Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море

• Название: Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1971

В конце пятидесятых годов англо-американские разведывательные центры забросили в СССР группу шпионов. Руководители зарубежных радиоцентров считали, что переброска прошла удачно, и тогда по открытому пути в Советский Союз в течение нескольких лет пробирались хорошо обученные резиденты.

О работе советских разведчиков, сумевших обезвредить опасных пришельцев и даже проникнуть в английский разведцентр, и рассказывается в первой книге романа.

---

Держался Август спокойно, знал и умел, должно быть, многое, и Приеде был доволен новым начальником.

На самолете, до места выброски, их провожал молодой полковник, которого Август называл Павлом Михайловичем.

Из разговора Августа с Павлом Михайловичем, когда обсуждались последние детали предстоящей операции, Приеде понял, что с ним летит опытный разведчик, хорошо знающий места, где им придется работать, и вполне уверенный в своих силах. Это окончательно успокоило молодого радиста.

Размышления Приеде были прерваны световыми сигналами на стенке пилотской кабины. Надо было готовиться к прыжку.

Когда бортмеханик открыл люк самолета и сразу рвануло холодом, Приеде отпрянул. Август твердым голосом сказал: «Пошел!» — и, кажется, даже толкнул его. И так велика была власть командирского голоса, что Приеде закрыл глаза и прыгнул в бездну.

Летя в бездонную, кромешную тьму, не зная, что его ожидает на родной, но еще не освобожденной земле, Янис считал, что этим прыжком с самолета закончится в этой войне его солдатский долг. Озирая небо, Приеде увидел высоко в небе помаргивающий глаз фонарика. Этот Август настоящий смельчак! Даже спускаясь на парашюте во вражеский тыл, он руководил своим помощником.

Приеде отнесло куда-то слишком далеко, но это не беда, сначала он найдет Августа, а за широкой спиной командира будет куда уютнее. Конечно, это не родной дом, но все-таки родная страна, где, как говорят русские: «Каждый кустик ночевать пустит!»

С Августом он встретился в немецком корпусном штабе.

Приеде так и не узнал, что произошло в ту ночь на месте выброски. Во всяком случае рано утром, когда Приеде пытался все же разыскать Августа, в спину ему уткнулся автомат. Двое дюжих немцев вынырнули из кустов впереди, и Приеде ничего не осталось, как поднять руки. Августу, который всю ночь искал его, он не успел дать даже условного сигнала об опасности. Через несколько минут, шагая по шоссе со связанными за спиной руками, он услышал выстрелы в лесу и понял, что его командир не пожелал сдаться без боя.

Приеде приготовился к смерти. Он был бы рад, если бы смерть наступила мгновенно. Сейчас он уже проклинал себя за то, что растерялся, увидав немцев…

Он шел медленно, тяжело, и немцы не погоняли его. Они весело переговаривались об ожидавшей их награде. Приеде понимал немецкий язык, он слышал, как один поддразнивал другого:

— Я бы на твоем месте не брал отпуск! Приедешь домой, найдешь в постели жены какого-нибудь жирного тыловика, прикончишь его, и тебя отправят прямо в бой. В отпуск лучше ездить холостякам. А тебе правильнее ехать в ближайший городок. Там тоже много женщин…

Приеде знал, что ударом возле Шяуляя войска генерала Баграмяна уже отрезали немецкие армии от Восточной Пруссии. Из всех дорог домой для немцев осталась одна — морем. Но над морем все время висят советские самолеты, так что еще вопрос — доедут ли эти немцы до дома. Но даже и это не утешало его. Подумать только, так влопаться! Погибнуть в самом конце войны! Конечно, до конца еще далеко, но если бы Приеде вернулся из этой операции благополучно, их встретили бы как героев и, наверно, пригласили бы на работу в Ригу. Август, возможно, отказался бы, Приеде помнил, как Август произнес фразу Хемингуэя: «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал контракт на весь этот срок…» Но Приеде не только не отказался бы, он сам попросил бы, чтобы его оставили: он устал от этой страшной войны…

…Приеде, как парашютист, захваченный с портативным радиопередатчиком, был доставлен в немецкий разведывательный орган «Фронтауфклеругетрупп-212»[1]. Этому органу был придан созданный немцами из числа латышских буржуазных националистов диверсионный разведывательный отряд «СС-Ягдфербанд»[2].

У немца, который начал допрос, были красные от недосыпания глаза, тик на щеке, хриплый голос. От него пахло водкой. Тяжелые, как кувалды, кулаки, лежавшие на столе, то сжимались, то разжимались. Но он пока не бил Приеде. Солдаты, доставившие парашютиста, ушли, в комнате у двери стоял эсэсовец с автоматом, огромный, похожий на гориллу, но он стоял, как каменный, широко расставив ноги, не переминаясь, и только смотрел на Приеде, словно бы отыскивал самые болезненные места в его худощавом сильном теле.

Офицер спросил с тем деланным безразличием, которое должно было показать допрашиваемому, что его считают мертвым:

— Фамилия?

Приеде ответил.

— Национальность?

— Латыш.

Немец спрашивал по-русски, но когда Приеде ответил на вопрос о национальности, вдруг поднял трубку телефона, сказал кому-то по-немецки:

— Зайдите! Тут работа для вашей команды…

Приеде сделал вид, что не понимает немецкого, тупо глядел на офицера. Тот брезгливо отвернулся.

Вошел еще один офицер, молодой, лет тридцати, светловолосый с пышной вьющейся шевелюрой, стройный, невысокого роста, которому, судя по лениво заданному им на латышском языке вопросу о том, за сколько Приеде продался русским, было уже известно, что перед ним парашютист-разведчик.

Приеде хотелось ответить, что вот этого латыша, несомненно, купили немцы, но он промолчал. Офицер присел на край стола, вертя в руках сигарету, спросил:

— Коммунист?

— Нет. Мобилизованный солдат.

— Откуда знаешь радиодело? — он кивнул на чемодан с радиостанцией.

— Перед войной Советы открыли курсы любителей в Риге, потом работал в рыболовецком флоте.

Офицер взял трубку телефона, позвонил еще кому-то, спросил:

— Списки слушателей радиоклуба у вас? — Послушал, сказал: — Принесите!

Вошел посыльный солдат, передал толстую книгу офицеру. Тот полистал ее, сказал:

— Да, есть. Адрес? Быстро!

Приеде назвал адрес клуба.

— Не то! Домашний!

Приеде назвал домашний адрес.

Офицер сверил показания с книгой, а может, просто сделал вид, что у него в руках список всех радиолюбителей Риги и он проверяет показания Приеде, потом сказал:

— Герр оберст, передайте его в наш отряд. — И опять быстро спросил у Приеде:

— Кто летел с тобой?

— Я его не знаю, — торопливо ответил Приеде. — Латыш. Высокий. Офицер.

— Задание?

— Наблюдение за дорогами. Наводка самолетов на цели. Но это мое задание. Об офицере ничего не знаю.

— Знает! — уверенно сказал немец. Он, видно, понимал по-латышски и внимательно слушал этот короткий допрос. Приеде обратил внимание на то, что ничего во время допроса не записывалось. Должно быть, немцы постепенно утрачивали свою аккуратность. Возможно, его и расстреляют, как неизвестного.

Оберст, побагровев, встал из-за стола, закричал:

— Знает сволочь, но не говорит! А знает он многое! Он знает, как фамилия его командира, с каким заданием они летели.

Он словно бы все распалял и распалял себя этими короткими фразами, вот он уже сделал несколько шагов, вот надвинулся на Приеде, как гора, взмахнул рукой, голова Приеде мотнулась, как будто ее оторвало, и он рухнул.

Били его долго. Сначала офицер, потом солдат. Открывая глаза, Приеде видел скучающее лицо эсэсовца-латыша и все время держал в уме одно: «Я не знаю Августа! У меня свое задание!»

Он так запомнил все, что хотел сказать, что когда его облили водой и посадили к стене, на все вопросы отвечал одно:

— Я не знаю офицера. У меня свое задание!

Оберст приказал солдату привести в комнату второго советского парашютиста. Вот тогда Приеде и увидел своего командира.

Два солдата втолкнули связанного Августа в комнату да так и остались стоять рядом, уткнув ему в спину свои автоматы. И хотя руки Августа были связаны, левое плечо прострелено — рукав гимнастерки был оборван и этим рукавом перевязана рана, — хотя был Август бел, как меловая бумага, все-таки охранявшие солдаты боялись его. И Приеде, взглянув на солдат, скривил разбитые губы в усмешке — здорово же отделал их Август! Нет, командир не попался, как дурак, он отбивался, сколько достало сил, а сил ему было не занимать, — вот и скосоротил морды обоих солдат, да видно, добавил еще и другим, потому что из-за окна доносились немецкие вопли: «Доктора!» — «Зачем ему доктор? Ему нужны два могильщика!» — «Где ваш офицер?» — «Его несут на носилках, у него прострелена грудь!»

Оберст, обращаясь к эсэсовцу-латышу, сказал:

— Возьмите их к себе в команду, тщательно разберитесь с ними, изучите захваченные шифры и коды. Эти оболтусы должны искупить свою вину перед великой Германией, работая на рации под нашу диктовку.

Произнеся последние слова, он как-то подобрался, выпятил свою петушиную грудь, вздернул подбородок, словно пытался подчеркнуть победу над двумя советскими парашютистами-разведчиками:

— Уведите их. У меня много других дел! — но, взглянув на гордое лицо Августа, стоявшего с поднятой головой, изменил свое решение. — Впрочем, этого пока оставьте здесь! Он, видимо, еще не все понял из-за моего плохого знания латышского языка! — с издевкой добавил он.