Дина Рубина - День уборки

• Название: День уборки
• Автор: Дина Рубина
• Жанр: Русская классическая проза

---

Рубина Дина День уборки

Дина Рубина

День уборки

Нюра берет недорого - пять рублей за день. Но это, конечно, с хозяйскими харчами и чтоб за обедом обязательно поднесли. В этом пункте Нюра особенно не кочевряжилась, годилось все: и сухое, если белой в доме не водится, и портвейн, и даже домашняя наливка.

А что, домашняя наливка, если ее по правильному рецепту сделать, лучше любого магазинного. Вот, к примеру, какое домашнее делал всегда Владимир Федорович, царствие ему небесное! И смородинную, и рябиновку, и сливянку - и все из своего, все на даче росло. А однажды даже из винограда сделал, из того самого, что их молодая приятельница с юга прислала.

Веселый был покойный Владимир Федорович, и умер-то совсем не старым - и шестидесяти восьми не было. Жить и жить... После его смерти Галина Николаевна и дачу продала, и машину продала. А зачем ей машина? Одна как перст осталась. Детей-то у них с Владимиром Федоровичем не было, единственная дочка еще в младенчестве умерла.

Одна только радость - это молодая приятельница с юга иногда в Москву приезжала. Сама-то Нюра ее не видела, не приходилось как-то, а вот портретик на стене в кабинете Владимира Федоровича часто рассматривала. Моет там окна или полы натирает и нет-нет да и взглянет на портретик, а то подойдет и смотрит, смотрит... На лицо ее как-то смотреть хотелось. Чистое очень лицо, губы улыбаются, обманывают губы, а глаза вот обмануть никого не могут. И раздор этот улыбающихся губ и тоскливых глаз был на портрете весь как на ладони.

Нюра, бывало, смотрит, смотрит, потом смахнет пыль со стекла и жалеючи так спросит портретик: "Ну, че прикидываешься-то?" Однажды обернулась, а в дверях кабинета Владимир Федорович стоит - локтем в косяк уперся, сильной пятерней седые волосы назад забросил.

- Что, Нюра, - и кивнул на портрет, - нравится?

- Ага. - Она отступила на шаг и, склонив набок голову, еще раз окинула взглядом портрет. - Только скушна чего-то...

- Нет, - возразил он, - она веселая... Она такая. - И не нашел слова, только прищелкнул пальцами. - Это, Нюра, женщина, перед которой - плащ в грязь!

Недаром писатель. Придумал тоже - плащ, и вдруг - в грязь. С чего это?.. Впрочем, к красоте чьей бы то ни было Нюра относилась уважительно, может быть, потому, что сама была кургузенькой женщиной с постоянно воспаленными от возни со стиральными порошками красными веками без ресниц, со смешным тонким говорком.

Были у Нюры клиенты и поважнее. В ее записной книжке (а у Нюры, как у всякого делового человека, была записная книжка) такие адреса встречались ой-ей! У нее была своя клиентура уже много лет. В основном Нюра убирала Большому театру, некоторым писателям и двум композиторам. За ней охотились, переманивали к себе, к ней "составляли протекцию", потому что Нюра брала недорого, а возилась весь день: и окна мыла, и полы натирала, и стирала. И все делала на совесть, а это сейчас большая редкость.

О Владимире Федоровиче Нюра вспомнила сегодня потому, что убирать к ним шла. То есть не к ним теперь, конечно, а к ней - Галине Николаевне. День подошел - семнадцатое октября. Галина Николаевна давно на семнадцатое записалась.

Вот только добираться Нюре было далековато - из Мытищ. На электричке, потом на метро с одной пересадкой, а там на автобусе.

...Время неуклонно тянулось из осени в зиму, и этот день - мутный с самого утра - был, наверное, последней гирькой на весах природы, клонящихся к зиме. Летящий острый дождь то набирал силу, то сникал, как бы раздумывая перейти ему в снежок или еще потянуть эту осеннюю волынку.

В подъезде Галины Николаевны Нюра отряхнула свой красивый, с яркими бирюзовыми узорами, зонтик, сложила его и вошла в лифт. Хотя Галина Николаевна жила на втором этаже, Нюра всегда поднималась к ней в лифте, она вообще никогда не пренебрегала теми благами, которые можно было выколотить у жизни, а уж тем более теми, что доставались даром. Перед дверью, обитой черным дерматином, она тщательно вытерла ноги о тряпку, которую собственноручно после каждой уборки постилала, и нажала на кнопку звонка.

За дверью зашлепали тапочки, и какая-то чужая женщина долго возилась с замком, приговаривая низким хрипловатым голосом: "Сейчас... минуту... Свинство какое-то..." Наконец дверь открылась, и Нюра увидела в коридоре девочку. Девочка была в ситцевой косынке и веселом фланелевом халатике Галины Николаевны.

- Я смотрю, туда - не туда попала? - удивляясь, спросила Нюра.

- Туда, туда... - сказала девочка низким женским голосом. - Ну заходите, холодно...

В коридоре девочка принялась раздевать Нюру, чего никогда никто еще не делал, даже собственная Нюрина дочь Валя, и этим привела ее в еще большее недоумение.

- Ой, да спасибо, да не надо, - смущаясь, приговаривала Нюра, а сама прикидывала: кем может приходиться Галине Николаевне эта девочка, так свободно чувствующая себя в хозяйском халатике? "Должно быть, внучатая племяшка из Торжка", - наконец сообразила она и вспомнила, что вроде когда-то уже видела эту девочку, лицо знакомое.

- А я по уборке, - сказала Нюра.

- А я знаю, - просто сказала девочка. - Вы - Нюра... Пойдемте, мне велено вас завтраком накормить.

У нее было хорошее лицо с доверчивым выражением ничего не понимающего в жизни ребенка. Вот только мелкие веснушки портили. "Может, израстется", - с сочувствием подумала о ней Нюра. Впрочем, на кухне, где было посветлее, стало видно, что девочка постарше, чем показалось Нюре сначала. Можно ей было дать теперь и восемнадцать, пожалуй... Она быстро нарезала сыр, колбасу, хлеб, разбила на сковородку четыре яйца. "Племяшка... - подумала Нюра, принимаясь за еду. - Ихняя порода - кормить не жалея".

- Я забыла, вам наливку когда давать? Сейчас?

- Не, эт в обед! А то разморит, - охотно объяснила Нюра. - А что там?

- Рябиновка... - Девочка подняла бутыль повыше, и жидкость заколыхалась в ней тяжелым кроваво-розовым телом. - Дядя Володя делал.

- А ты племяшка будешь?

- Нечто вроде, - как-то неопределенно ответила она. - Так наливать?

Нюра полюбовалась на полную бутыль, помедлила, изображая озабоченность предстоящей уборкой... На самом деле это было то непредвиденное благо, которое случайно, в спешке обронила жизнь, и не поднять это благо было преступлением.

- Ну, плесни чуть... - разрешила Нюра. Заедая рябиновку толстым бутербродом и чувствуя, как знакомо согревается веселым теплом выпитого душа, Нюра неожиданно поделилась:

- Сейчас в метро мужик какой-то замуж звал. Вы, грит, очень мне подходящая, мне лицо ваше нравится. Доброе, грит, лицо...

Девочка села напротив Нюры, подперла подбородок сцепленными в кулак руками и серьезно уставилась на Нюру, подалась к ней детски доверчивым лицом.

- Приличный человек? - спросила она.

- Прили-ичнай! - подхватила Нюра, довольная, что ее слушают так кротко и внимательно. - В кроличьей шапке, пальто тако солидное... Молодой еще мужчина, наверно, и шестидесяти нет.

- А что он - вдовец, разведенный?

- Вдовец, вдовец... - подхватила Нюра. - Жена в прошлом году померла, а дети уже взрослые... - Ей все приятнее было говорить с этой девочкой, которая слушала ее не перебивая, смотрела серьезно теплыми карими глазами и вставляла замечания сочувственно и в самую точку. - Хозяйство у него на Клязьме... Дом, куры, индюки, поросенок есть... Замучился, грит, с хозяйством, женщина нужна хорошая, работящая... А я, грит, вижу - лицо у вас доброе.

- Ну и что же вы, Нюра, согласились?

- Не-е! - весело усмехнулась Нюра, хрустя огурчиком. - Ишь чего! Мне одной-то спокойней. Сын, Коля, уже техникум кончает. Дочка поваром в столовой... Сама себе я начальник. И все.

- Жалко... - задумчиво сказала девочка, и видно было по лицу, что она даже огорчилась за Нюру. - Он одинок, вы одиноки... Даже адреса не оставили?

- Не! - так же задорно-весело воскликнула Нюра. - Да я с им всего три остановки ехала...

Она вдруг совсем некстати вспомнила вчерашний разговор с Валькой на кухне, когда дочь, поеживаясь и пряча от матери глаза, неожиданно расплакалась и сказала, что беременна, уже второй месяц, а Сережка и не заговаривает о свадьбе... Нюра поначалу от этой интересной новости даже затрещину Вальке влепила, а ночью все ворочалась, ворочалась, так и эдак прикидывала и решила наконец, что в воскресенье пойдет к Сережке домой, потолкует с матерью. А то детей строгать они все мастера, пусть человеком себя покажет.

В прихожей позвонили. Это вернулась из магазина Галина Николаевна. Нюре из-за стола было видно, как в прихожей девочка снимает с нее пальто.

- Лина, я купила ваши любимые сырки с изюмом, - устало сказала Галина Николаевна девочке.

- Начинается беготня по гастрономам в поисках мифических "любименьких" деликатесов, придуманных дядей Володей, - сварливо ответила на это девочка, - хотя на самом деле я могу сено жевать.

- И все это вместо одного слова, - укоризненно заметила Галина Николаевна.

- Спасибо, спасибо, - ничуть не смущаясь замечанием, девочка чмокнула ее в щеку и подала тапочки. - Нюра пришла. Она сейчас в метро не вышла замуж, хотя ей предлагал это приличный человек в кроличьей шапке и с поросенком.