Джон Руссо - Полночь

• Название: Полночь
• Автор: Джон Руссо
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Так вы утверждаете, что уже два года не исповедывались мне в должной степени? - удивился священник. Казалось, он не верит девушке.

- Да, святой отец, - смущенно призналась Нэнси Губы у нее пересохли, в горле встал ком, язык не поворачивался, а все заранее приготовленные слова разом вылетели из головы. Она почувствовала, что на лбу начинает выступать испарина.

- Дитя мое, сперва я должен разобраться вот в чем: ты последние два года вовсе не исповедывалась, или же приходила сюда, но в чем-то твои слова были лживыми?

- Именно так, святой отец. Я не все рассказывала вам до конца.

Наступила пауза, и Нэнси поняла, что священник узнал ее, и теперь ему нужно время, чтобы оправиться от потрясения. Наконец он заговорил:

- И сколько же раз ты исповедывалась таким образом?

- Десять, святой отец.

- И, как я понимаю, каждый раз ты не рассказывала мне до конца о своих грехах?

- Да, святой отец.

- А что же тебя заставляло поступать так?

- Я не знаю... Я просто боялась.

- И о каком грехе ты боялась мне рассказать?

- У меня были половые сношения с одним мальчиком, святой отец. - Голос Нэнси вконец упал.

- Понимаю... Он католик?

- Да. Но мы с ним уже расстались...

- Это правильно, дитя мое. Господь наставил тебя на истинный путь, ибо то, чем вы с ним занимались, было тяжким грехом. Ты осознаешь это?

- Да, святой отец.

- Так почему же ты не рассказывала об атом? Разве тебе не хотелось очистить свою душу от стольких грехов и получить господне благословение? Ты ведь знаешь, что и одного такого поступка достаточно, чтобы обречь свою душу на вечные муки в аду...

- Да, святой отец.

- Неужели ты готова навеки отправиться в ад, вместо того чтобы претерпеть очистительный стыд и раскаяться во всем на исповеди?

- Я каюсь, святой отец.

- Хорошо. - Отец Флагерти шумно вздохнул, а потом задал Нэнси вопрос, которого она боялась больше всего: - И после этого ты столько раз принимала причастие, зная, какие страшные грехи отягощают твою душу?

- Да. И в этом я тоже каюсь...

- О Господи, помилуй нас, грешных! Ты хочешь сказать, что в течение целых двух лет ты не получала отпущения своих смертных грехов?! Что за это время ты десять раз осквернила тело и кровь Христову?.. И все только из-за того, что стыдилась признаться в своем грехе?

- Да, святой отец.

Священник снова тяжело вздохнул.

- Ты десять раз отворачивалась от Бога, умалчивая о своих грехах во время исповеди... Но что еще страшнее - ты каждый раз в состоянии смертного греха принимала тело и кровь Христовы, оскверняя этим Святые Дары и само таинство божественного причастия. А это один из тяжелейших грехов, который только может лечь на душу католика. Ты осознаешь, что этим поставила себя на край ужасной пропасти и теперь можешь вечно гореть в геенне огненной? Ты понимаешь, что во г уже два года на тебя не снисходит благодать Господа нашего? А если бы ты умерла в это время то сейчас бы уже, без всякого сомнения, горела в аду. И твоя бессмертная душа попала бы прямо в руки Сатаны...

- Я знаю, святой отец. Я раскаиваюсь в этом.

- Какие еще грехи ты совершила? Теперь ты должна рассказать мне все до конца, дитя мое.

Все остальное было для Нэнси сущей ерундой по сравнению с тем, что ей только что пришлось пережить. Она быстро заговорила обо всех мелких проступках и вскоре закончила свою исповедь.

- Это все, святой отец. - Наконец облегченно вздохнула девушка.

- Теперь ты должна искупить свои грехи искренним покаянием, дитя мое, строгим голосом ответил священник. - И для этого тебе надлежит до завтра десять раз прочитать по четкам все известные тебе молитвы. И проси Господа, чтобы он дал тебе силы не входить больше во искушение. Приходи на мессу, принимай тело и кровь Христовы и впредь исповедуйся чаще, только теперь договаривай все до конца.

- Хорошо, святой отец.

Нэнси услышала, как священник начал читать по-латыни чин отпущения грехов, а сама стала молиться на родном языке:

- О Господь мой! Прости меня за то, что я огорчила Тебя своими прегрешениями - я в них полностью раскаиваюсь, ибо боюсь навсегда быть отвергнутой Тобой и после смерти пасть в преисподнюю. Но больше всего я каюсь в том, что оскорбила Тебя, причащаясь Твоих тайн с грехом на душе. Ведь Ты так любишь меня, и теперь я полна решимости искупить мои грехи, понести за них наказание и с Твоей милостью изменить свою жизнь. Аминь.

Она подождала, пока отец Флагерти закончит молитву, чтобы получить от него благословение.

- Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Да пребудет с тобой милость, прощение и благодать Господа нашего. Аминь.

- Спасибо, святой отец.

Все еще страдая от смущения и стыда, Нэнси вышла из церкви. Свежий весенний ветерок тут же высушил капли пота на ее лбу. Она почувствовала невероятное облегчение и подняла руки вверх, чтобы ветер подсушил также вспотевшие ладони и подмышки.

Нэнси перешла улицу и решила сократить путь к дому, зашагав через широкую лужайку на другой стороне. В лазурном небе горело ясное солнце, а на душе у нее было легко и радостно. Уже давно Нэнси не чувствовала себя такой счастливой и свободной.

Потом она посмотрела на часы: без десяти час. Значит, когда она вернется, отчим уже будет дома - а он разрешил ей сегодня взять его машину, чтобы проехаться по магазинам. Ее отчим Берт Джонсон служил в местной полиции, но сегодня его работа заканчивалась в двенадцать. Правда, по дороге он мог заскочить куда-нибудь опрокинуть стаканчик-другой. Ну так что же: если он и задержится, Нэнси в это время с удовольствием примет душ, а пока волосы будут сохнуть, еще успеет вдоволь наболтаться по телефону со своей лучшей подругой Патти. А может быть, Патти даже захочет прокатиться вместе с ней за покупками.

Идти было необычайно легко - Нэнси почти не чувствовала своего тела и, приближаясь к дому, начала читать радостные пасхальные молитвы.

Глава 2

Берт Джонсон, отчим Нэнси, пил в одиночестве, устроившись в дальнем углу тускло освещенного пустынного бара. Сегодня единственными посетителями, кроме него, здесь были какие-то двое уже изрядно подвыпивших приезжих, которые, заметно пошатываясь, с азартом играли в боулинг старого образца - вместо шайб они по очереди бросали на дорожку большие тяжелые шары. Но Берт настолько погрузился в свои собственные размышления о жизни, что ни громкий топот пьянчуг, ни их споры и ругань нисколько не мешали ему сосредоточиться. Равно как и шум, производимый кеглями и шарами. Берт посасывал уже пятую порцию бурбона, методично запивая каждый глоток пивом.

Но вот особо яростный крик все же отвлек внимание Берта и, повернувшись в сторону игроков, он с удивлением увидел следующее: один из приятелей незаметно подкрался к другому как раз в ту секунду, когда тот собирался уже бросить свой шар, и ловким движением стянул с него штаны. Шар, разумеется, тут же грохнулся на пол, а незадачливый игрок, выпрямившись и еще не соображая, что происходит, тупо уставился на своего приятеля. Его жирные ягодицы в выцветших несвежих трусах противно покачивались над неоновыми лампами кегельбана.

- Эй, там! - окликнул их Слипи, бармен. - Вы, пара шутов гороховых! Может, вам невдомек, что здесь у нас полицейский? Вы что, хотите, чтобы он вас оштрафовал за все это свинство?

- А чего здесь, собственно говоря, такого уж свинского? - с трудом выговаривая слова, оскорбился игрок, натягивая штаны. - Моя задница ничуть не хуже любой другой, и я горжусь ей точно так же, как и ты своей.

- Ну как вам это нравится? - обратился Слипи к Берту. - Почему большинство моих посетителей - это законченные психи или кандидаты в психушку?

Берт ничего не ответил. Вместо этого он одним залпом осушил бурбон и тут же поднял кружку с пивом, давая Слипи понять, что он не склонен сейчас вести никаких бесед. Уловив намек, бармен снова наполнил Берту бокал и кружку, а сам удалился в другой конец бара, чтобы получше следить за игроками во избежание еще одной неприятности. Слипи хранил под стойкой увесистую бейсбольную биту, и сейчас готов был пустить ее в ход, если вдруг выяснится, что гости зашли слишком далеко и могут повредить кегельбан или физиономии друг другу.

Берт Джонсон, изучая свое отражение в высоком зеркале за стойкой бара, пробежал толстыми узловатыми пальцами по редеющей каштановой шевелюре. Свою форменную полицейскую фуражку он положил на соседний стул. Револьвер и дубинка, пристегнутые к поясу, больно давили на живот, отчего Берт испытывал дополнительные неудобства. Он подтянул пояс, а потом сразу же отвернулся от зеркала - уж слишком непривлекательным был его вид, и это беспокоило Берта. Ведь он вынужден был признать, что уже не молод, успел обзавестись брюшком, лицо его потеряло прежний лоск, а глаза - задор. Нос же, и всегда казавшийся ему крупноватым, теперь, с полопавшимися от частого питья сосудами, выдавал в нем любителя спиртных напитков. Берт прекрасно понимал, что следует сократить потребление алкоголя, но никак не мог найти причину, которая побудила бы его сделать к этому хотя бы первый шаг. Больше всего его расстраивал собственный брак. Его жена Гарриет, казавшаяся образцом красоты, очарования и женской грации еще в день их венчания - а было это шесть лет назад, - сразу после свадьбы начала дурнеть, с тех пор сильно постарела и набрала никак не меньше сорока фунтов веса. Берт чувствовал, что она попросту обманула его, не пообещав заранее постоянно следить за собой и не терять былой привлекательности. Он никогда бы не женился на ней, зная, что очень скоро не только перестанет гордиться ее внешностью, но ему станет противна даже мысль о физической близости с этой женщиной... Не то чтобы секс имел для Берта какое-то особенное значение, но все же где-то он слышал фразу, которую надолго запомнил: если брак распадается, то это начинается в постели. Любит ли его Гарриет до сих пор?.. Теперь он уже не был в этом уверен. А может быть, ее целью с самого начала было просто заманить в свои сети мужика, чтобы тот содержал ее и дочь, а сама она могла ничего не делать, валяться целыми днями в кровати, а остальное пустить ко всем чертям на самотек?..