Вениамин Рудов - Последний зов

• Название: Последний зов
• Автор: Вениамин Рудов
• Жанр: История

---

- Товарищ старший лейтенант, я не хочу...

- Кажется, ясно сказано!

- Да я...

- Разъякался.

- Выслушайте... Я сам за себя отвечу.

- Мне твое прекраснодушие ни к чему, парень. Ты это брось. Шагом марш спать! - И старший лейтенант вдруг заорал не своим голосом: - Спать!

Иванов отвернулся к окну.

От дубовой рощи или еще откуда затрещала ранняя птица - нелепый клекот с тонкими переливами, пойди разбери, какая такая птаха стрекочет. Иванов достал из ящика письменного стола лист чистой бумаги, карандаш и линейку с делениями, вывел на листе печатными буквами: "Схема", откинул голову и посмотрел издали, не замечая Новикова, скорее - не желая замечать присутствие постороннего человека.

Просто так взять и уйти Новиков не мог, хотя понимал, что старшему лейтенанту неприятно его видеть, может, даже противно. Давящее чувство вины перед командиром удерживало на месте, не позволяло отмерить три с половиною шага от вешалки до двери по затоптанному полу в желтом квадрате свежеокрашенных плинтусов. Виноват, ничего не скажешь.

При всем том он не сожалел о содеянном. Даже подмывало сейчас, не откладывая, сказать об этом старшему лейтенанту, заявить без околичностей, что, если снова окажется в такой ситуации, не позволит себя унижать, опять применит в дело оружие, уже не одиночным - автоматической очередью шуганет.

Но Иванов занялся делом. Близко наклонившись к столу, вычерчивал схему. Он решительно не хотел замечать присутствия Новикова. Конечно, не хотел. После такого - любой командир не захочет. Кому приятно, когда подчиненные плюют на твои приказы! Но тут же протестующе вспыхнуло в сознании: "Никто не просил брать на себя вину. Ни к чему заступничество. На допросе скажу следователю. Всю правду".

С этим решением пришло некоторое успокоение. Он не собирался идти на заклание, смиренно, будто овца. Следователю выложит, как было. И спросит почему нельзя сдачу давать, когда тебя кулаком по роже?..

- Разрешите идти?

От излишне усердного нажима в руке Иванова сломался грифель карандаша.

- Завидую тебе, - сказал он вдруг, кладя на стол карандаш, холостяк...

Сказал, как пощечину отвесил.

- Пожалуйста, не думайте... Я сам за себя отвечу и следователю скажу, как было. Не надо за меня заступаться, товарищ старший лейтенант.

Иванов странно посмотрел на него долгим и непонятным взглядом. Глаза у него были воспалены от хронического недосыпания.

- Приказы полагается выполнять, Новиков, - сказал он тихо, без привычной сухости. - Мы военные люди, на службе. Не у тещи на блинах. Незнакомая улыбка тронула его губы. - Я, правда, забыл, у тебя ведь нет тещи.

У Новикова от этих слов стиснулось сердце. Обычные, не очень понятные, они затронули душу, и от прежней ожесточенности следа не осталось.

- Товарищ старший лейтенант...

- Давай без лишних эмоций. Спать отправляйся. Успеешь пару часиков прихватить.

Спать он не пошел. Знал: ляжет на свою койку и будет ворочаться с боку на бок на соломенном матраце, как на горячих углях, перебирать события суматошной ночи, наново переживать их - до малейшего оттенка, вникать в произнесенные Ивановым слова и отыскивать потайной смысл.

Сказанное Голяковым было яснее ясного.

Спать не хотелось.

В комнате для чистки оружия он был один. Пахло ружейным маслом, махорочным дымом; терпковатый масляный дух напитал пол, стены, деревянный стол, весь заляпанный жиром, испещренный зазубринами.

Почистить оружие было нехитрым делом. С этим Алексей управился быстро. Без нужды прошелся по стволу автомата чистой ветошкой, собрал в обрывок газеты грязную паклю, принялся вытирать со стола кляксы масляных пятен.

За этим занятием застал его дежурный.

- Кто тут шебаршит? - спросил, будто оправдывался. - Чего не ложишься?

- Да так.

- За так ничего не дают.

- А мне ничего не надо.

- Так уж не надо.

Что-то он знал, дежурный, знал и темнил. Это чувствовалось по блеску глаз, по тону, по всем тем нехитрым признакам солдатской дипломатии, какие угадываешь сразу, с первых же слов, особенно когда у тебя у самого все обострено и натянуто, как струна. В таких случаях должно прикинуться равнодушным, пройти мимо, как будто перед тобою телеграфный столб. Уж тогда какой хочешь конспиратор не выдержит.

Новикову было не по себе, какая теперь дипломатия!

- Зачем пришел?

- Я, что ли, за твоего Ведерникова автомат стану чистить? Распустился...

- Что еще?

- Поднимай его. Пускай приведет в порядок оружие. В армии нянек нету. И денщиков - то ж самое.

- Почистит.

- Черненко из твоего отделения?

- Знаешь.

- Двух патронов не хватает в подсумке.

- Найдутся. Дальше?

- Дальше, дальше... - деланно рассердился дежурный. - А еще про тебя был разговор.

- Подслушивал?

- Голяков докладывал майору Кузнецову.

Под ложечкой екнуло. Самую малость. Нетрудно догадаться, о чем докладывал старший лейтенант Голяков начальнику погранотряда. Но догадываться - одно, знать - другое.

- Старший лейтенант в канцелярии?

- Бреется, - обиженно буркнул дежурный. - Лешк, - спросил, помолчав, ты чего натворил?..

- Для кого Лешка, для тебя - "товарищ младший сержант". Запомнил? - Он сам не понял, шутя ли обрезал парня, или всерьез. Но, впрочем, тут же смягчил свою резкость: - Ничего я не натворил, годок. Службу служил. Как надо.

- Голяков докладывал, вроде ты по немцам стрелял, на ту сторону, а старший лейтенант Иванов тебя покрывает. И еще про дознавателя чего-то... Это кто такой, дознаватель?

- Человек.

- Выдуриваешься. Баньку валять каждый может. К тебе с открытой душой, как другу...

В соседней комнате затрезвонил телефон, парень опрометью бросился к аппарату и через секунду в служебном рвении зачастил слишком громко: "Так точно!", "Никак нет!", "Есть!", "Есть, товарищ майор!".

Вот завертелось, без страха подумал Новиков. Страха он не испытывал. Верил в свою правоту. Почему верил, на каком основании - даже объяснить себе не мог. Пришла злость. Молчаливая, безотчетная злость.

- Майор Кузнецов! - испуганно сообщил дежурный. - Выезжает.

- Открой пирамиду.

- ...ажно страх, какой сердитый майор. Ажно в трубке гудело...

- Открой.

- ...велел вызвать коменданта с шестнадцатой.

- Помолчи, ради бога.

- Что теперь будет, Лешк? Нахомутал ты делов.

- Моя печаль.

- Твоя...

В тающем полумраке лицо дежурного выражало испуг и казалось неестественно синим от льющегося из окна синего отсвета зари. Парень, жалеючи, немного сощурясь, будто сдерживал слезы, следил, как Новиков поставил в гнездо автомат, помедлив, достал ведерниковский и, заглянув внутрь ствола, на место не поставил, потянул подсумок Черненко и тоже положил его рядом с автоматом на табурет.

- Подними обоих.

- Ну да... До подъема вон сколько! - Часы показывали половину четвертого. - Успеется.

- Иди подними обоих.

- Было бы чего. Делов-то пустяк.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вряд ли он сознавал, почему поднял солдат, не отоспавших положенное, поднял без кажущейся необходимости, проявил ненужную жестокость по отношению к близким товарищам, с которыми до вчерашнего дня бескорыстно делился всем, что имел - папиросами и халвой, купленными на небольшое жалованье отделенного командира, сокровенными мыслями, пересказывал содержание прочитанной книги, где мог, закрывал глаза на мелкие проступки и незначительные ошибки друзей, был с ними мягок и обходителен, как с второклассниками, а не с бойцами своего отделения. Еще толком не осмыслив происшедших в себе перемен, не обнаружив, когда сломались привычные взгляды и то настоящее, чем и в чем он жил повседневно до этого часа, приобрело иную окраску и особое значение, он, однако, с удивительной ясностью, понял, что отныне жить, как прежде, не сможет; как бы ни распорядилась судьба, чем бы ни обернулась стрельба по немцам - пусть даже судом военного трибунала, прежнее в нем навсегда отмерло.

Еще вчера или двумя днями раньше не пришло бы в голову будить - ни свет ни заря - утомленных людей. Пожалуй, он бы сам отыскал оброненные Черненко патроны, а то, гляди, заодно со своим почистил и автомат Ведерникова.

Сейчас он молчаливо наблюдал за ползающим по полу невыспавшимся Черненко, слышал за спиной сердитое сопение Ведерникова. В открытую дверь доносилось частое шорканье шомпола по стволу автомата, и не было ни капельки сожаления ни к одному из бойцов.

- Тэ ж мэнi зайнятiе придумав, - бубнил Черненко. - Тэмно ж, як у склепе, а воно, дывись, прыказуе... - По натуре веселый хлопец, Черненко зло покалывал своего отделенного карим глазом, открывая толстогубый рот и сердито бубня: - И чого б оцэ стояты над головою?

- Ищите.

- А я що роблю? Шукаю. Чы, можэ, кому-нэбудь здается, що я танцюю, то нэхай очi протрэ хустынкою... Ай, лялечки-малечки, - весело затараторил по-русски. - Вот вы игде прохлаждаетесь. - С этими словами парень нырнул под стол, завел руку в угол и в самом деле извлек два патрона. - Ваше приказание выполнил! - сказал дурашливым тоном, вскинул ладонь к козырьку воображаемой фуражки, но, остановленный многозначительным взглядом дежурного, опустил ее.