Эмиль Брагинский - Солнце в декабре

• Название: Солнце в декабре
• Автор: Эмиль Брагинский
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1969

В этой книге писатель Э. Брагинский, автор многих комедийных повестей и сценариев («Берегись автомобиля», «Зигзаг удачи» и др.), передает свои впечатления от поездки по Индии. В живой, доступной форме он рассказывает о различных сторонах ее жизни, культуре, быте.

---

Господин Крипалани, известный индийский ученый, он тоже работает в Академии, посочувствовал нам:

— Спектакли передвижных театров обычно совпадают с ярмарками. Ставят эти театры и современные пьесы, но чаще разыгрывают представления на эпические сюжеты. Ведь вряд ли отыщется в Индии человек, который не помнил бы наизусть многие эпизоды народных поэм. Неграмотный прядильщик лучше знает «Рамаяну», чем образованный европеец Гомера. Тагор придавал этому большое значение… На ярмарках по крайней мере уже три тысячи лет, не меньше, устраиваются и поэтические дуэли. Зрители дают поэтам темы. Обычно остро современные, ну, к примеру: «Мало еды!», или «События в Калькутте», или «Русский спутник». Это самый интересный политический комментарий, который можно услышать в нашей стране…

Мы не услышали подобного комментария, потому что ни разу не побывали на ярмарке. На наше невезение, в городах, которые мы посетили, или неподалеку от них, в окрестных деревнях, ярмарок не было.

Суреш Авастхи показал нам театр марионеток.

В Академию специально пригласили семью из Раджастхана во главе с сорокалетним мужчиной довольно живописной внешности. Черные запорожские усы на аскетическом лице, ярко-желтая чалма, обыкновенный стандартный пиджак, надетый на белую индийскую одежду, в руках черный потрепанный портфель — и… босые ноги. Вместе с актером пришла жена. А точнее, одна из жен. Потому что у мистера Малурама их две. Пришла та, которая постарше. Взяла с собой дочку лет четырех-пяти. Очень симпатичное застенчивое существо в клетчатом платьице. И еще пришел племянник, лет двадцати пяти, выше дяди на голову и тоже с устрашающими усами.

Господин Малурам поглядел на меня одобрительно, может быть потому, что я тоже ношу усы, правда, не столь эффектные. «Наша семья, — сообщил маэстро, — работает с куклами с XV века. Сейчас мы вам покажем пьесу про войну раджпутов с моголами».

Занавеска была повешена в одной из комнат. Кукольник с помощником ушли за нее, женщина села сбоку, ударила в барабан и запела. Маленькая дочурка, забыв про стеснительность, выдвинулась вперед и стала ждать представления. Она видела его каждый день, иногда по нескольку раз, но все равно ей было интересно.

А над занавеской разыгрывались сцены из жизни двора Великих Моголов. Танцевала прелестная девушка, выступал факир с коброй, лев убивал дрессировщика, а храбрый воин бросался на льва и отсекал ему голову. Воин жонглировал факелами (поразительный по технике номер), занимался вольтижировкой, а в конце концов побеждал могола, который был… в английской форме.

Мы смотрели тридцать минут, тридцать минут слушали пение женщины, мы смотрели бы и час и два. В этом представлении сочетались детская непосредственность и романтичность.

Потом актер раскрыл портфель и продемонстрировал нам свидетельства славы — какие-то справки и фотографии, на которых он был снят с президентом. Он рассказывал нам, что живет не плохо. Что у него своя палатка. Что он сам делает куклы и продает их…

У входа в Академию на зеленой лужайке установлены мраморные статуи. Ультрасовременные. А может быть, не совсем ультра. Догадаться, что они изображают, можно. Мы, например, быстро опознали женщину с распущенными волосами.

В боковом отсеке Академии — выставочный зал. В нем экспонировались картины Сурьи Пракаша, молодого художника, сорокового года рождения. Несмотря на молодость, это уже известный мастер. Член Академии. Его работы находятся во многих музеях. А картины на выставке — «образы в состоянии метаморфозы». Автор выражает «символическую запутанность мира». Он работает «взрывами красок и контуров». Это из рецензии в газете.

Мы оказались в затруднительном положении. Если в скульптурах у входа мы как-то разобрались, то на выставке наша природная ограниченность не дала нам возможности проникнуть в глубину замыслов. Эффектные взрывы красок и контуров мы уловили отлично. Про символическую запутанность тоже поняли. Но вот что символизируется, какие идеи, настроения, ассоциации — не поняли. И ушли подавленные своей невосприимчивостью.

«Живопись у нас модернизировалась настолько, — сказал господин Крипалани, — что ее не отличишь от живописи любой страны. На мой взгляд, она не отражает дух народа». Может быть, Крипалани преувеличивал. Работает в Дели глубоко национальный живописец Хасан. Есть и другие. В кабинете самого Крипалани стоит бюст Рабиндраната Тагора. Поразительная работа, полная юмора. Нет, это не дружеский шарж в скульптуре, как, например, делают у нас Кукрыниксы или Решетников. Это просто портрет человека мудрого и с юмором (что обычно соседствует). А лепил портрет по-настоящему современный художник и тоже с юмором (и это обычно соседствует). Он не стремился к фотографическому сходству, он мечтал раскрыть душу писателя. Фамилия автора — Рамкинкер. Родом он из деревни, мальчишкой увязался за бродячим театром. Задники расписывал. Причем получалось у него очень здорово; один из зрителей так восхитился, что написал Тагору. Писатель взял юного Рамкинкера к себе и отдал в школу. Прошло много лет. Теперь Рамкинкер сам преподает в этой школе. И лепит из цемента: в той местности нет камня.

Крипалани посоветовал нам посмотреть работы Ритена Мазумдара. Автор, высокий человек в очках, похожий скорее на ученого, нежели на художника, повел нас по выставке, которая оказалась… выставкой ковров. Но каких!

— Современное искусство имеет прикладной характер, — говорил Мазумдар. — Я не могу оставаться в плену традиций, но традиция так прекрасна…

Круги, треугольники, абстрактные формы сочетались с национальным орнаментом. Мазумдар расписывает ковры кистью. Иногда он делает предварительный эскиз, набросок идеи. А иногда работает сразу, по вдохновению.

Ковры его очень хороши.

Однако он увлекается не только ими. На выставке представлена и резьба по дереву, тоже декоративная. Ширмы, полочки. И подносы, инкрустированные проволокой.

Мазумдар из Бенгалии. Из большой семьи — три брата, шесть сестер. Собирался стать скульптором. Его работы раскупаются. Он было основал фабрику, но увидел — засасывает, на искусство времени не остается, идет поточное производство. Фабрику закрыл.

Перед уходом я осторожно осведомился о цене ковров. От 500 до 700 или даже 1000 рупий. Нет, на командировочные этого не поднимешь…

Наш последний визит в Академию был к Эбрагиму Алькази, режиссеру и актеру с мировым именем. Он руководит Академией драмы.

Алькази буквально ворвался в комнату — небольшой, крепко сбитый, в спортивной курточке. Он заговорил с порога и сразу с такой запальчивостью, будто до этого мы с ним ожесточенно спорили:

— Надо злиться! У нас много богатств, нужно их найти! У нас пишут тома, но ничего не знают! У нас великолепный народный театр! Государство сделало единственно умную вещь — нас создало. Теперь мы должны ему отплатить, и пусть положатся на наши мозги! Театр должен занять практическую позицию по отношению к жизни. Нечего сидеть в душных залах, надо выйти на улицу! Мы изучаем движение вашего агитпропа и что он сделал для советского театра. Материалов у нас не хватает. Почему вы нам их не посылаете?.. Я проводил семинар по Станиславскому. У нас было шестнадцать докладов. Здесь, в Академии, мы готовим бойцов нового театра. Не просто бойцов, а партизан. Они учатся три года. Они должны научиться всему — ставить спектакли, играть в них, писать декорации, строить декорации, делать эскизы костюмов, шить костюмы, если понадобится…

Мы играли античную пьесу «Троянские женщины», спускали занавес, восемнадцать футов на двадцать, изображали на нем ужасы войны — от Гойи до Вьетнама… Нам надо поднимать аудиторию! Пойдемте со мной!..

Он говорил страстно, подкрепляя слова энергичными жестами. Он показал нам маленькую учебную сцену, макеты декораций. Он вывел нас во двор, где пьесы играются на открытом воздухе. Там стояли декорации, нет, не декорации, просто вылепленные из глины деревенские домики с маленькими круглыми отверстиями — окнами. Точно таких вот домиков на севере Индии сотни тысяч…

— Это к пьесе Према Чанда, — объяснял Алькази. — Когда мы ее играем, к нам приходят из Старого Дели. Это нам важно. И вслух комментируют события, происходящие на сцене. Как в вашем детском театре. Это то, что нам нужно. Мы поедем с этим спектаклем по деревням. Драматурги и режиссеры не должны равнодушно фотографировать жизнь. Нужно пробуждать сознание, иначе зачем все это?

Я смотрел на него, слушал и жалел, что мне не посчастливилось видеть его спектаклей. Он много ставил классику — «Царя Эдипа» Софокла, «Трех сестер» Чехова, «Скупого» Мольера, «Святую Иоанну» Шоу. Он сам — прекрасный актер и, говорят, особенно хорош в роли Макбета…

Нет, нам не везло с театром. В те дни, когда мы были в Дели, как на зло, спектакли не шли.