьющимися волосами, украшенными ленточками, с длинной золотой серьгой в ухе, с туфлями на высоченных каблуках. У киприота, державшего магазин на углу, не было одного глаза, к тому же он прыгал на деревянной ноге вместо того, чтобы сделать себе нормальный протез. Одинокие и сумасшедшие жестикулировали, смеялись, плакали и разговаривали — но только сами с собой, избегая чужих глаз. Если Малышка улыбалась кому-нибудь, проходя мимо, от нее всегда отворачивались.

Однажды утром с Малышкой заговорила старуха; возле канала она села на скамейку рядом с ней и сказала:

— Если не возражаете, я немного отдохну.

— Ну конечно же, не возражаю. — Малышка подвинулась. — Сегодня прекрасный день.

Старушка устало тяжело вздохнула. Ее маленькие опухшие ножки в матерчатых шлепанцах не доставали до земли.

— Я почти не выхожу, но когда-то надо сделать над собой усилие, правда?

— В такой замечательный день надо.

Голос Малышки прозвучал неестественно бодро, и взгляд ее собеседницы стал настороженным: взгляд поблекших глаз на поблекшем старческом лице.

— Ну да, конечно, — ворчливо согласилась она. — Здесь у воды получше. Я живу высоко, на десятом этаже, там все лето как в печке. Думаю, нам должны приплачивать за то, что мы там живем. Лифты почти никогда не работают. На лестницах везде подростки, дышат всякой дрянью. Поймаешь их за этим, а им хоть бы что. Я хочу сказать, нет смысла даже вызывать полицейских. И жаловаться нельзя, всякое может случиться. Хуже всего вечером. Сидишь себе, слушаешь, как они там бегают вверх-вниз, и Бог знает что лезет в голову. Я уж давно никуда не выхожу по вечерам. Раньше любила поиграть в бинго, когда еще муж был жив, а с тех пор, как его нет, мне все равно.

— Сочувствую вам, — сказала Малышка.

— Он забрал с собой часть меня. Это правда, хотя так для него было лучше. За несколько месяцев от него ничего не осталось. Был большой здоровенный мужчина, шесть футов ростом, а под конец в нем было не больше шести стоунов[3]. Кожа да кости и никаких радостей, разве что выпить чуточку в баре по субботам. Я больше не хожу туда. Никуда не хожу. Зачем? Одно и то же везде. Это одиночество. Так я и говорю своим мальчикам.

— У вас есть дети? — спросила Малышка, пытаясь ухватиться за более оптимистическую тему.

Женщина кивнула.

— Они хорошие мальчики, вы не думайте! Пятеро их, все выросли, переженились, меня не забывают. Стоит мне захотеть, и они все сделают. А я молчу. Последнее дело — брать у детей. Я хочу сказать, ведь это я вырастила их и ухаживала за ними. Конечно же, я хожу к ним в гости. Днем. Не хочу спать не в своей постели. У меня есть соседка, Пегги, заходит, смотрит, как я, бегает в магазин, если мне ноги отказывают. Это началось, когда муж умер, иногда по утрам ноги словно свинцом налиты. Пегги приносит мне газету и сигареты, ну и что-нибудь на обед. Наверно, кто-то из моих сыновей подкидывает ей время от времени деньжонок. Надеюсь, так оно и есть, хотя приятно думать, что она не из-за этого приходит.