Исроэл-Иешуа Зингер - Братья Ашкенази. Роман в трех частях

• Название: Братья Ашкенази. Роман в трех частях
• Автор: Исроэл-Иешуа Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9953-0186-8, 978-5-7516-1060-9

Роман замечательного еврейского прозаика Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) прослеживает судьбы двух непохожих друг на друга братьев сквозь войны и перевороты, выпавшие на долю Российской империи начала XX-го века. Два дара — жить и делать деньги, два еврейских характера противостоят друг другу и готовой поглотить их истории. За кем останется последнее слово в этом напряженном противоборстве?

---

У нее, у Привы, есть сила. Реб Хаим Алтер видел это.

Якуб Ашкенази ворвался как вихрь.

— Что случилось? — испуганно спросил он.

— На, читай! — подала ему Прива письмо его брата.

Якуб быстро прочитал его.

— Подонок, подлец, хорек! — К каждой прочитанной фразе он прибавлял ругательство. Дойдя до конца письма, он швырнул его на пол и уселся в кресло.

— Диночка, — сказал он, — я буду на твоей стороне, даже если это обойдется мне в целое состояние. Я сейчас же передаю дело своему адвокату, а тебе дам столько денег, сколько нужно. Положись на меня.

Прива поднялась со своего места и поцеловала Якуба в обе щеки.

— Я предвидела это, — сказала она, затем царственно покачала головой и резко добавила: — Я сама себе готова надавать пощечин, дочка, за то, что я тогда тебя не поняла. Помнишь, когда ты сказала, что лучше бы тебя выдали за Якуба?

Диночка густо покраснела.

Реб Хаим Алтер не мог этого слышать.

— Прива, — злобно прорычал он, — это было Божье дело, отличное сватовство!

В семействе Ашкенази вспыхнула война и запылала огнем упрямства.

С одной стороны — Макс Ашкенази, делец с мертвой хваткой, въедливый, энергичный, мстительный, полный гнева на то, что ему мешают в осуществлении его великого плана. С другой стороны — его брат, рисковый человек с широкой душой, для которого деньги — сор, который готов ради близких людей или ради каприза снять с себя последнюю рубашку. А между ними — дом Макса Ашкенази, Диночка с детьми и ее родители. Они, реб Хаим Алтер и его жена, сразу же перебрались к дочери. Они не могли оставить ее одну в такое время. Макс позеленел от злости, когда управляющий его домом Шлоймеле Кнастер принес ему на фабрику эту новость вместе с квартплатой, собранной с жильцов.

— Идиот, зачем ты их впустил? — выругал он управляющего.

— А что я мог сделать? — спросил Шлоймеле, уменьшаясь на глазах. Его маленькая голова целиком ушла в плечи. Он стал похож на курицу, испугавшуюся злого, воинственного петуха.

Еще больше Макс обозлился, когда Кнастер рассказал ему о карете его брата, часто приезжающей к его квартире.

— Вот собака! — шипел Макс.

Он делал все, чтобы заставить жену согласиться на развод. Он перестал выплачивать ей еженедельное содержание. Не только ей самой не давал он ни гроша, но и учившемуся за границей сыну, ее любимчику. Однако квартира, где жила Диночка, была полной чашей.

— Там все самое лучшее, — говорил Шлойме Кнастер. — Я присматриваюсь, и я вижу.

Обычная политика Макса Ашкенази в борьбе с противниками послабее — сломить их голодом — здесь не работала. Его брат сорил деньгами. Адвокаты Макса Ашкенази ничего не могли поделать. Адвокаты Якуба предвидели все его шаги и блокировали их.

Макс принялся ходить к раввинам. Он всегда приберегал возможность обратиться к ним на самый крайний случай, когда в гражданских судах ничего нельзя добиться. Он был большим специалистом по судам Торы. Он знал их во всех тонкостях и подробностях. Здесь он мог перекричать и сбить с толку любого. Однако на суд Торы Якуб Диночку не пустил.

— Чтобы я вас тут больше не видел, уважаемый, — сказал он служке раввинского суда.

Макс послал служку к тестю. Он был уверен, что реб Хаим Алтер не сможет не принять вызова на суд Торы. Реб Хаим Алтер действительно пришел. Но заставить прийти дочь он не мог.

Макс Ашкенази начал пакостить жене. Подстраивать мелкие неприятности. Через своего управляющего Шлоймеле он подал жалобу в суд с требованием выбросить ее из квартиры. Диночка буквально остолбенела, когда судебный пристав принес ей повестку в гражданский суд в связи с иском Симхи-Меера Ашкенази. Но Якуб не пустил ее и туда. Вместо нее он послал адвоката. Адвокат сумел добиться отклонения иска. Когда Макс увидел, что через суды дело не клеится, а выходит сплошная тягомотина, он велел управляющему попробовать другие пути. Начались отключения воды, перекрываемой в подвале дворником, и неполадки с газовым освещением. Якуб Ашкенази вызвал крошечного Шлойме Кнастера к себе и хорошенько потряс его за лацканы лапсердака.

— Не смей устраивать мне в доме фокусов! — гаркнул он ему. — А то я тебя этим вот шпицрутеном отлуплю!

Шлоймеле так перепугался, что втянул свою головку в плечи.

— А я-то в чем виноват? — плакал он как ребенок. — Я делаю, что мне велят. У меня ведь есть жена и дети…

Доставив своему хозяину на фабрику очередной сбор недельной платы с жильцов, Шлоймеле рассказал ему о словах Якуба, присовокупив к ним детальный отчет о множестве других происшествий в доме. Макс Ашкенази поскреб в своей бородке.

— Скажи-ка, Шлоймеле, — спросил он, — а как там полы на втором этаже, над моей квартирой?

— Очень хорошие полы, — сказал Шлоймеле.

— Ты идиот! — заорал на него хозяин. — Полы плохие! Они еле держатся!

— Они плохие. Они еле держатся, — тут же согласился с ним Шлоймеле.

— Завтра же вызови каменщиков. Ведь полы могут провалиться.

— Конечно, они могут провалиться, — согласился Шлоймеле.

— Завтра же вызови каменщиков, чтобы они начали их рубить.

— Уже иду, — сказал Шлоймеле.

— А когда прорубят, не торопись закрывать дырки. Рабочим пока найдешь другое занятие.

— Рабочим пока найду другое занятие, — эхом откликнулся Шлоймеле.

— И держи язык за зубами. Слышишь? Даже собственной жене не говори ни единого слова о моем приказе.

— Ни единого слова, — повторил Шлоймеле и заторопился домой к жене, чтобы тут же сообщить ей по секрету все, что сказал ему хозяин.

На следующий день каменщики принялись рубить полы на втором этаже, дырявя потолки в квартире Диночки. В доме началась суматоха, паника. Нигде не было покоя.

Прива вызвала к себе управляющего домом и дала ему пощечину.

— На тебе за твои штучки, — сказала она ему.

Маленький еврейчик потер щеку и расплакался.

— В чем я виноват? — по-детски рыдал он. — Я делаю то, что мне велят. У меня ведь есть жена и дети…

Через несколько дней пришли каменщики с ведрами и инструментами и хотели разобрать испортившиеся печки и переложить стены, потому что размягчилась штукатурка. Прива их не впустила, но каменщики упорствовали. Они стучали в дверь и говорили, что их сюда послали. Потом Шлоймеле сдал квартиру напротив квартиры его хозяйки под токарную мастерскую, где не переставая шлифовали, шумели и жужжали так, что от этого несмолкаемого гула начинали болеть уши. Диночка не могла спокойно читать свои книжки. Прива обвязала голову платком и кричала, что она приедет к этому Симхе-Мееру на фабрику и отлупит его, глаза ему выцарапает при всем честном народе.

У него, Макса Ашкенази, не было недостатка в выдумках такого рода. Каждый раз, когда Шлоймеле приходил к нему на фабрику с квартирной платой за неделю, Макс изобретал что-нибудь новенькое. Он перевернул вверх дном весь двор. Он дал врагам почувствовать свой норов. В изгнании их из квартиры он видел начало полной и окончательной победы над ними. И он делал все, чтобы выкурить их из дома. Однако Якуб не давал Диночке уйти.

— Я тебя в порошок сотру! — орал он на Шлоймеле.

Еще упорнее, чем Макс Ашкенази, о методах принуждения упрямой женщины к разводу размышляли его адвокаты. Так же адвокаты Якуба Ашкенази размышляли над тем, как противостоять Максу.

Война между двумя братьями разгоралась все сильнее. Диночка лежала по ночам без сна и плакала в подушки над своей горькой судьбой. Она засыпала только с первыми фабричными гудками.

Глава восемнадцатая

Па стенах лодзинских домов, среди попадающихся чуть ли не на каждом шагу вывесок фабрик, магазинов и контор; среди красующихся на полотнах желтых, похожих на кошек львов; среди краснолицых и желтолицых, одетых с иголочки молодых франтов с тросточками и толстых невест в белых платьях с букетами в отечных красных руках; среди разнообразнейших еврейских, польских, русских и немецких имен купцов, комиссионеров, маклеров, мелких фабрикантов — в центре этой причудливой смеси фамилий, артикулов, названий товаров, намалеванных кричащими красками и украшенных всевозможными завитушками и бантиками, висели большие плакаты: объявления об осадном положении в городе. Эти объявления, подписанные бригадным генералом Куницыным, кратко призывали горожан не собираться на улицах, не устраивать сходки в квартирах, не распространять злонамеренных слухов, не нарушать приказов полиции и курсирующих по городу солдат. Тот, кто ослушается, предстанет перед трибуналом и по законам военного времени будет приговорен полевым судом к тяжелейшим наказаниям, включая смертную казнь.

Рядом с этими объявлениями, а иногда и прямо на них были наклеены листовки, призывавшие горожан собираться на демонстрации, бастовать и протестовать. Вооруженные солдаты, сопровождаемые приставами и их помощниками, ходили по улицам, вышагивали на всех углах и гнали, били, преследовали и арестовывали каждого, кто имел несчастье им не понравиться. В полицейских участках стояли строем казаки с нагайками в руках. Каждая партия арестованных, которую приводили с улицы, должна была пройти через этот строй. Удары нагаек градом сыпались на тела жертв, врезались в них, рассекая кожу. Хуже всех блюстителей порядка был помощник пристава Юргов, тощий, колючий тип, который всегда ходил, надвинув фуражку на глаза, в окружении солдат и агентов.