Евгений Сухов - Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)

• Название: Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
• Автор: Евгений Сухов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7632-0065-9

Исторический роман Евгения Сухова охватывает первые годы правления Ивана Грозного. Печатается впервые

---

Федор Шуйский-Скопин знал, о чем говорил: кто как не он ощутил на себе тяжесть царской длани. Опустит царь руку на плечо, и она оковами прижмет к земле. Трудно бывает понять, где царская любовь, а где немилость. Оба эти чувства так тесно переплелись между собой, что невозможно отыскать границу. Кто знает, может, от любви Иван держал Федора Шуйского подалее от себя, в ссылке, чтобы тот, пройдя унижение, был призван самодержцем с большой радостью.

— Верно говоришь, Федор, и я в свое время в темнице посидел, — отозвался Петр Шуйский. — А давеча, как приложился посохом к моим плечам, так я едва разогнуться сумел.

— Бояре, вот что я вам скажу, — преодолевая икоту, встрял в разговор Челяднин. Утка была малость сухая, а еще пересоленная, видно, повариху в это время конюх дворовый прижимал, потому и переусердствовала. Боярин Челяднин подумал о том, что надо бы повариху носом в утку потыкать, но тут же забыл об этом и продолжал свою мысль — Далее еще хуже будет, если государь не оженится. Сейчас царь о наши спины посох ломает, а потом вовсе по темницам рассажает.

— Переменчив государь в своей любви, — вздыхал Федор Шуйский. — Сегодня он любит, а завтра уже опалы жди. И не знаешь, чем следующий день закончится: лаской царской или музыкой кандальной. А все почему? Неровный стал характер у государя! Баба, она всегда мужнин характер смягчает. Слово ласковое в ушко шепнет — и он оттаял, как холодец на солнышке. А я вот к чему это говорю, бояре, жениться государь должен! Да и что же это за самодержец будет, ежели он не женат? Только в самую силу вошел, а жены не имеет. Да и не по вере это нашей будет. Сколько государей у нас было, а только все они женаты оставались. Бывало, конечно, что в монастырь жен отправляли, но всегда брали другую, женились на молодых, в самом соку, чтобы рожать была способна!

— Да ему бабы и не надо. Вон сколько вокруг него кобылиц увивается. Одна краше другой, — вздохнул Петр Шуйский.

— То блудницы, — справедливо рассуждал Челяднин, — а ему нужна девица из знатных, да чтоб непорченая была. Государь оженится, а нам всем спасение.

— Вот что, господа, я думаю, надо бы к царю всем миром идти, в ноги ему броситься, пускай суженую себе выбирает! — заключил Федор Шуйский.

Бояре еще долго спорили, икоту запивали медовым квасом и сошлись на том, что Ивану с женитьбой тянуть не следует. Обвенчается государь вторично, а блажь, что и молодость, штука не вечная, как седой волос в бороде пробьется, так о душе начнет печься.

С раннего утра в Передней комнате по обыкновению собрались все бояре, думные чины и ближние люди для того, чтобы ударить челом государю. Иван Васильевич задерживался, однако никто не уходил из боязни вызвать государев гнев. Только раз во внутренние покои прошел Петр Шуйский и, не обнаружив Ивана в Молельной комнате, вернулся обратно.

— Спит государь, — сообщил князь безрадостно.

В ответ ни вздоха, ни разочарования. Весть приняли спокойно. На то он и государь — высший суд над своими холопами, ему и решать, когда своих слуг зреть. Так же покорно они выслушали бы и то, что государь не явится ни сегодня, ни завтра, а желает того, чтобы слуги караулили его сторожевыми псами у порога Передней комнаты.

Думные чины приготовились к большому ожиданию, а иные, предвидев сидение в Передней, вытаскивали из котомок теплые домашние пироги. Пожуешь малость, глядишь, и времечко веселее побежало. Однако не успели они проглотить последний кусок, как в дверях Передней появился дежурный боярин и сказал, что государь дожидается в комнате. Стряхнули яичные крошки с воротников думные чины и пошли вслед за боярином.

Была пятница.

В этот день государь устраивал сидение с боярами, когда они, не озираясь на его самодержавное величие, могли спокойно разместиться на скамьях и лавках. В иные дни было иначе: во время слушания дел они не могли даже присесть, а если кто из бояр уставал, то выходил в сени.

Был канун Успения Пресвятой Владычицы Богородицы и Преснодевы Марии, и комната была украшена праздничным сукном, а лавки и скамьи обиты ярко-красным бархатом.

Встали бояре у порога и не решались войти, словно не хотели сапожищами растоптать красоту, лежащую под ногами, — ковер, на котором вышиты танцующие фазаны.

— Что же вы, бояре, встали? — подивился кротости гостей Иван Васильевич. — Садитесь по лавкам. Или забыли, что в пятницу сидение с государем?

— Не забыли мы, государь, — за всех сразу отвечал Челяднин, — только не сядем мы на лавки до тех пор, пока ты не выслушаешь нас.

Подивился Иван Васильевич такому смирению, однако разрешение дал.

— Говорите.

Бояре ударили челом и кланялись до тех пор, пока ломота не сковала поясницы.

— Прости нашу дерзость, великий государь всея Руси, только не подобает тебе неженатым ходить. Что же в народе говорить станут, если будут видеть, что царь без супружницы поживает? Посмотри на герб свой, Иван Васильевич! Даже орел и то о двух головах. Быть без жены — это все равно что лишиться руки, а какое правление однорукому! Обессилеешь ты, государь, если не оженишься, — не смел Челяднин пройти в глубину комнаты, — А царствие всегда прочно в продолжении рода. Если одного ребенка уродил, то одной ногой на земле стоишь, если двух родил, то двумя ногами ходишь, а ежели целый выводок отроков, значит, так крепко на земле стоишь, что уподобляешься дубу-великану, который корневищами буравит землю. И сам ты, великий государь Иван Васильевич, в семейной жизни приобретешь такой покой, к которому уже привык. Вспомни же, Иван Васильевич, женушку свою, Анастасию Романовну, какая она была ласковая и нежная, соколом лучезарным тебя называла. Неужто по душе тебе бабы приблудные, чем соколица верная? Кто же тебя ублажать будет, ежели не жена родимая? — Челяднин ненадолго умолк: может, государь слово сказать хочет. Но Иван молчал. — А мы, государь, только радоваться твоему счастью станем. Хочешь, из наших дочерей себе женушку отыщи, а хочешь, так из заморских!

— Я и сам уже думал об этом, бояре! — сдержанно отвечал Иван Васильевич. — Житие без брака — паскудство одно. И от девок я устал. Вы проходите, бояре, рассаживайтесь по чину. — Бояре осторожно прошли в комнату и скромно устроились на лавке. — Только невесту себе я уже выбрал.

— Кто такая, государь? — опешил Петр Шуйский. — Почему мы об этом не ведаем?

У Петра Ивановича на выданье была дочь, если князь и видел кого-то рядом с царем, так это Марфу Шуйскую.

— Сестра польского короля Сигизмунда-Августа!

Ишь ты куда Иван хватанул! Было дело, что сватался царь в Польше, еще до Анастасии Романовны, да отворот получил.

— Как же это, государь, а мы ни слухом ни духом об этом не ведаем. Ты бы со своими ближними слугами поделился, посоветовался бы, мы дурного тебе не пожелаем, — поддержал Шуйского Челяднин.

— Вот я и держу с вами совет, бояре.

— И какую из сестер короля ты в царицах видишь, Иван Васильевич?

— Ту, что помладше, Екатерину! Мне перестарки не нужны, да она и покраше другой будет. А еще за Екатериной я в приданое Ливонию возьму[65].

— Дело разумное, великий государь. Кого же ты в Польшу отправишь руки Екатерины просить?

— Окольничий Федор Иванович Сукин поедет, — готов был ответ Ивана Васильевича. — Он и в первый раз в Польшу ездил, на сватовство намекал, поедет и сейчас. Теперь я уже не пятнадцатилетний отрок, за мной Казань и Астрахань. Дорожка тоже уже известная, с пути окольничий не собьется. И опыта у Сукина в таких делах будет поболее, чем у других. Сколько раз ты, Федор Иванович, сватом бывал?

— Полста раз будет, государь, — зарделся окольничий от внимания.

Сукин и вправду был именитый сват. Он переженил сыновей едва ли не у всех бояр. Половина великосветской Москвы считала за честь заполучить его к себе как главного свата. Казалось, он был рожден для этой роли. Он бел разговор степенно, а начинал его не иначе чем как:

— У вас есть товар, у нас есть купец…

И если Сукин Федор брался за сватовство, то можно было с уверенностью утверждать, что дело верное. Никто из бояр не мог припомнить случая, чтобы сватовство проходило неудачно. Довольными всегда оставались обе стороны, а свата так потчевали вином и настоями, что дружки волокли его под руки.

В Москве знали о том, что не всегда его услуги были бескорыстны и окольничий за многие годы успел собрать огромную сумму, которая позволила ему выстроить богатые хоромины, едва уступающие по убранству палатам самых родовитых бояр; а еще у него было небольшое именьице под Новгородом, которое давало Федору Ивановичу постоянный доход.

— Вот видите, бояре, Федор Иванович пять десятков раз сватом бывал.

— Федор Сукин сват известный, такой и государя может оженить, — согласился Петр Шуйский.

— И тебя ни разу метлами с порога не прогоняли, окольничий? Помоями не обливали? — искренне подивился Иван Васильевич.