Дуглас Рид - Спор о Сионе. 2500 лет еврейского вопроса

• Название: Спор о Сионе. 2500 лет еврейского вопроса
• Автор: Дуглас Рид
• Издательство: Концептуал
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905692-25-3

Представлен осмысленный анализ истории человечества за последние более чем 2000 лет, вскрывающий многое в современной политической жизни — то, что для широких масс покрыто мраком и скрывается системой невидимой цензуры.

Книга основана на огромном фактологическом материале, на беседах автора с ведущими политиками XX века. "Спор о Сионе" потребовал обширных исследований и тщательной проверки, и время продолжает подтверждать их достоверность.

---

Генерал Марк Кларк — блестящий офицер, переведенный впоследствии на второстепенные должности и подавший в отставку — говорит об «ошибках» или «промахах» (blunders), однако цитированный нами документ, как и многие другие источники, ставшие теперь доступными, показывают, что принятое тогда решение не было ошибкой в обычном значении этого слова, т. е. промахом в результате неправильного учета возможных последствий. Последствия не только ясно предвиделись, но входили в расчеты принимавших решение; в этом в настоящее время не может быть ни малейших сомнений. Это решение было не военным, но политическим, и оно было сделано группой лиц, окружавших президента. В области военных операций оно было точной паралелью решениям в сфере ленд-лиза: подчинение всех остальных соображений интересам революционного коммунистического государства.

В результате всего этого война, которая могла закончиться (вероятно уже в 1944 г.) освобождением стран, покоренных Гитлером, и оставила бы советское государство в пределах естественных русских границ, или недалеко за ними, а Европу в состоянии равновесия, тянулась далее в течение 1944 и 1945 г. г» в то время как германским войскам в Италии была дана передышка, а дорогостоящая высадка на юге Франции ничем не помогла главному фронту вторжения в Нормандии. Характер, который война приобрела в ее последние 10 месяцев, был навязан ей советским правительством с помощью его прямого агента в правительстве США, известного под именем Гарри Декстера Уайта, которого все известные авторитеты считают с тех пор автором плана полного разрушения Германии и отдачи всей Европы под советское «господство», ставшего известным, как «план Моргентау». Тень этого плана нависла (как будет показано далее) над западными армиями, постепенно пробивавшими себе путь к границам Германии. До последнего момента Черчилль (несмотря на поражение его плана ударить «под мягкий живот противника» на Балканах) пытался спасти все, что еще было возможно, начав энергичное наступление левым флангом союзных армий на Берлин и дальнейший обход его на восток. История этого описана в мемуарах как самого Черчилля, так и Эйзенхауэра. Эйзенхауэр описывает, как он отклонил предложение фельдмаршала Монтгомери в конце 1944 г. бросить все наличные силы в энергичное наступление на Берлин. По его мнению, план был слишком смелым и рискованным, хотя ранее в своих воспоминаниях он мягко упрекает Монтгомери в чрезмерной осторожности. В течение последующий месяцев он продолжал неторопливое наступление на всем западном фронте, дав возможность Красной Армии пробиться глубоко в Европу, а в марте 1945 г. (после конференции в Ялте, когда стало ясным намерение Советов не освободить, но захватить Румынию и Польшу, и Рузвельт начал посылать официальные протесты Сталину) генерал Эйзенхауэр уведомил советского диктатора о своих военных планах прямой телеграммой «лично маршалу Сталину». Сообщение этих планов Сталину еще до согласования их с Союзным Генеральным Штабом вызвало раздраженный протест Черчилля, до последнего момента старавшегося предупредить готовившееся фиаско требованием, чтобы по крайней мере Вена, Прага и Берлин были заняты войсками западных союзников.

Все это было напрасным. Генерал Маршалл уведомил Лондон из Вашингтона, что он полностью одобряет как «стратегическую концепцию» генерала Эйзенхауэра, так и «процедуру ея сообщения русским». После этого союзное продвижение на Западе фастически совершалось по получении согласия Советов, советы же Англии во внимание не принимались. Генерал Эйзенхауэр 28 марта 1945 г. сообщил непосредственно Сталину, что он «остановит свои войска не доходя до Вены. 14 апреля он же уведомил Союзный Генеральный Штаб, что он остановится в 70 милях (112 км), не доходя до Берлина, на линии Эльбы, присовокупив: «с вашего согласия, я предлагаю известить об этом маршала Сталина»; поскольку британские возражения уже были отклонены, первые три слова этой фразы были простой формальностью. Оставалась еще Прага, столица оккупированной Чехословакии. Эйзенхауэр сообщил Сталину, что, «если положение этого потребует», он будет наступать на Прагу, поскольку у него крупные силы бездействовали на чешской границе. Сталин ответил (9 мая 1945 г.), предлагая ген. Эйзенхауэру «воздержаться от продвижения союзными войсками в Чехословакию… за линию Карлсбада, Пильзена и Будвейса». Эйзенхауэр немедленно отдал приказ генералу Паттону остановиться на этой линии.

Так произошло то, что Черчилль в своих воспоминаниях называет «отвратительным разделом Европы», добавляя пустые слова о том, что «он не может долго продолжаться». Пять лет спустя генерал Эйзенхауэр заявил, что ответственность за все три роковых решения нес он один. «Я должен внести здесь полную ясность. Вашим вопросом Вы подразумеваете, что решение не наступать на Берлин было политическим решением. Наоборот, ответственность за это решение лежит только на одном лице во всем мире. Это был я. Никто не вмешивался в это ни в малейшей степени». Это было ответом на вопрос, заданный па обеде Общества юристовторода Нью-Йорка, 3 марта 1949 г., который гласил: «Общее мнение таково, что если бы наши армии заняли Берлин… и Прагу, картина послевоенного периода могла бы — быть иной… Если бы наши политические лидеры… не вмешивались в Ваши военные действия, направленные на занятие возможно большей территории…не думаете ли Вы, что тогда послевоенная картина была бы совершенно иной?»

Слова Эйзенхауэра не могут быть правдой, даже если он сам думал, что это так и было. Приказ задержать союзное наступление, пока Красная армия не захватит Германию и центральную Европу с их тремя столицами, явно следовал политике, которая, как уже было показано, направляла «ленд-лиз»: предпочтение требованиям советского государства перед всеми остальными союзниками, и даже перед нуждами самой Америки. Биограф Эйзенхауэра, его бывший морской адъютант, капитан первого ранга Гарри Батчер, особо отмечает, что к тому времени, когда генерал Эйзенхауэр (вопреки протестам Черчилля) вступила прямые переговоры с Москвой по вопросу о границах союзного наступления, вопрос «границ и зон оккупации уже выходил за пределы компетенции ставки верховного командования». Действия генерала Эйзенхауэра ясно следовали политическим планам, предрешенным на самом высшем уровне; к тому времени, когда он стал президентом США, последствия этой политики были для всех ясны, и вполне возможно, что Эйзенхауэра «преследовал» пример Рузвельта (как этого последнего всегда «преследовал» пример Вильсона). Черчилль дал (11 мая 1953 г.) точную оценку военных операций, задержавших Вторую мировую войну, ставшую вторым разочарованием для войск, считавших себя победителями: «Если бы Соединенные Штаты послушались нашего совета после установления перемирия в Германии, западные союзники не отвели бы своих войск от достигнутых ими рубежей на условленные границы оккупационных зон, до тех пор пока не бым бы достигнуто соглашение с Советской Россией по многим спорным вопросам относительно оккупации вражеской территории, в которой германская зона была, разумеется, одной только частью. Однако, наша точки зрения не была принята, и большая область Германии была передана для оккупации Советам без того, чтобы бым достигнуто общее соглашение между всеми тремя странами-победительницами» Вся политика передачи вооружения, товаров и народного богатства, а также ведения операции во время Второй мировой войны служила, таким образом, дальнейшему распространению революции. Другим путем, способствовавшим этому же распространению, была систематическая капитуляция западной государственной политики на самом высшем уровне во всех переговорах и на всех конференциях, состоявшихся по мере развития военных действий. Описывать все эти встречи (в Атлантическом Океане, в Каире, Казабланке, Тегеране и Ялте) означало бы излишне утруждать читателя. Чтобы продемонстрировать контраст между первоначальными декларациями высоких целей войны и «конечной капитуляцией перед тем, что в ее начале столь усердно обличалось, достаточно кратко описать первую (в Атлантике) и последнюю (в Ялте).

«Атлантической хартии» предшествовало третье послевыборное выступление Рузвельта 6 января 1941 г., в котором он уведомил еще не вступившую в войну Америку, что он «ожидает увидеть в будущем мир, покоящийся на принципе четырех основных свобод… свободе слова, свободе религии, свободе от нужды и свободе от страха». Вскоре после этого, 14 августа того же 1941 г., Атлантическая хартия — совместное произведение Рузвельта и Черчилля — воспроизвела фразеологию, с которой давно уже были знакомы все, кто дал себе труд прочесть «Протоколы» 1902 г. (интересно, ознакомились ли с ними наши «премьеры-диктаторы»?). В ней перечислялись «определенные основные принципы», которые должны были управлять политикой Америки и Англии и на которых оба подписавшие хартию «основывали свои надежды на лучшее будущее для всего мира». Первым был «откзз от всякого территориального или иного расширения», а вторым «отказ от территориальных изменений, не соответствующих свободно выраженным пожеланиям самих заинтересованных народов». Третьим принципом было «право всех народов избирать для себя желаемую форму правления; и далее, желание видеть восстановленными суверенные права и самоуправление всех тех, кто был их насильно лишен».