Вениамин Рудов - Черная Ганьча

• Название: Черная Ганьча
• Автор: Вениамин Рудов
• Жанр: История

---

- Вы тоже похожи на... Шерстнева. Приведите себя в порядок.

Он не стал смотреть, как покрасневший солдат дрожащими пальцами принялся проталкивать пуговицу во вдруг ставшую узкой петлю мундира, направился в канцелярию и, открыв дверь, будто остолбенел: посреди комнаты, на письменном столе и в углу стояли банные шайки и позванивали от частых ударов дождевой капели.

- М-да... Веничков не хватает, - съехидничал Суров. И не дав Холоду оправдаться, распорядился: - До утра закройте пролом брезентом. А утром, чуть свет, - дождь не дождь - разгильдяю молоток в зубы, пусть сам и чинит...

Да, было такое. И еще многое было. Но разве он должен носить в душе зло на своих подчиненных, хотя бы на того же Шерстнева, с которым по сию пору не сладить?!

- Вчерашним днем жить невозможно. Как ты себе не уяснишь простой истины, Вера? А я не собираюсь отсюда переводиться в ближайшее время. Иначе зачем было огород городить?

- Не обязательно переводиться. Можно просто уволиться. Я предлагала.

- Без армии не могу.

- И ты решил, что я обязана быть твоей тенью?

- Не говорил таких слов. Даже мысленно...

3

Во сне Суров разговаривал с Верой, подбрасывал на коленях сына; Мишка визжал от восторга, запрокидывал назад круглую, как арбуз, голову с черным чубиком и делал вид, будто падает навзничь. Вера со страхом посмотрела на сына и вдруг вскрикнула. От этого крика Суров проснулся. Со двора доносились слова команд, топот солдатских сапог. У вольера нетерпеливо повизгивала собака.

За дверью, по узкому коридору, бежали люди, в комнате у дежурного звонил телефон, слышались голоса, хлопали створки ружейных пирамид.

- Тревога!..

В открытое окно лился сырой от тумана воздух, пахло дымом, жареным салом. Суров подумал, что старания Бутенко сегодня напрасны - завтракать будет некому, если всех вместе с поваром надолго закружит в пограничном поиске.

Открылась дверь. В канцелярию, осторожно ступая и шаря впереди себя вытянутыми руками, вошел старшина, деликатно кашлянул, как бы извиняясь, что приходится будить капитана. Суров лишь недавно узнал, что у Холода слабеет зрение, что от этого старшина мучительно страдает, но лишь сейчас, глядя на беспомощно вытянутые руки, понял, как ему трудно.

- Зажгите свет, - сказал Суров. - Я не сплю.

- Поспать вам не дал, - с сожалением сказал Холод и щелкнул выключателем.

- Что случилось, Кондрат Степанович?

- Обстановка. На тринадцатом след к нам.

- Давно?

- В три семнадцать.

Суров быстро оделся, застегнул портупею.

Настенные часы показывали двадцать вторую минуту четвертого.

В ожидании распоряжений Холод стоял, опершись рукой на угол письменного стола. Грузноватый, немолодой, с седыми висками, виднеющимися из-под зеленой фуражки, с нездоровой краснотой на полном лице, старшина хмуровато наблюдал за Суровым. Ему казалось, что капитан слишком медленно принимает решение, долго думает, уставившись в схему участка.

- Вернулся Колосков?

- Завтракает.

- Шерстнев на тринадцатом?

- Так точно. Як раз аппарат сработал, показал прорыв в наш тыл. Я вызвал Шерстнева, поставил ему задачу. Подготовлена поисковая группа: Колосков, Азимов, Мурашко. За старшего я с ними пойду.

"На тринадцатом, - соображал Суров. - Худо, что на тринадцатом болото, осока, кустарник. А тут еще туман как молоко, попрыгай в тумане через осушительные каналы".

- Азимова отставить. Только из санчасти пришел. Лиходеева вместо него.

- Можно идти?

- Ляха с Матросовым к переезду. Каримова с Ефимовым к шоссейке у старой фермы. Цыбина с Моисеевым - на леспромхозовскую дорогу. Этих подбросьте на полуторке.

- Ясно, товарищ капитан.

- Все пограничные наряды оповестите. На соседние заставы позвоните.

- Позвонил уже.

- Дайте знать участковому уполномоченному.

- Есть. Будет исполнено.

- Кто дежурит на переезде?

- Товарищ Вишнев. Задача ему поставлена. Можно идти?

- Выполняйте.

Суров отослал старшину, еще раз бросил взгляд на схему участка, потом вышел к дежурному, чтобы доложить обстановку в отряд. Из ворот выехала автомашина, пробежал Колосков с собакой, на кого-то накричал старшина:

- Сказано - нельзя, значит, нельзя. Вам понятно?

- Таварищ старшина, мы сапсем здаров. Сматри.

- Марш в отделение!

"Азимов просился", - усмехнулся Суров.

В тумане выжелтилось окно на кухне у Холода, конечно же, проснулась Ганна Сергеевна - тревога ее всегда поднимала.

Вошел Холод. Одетый в брезентовый плащ, он казался чрезмерно грузным, неповоротливым, резиновые сапоги были ему тесны в икрах. Неуклюже вскинул руку к фуражке:

- Товарищ капитан, поисковая группа у составе...

Суров отнял у старшины следовой фонарь.

- Останетесь ва меня, - сказал жестковато. - Следите за обстановкой. Об изменениях докладывайте в отряд.

Холод побагровел:

- Еще ж я не на пенсии.

- А я тем более. Группа готова?

- На выходе. Ждуть.

- Все, старшина, времени мало. - Суров надел на себя короткую куртку, через плечо следовой фонарь. - Подполковник Голов позвонит, доложите мое решение.

- Есть.

- Скажете, что свяжусь с ним прямо со следа, с границы.

- Есть.

Во дворе Сурова поджидала поисковая группа - Колосков с розыскной собакой, Мурашко, Лиходеев. Розыскная собака Альфа сидела у ног Колоскова, насторожив уши, словно и она ожидала команды, которую Суров намеревался подать.

- Таварищ капитан, разреши обратись? - Азимов, одетый, как и все, в брезентовый плащ и резиновые сапоги, при оружии, щелкнул каблуками. Таварищ капитан, сматри, Азимов балной нэт. Нага - маладэц нага. - Притопнул несколько раз. - Харашо ходи. Нарушитель даганяй нада.

- Так и быть, Лиходеев, останетесь на заставе.

За воротами хозяйственного двора группа взяла быстрый темп. Скошенный луг с чернеющими в беспорядке копнушками сена миновали за несколько минут. За лугом, где начиналась прошлогодняя вырубка, туман висел низко и неподвижно, широкими слоистыми полосами. Он по пояс укутывал бегущих. Низкорослого Азимова туман упрятал по самую шею, и над молочной рекой торчала одна голова.

По вырубке первым шел Колосков с Альфой на коротком поводке. Суров двигался несколько правее Мурашко, вглядывался в темноту, светил себе под ноги следовым фонарем. На Шерстнева особенно не надеялся - разжалованный за аварию автомашины и лишенный водительских прав, бывший командир отделения автороты скверно зарекомендовал себя и на пограничной заставе. За ним числилось немало проступков.

На вырубке рос густой и высокий папоротник, холодная роса брызгала в лица бегущим. До места обнаружения следа было недалеко, кратчайший путь к тринадцатому сектору лежал через молодую лесопосадку с хрупкими, еще беззащитными сосенками, похожими при дневном свете на зеленых ежей. Лесопосадку заложили в позапрошлом году на месте давнишней вырубки, где до войны шумел листвой уникальный березник - каждое дерево толщиной в обхват. Немцы от них даже пней не оставили.

Бежать в темноте через лесопосадку было чрезвычайно трудно, мешали борозды пахоты, о них то и дело кто-нибудь спотыкался. Стояла августовская ночь, с черным небом над головой, мерцающими, дрожащими в недоступном бездонье зелеными звездами. Суров прикинул, что группа достигнет следа минут через десять - пятнадцать, не раньше, и если к тому времени Шерстнев не задержит чужого, тогда придется развернуть поиск на большом пространстве, покрытом лесом, кустарником, изрезанном осушительными канавами и обвалившимися окопами минувшей войны. А это очень сложно. Все сейчас зависело от Шерстнева.

Впереди, за осушенным торфянищем, где раскинулся Мокрый луг, начинался тринадцатый сектор. До слуха Сурова оттуда долетел шум, словно кто-то продирался через кустарник. А может, почудилось? Ведь там еще в прошлом году дотла выкорчевали заросли тальника и ольховника, росла только осока. Эта местность получила название Кабаньи тропы - через нее дикие свиньи ходили на водопой.

В тумане смутно виднелась широкая спина Колоскова, за ним легко и неслышно бежал Мурашко, последним - Азимов.

Посадку пересекли в молчании. От границы, гася звезды, полукругом наползала черная туча. Одним концом она заходила в лес, другим охватывала не видный отсюда станционный поселок, погруженный сейчас в темноту.

Тринадцатый сектор был уже близко.

По ту сторону границы взревел паровоз. Эхо катилось над лесом, долго не умолкая. Сурову паровозный гудок напомнил о Вере: в то утро, когда она уезжала, тоже вот так протяжно и немного тоскливо по лесу катилось эхо, и Мишка, не понимая случившегося, восторженно махал на прощанье ручонкой.

Последние недели Суров решительно гнал от себя мысли о Вере, а они, непослушные, назойливо возвращались, приходили незванно-нежданно. Он обрадовался, когда его вдруг окликнули в тишине:

- Товарищ капитан, след!