Эллиот Рузвельт - Его глазами

• Название: Его глазами
• Автор: Эллиот Рузвельт
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В тот же день английским морякам было роздано 950 коробок с папиросами, свежими фруктами и сыром. В это время начальники штабов уже занимались разработкой повестки дня своих совещаний. Их содержанием были: производство, порядок поставок, суда, военные потенциалы - техника, люди, деньги, то есть три основных элемента современной войны. Я помогал Хэпу Арнольду на этом заседании; потом, когда оно закончилось, я остановился закурить с одним американским морским офицером.

- Чорт побери! - пробормотал он, направляясь вместе со мной на главную палубу. - Ведь они хотят раздеть нас до нитки!

Он, конечно, был прав, но в то же время человеку, видевшему, подобно мне, какую жестокую борьбу вели англичане и в каких неравных условиях протекала она, трудно было оставаться объективным.

В субботу вечером в капитанской кают-компании "Августы" состоялся официальный обед, за которым хозяином был отец. Премьер-министр, конечно, сидел справа от него; в числе гостей были постоянный заместитель министра иностранных дел Англии Кадоган, адъютант премьер-министра лорд Черуэлл, Самнер Уэллес, Гарри Гопкинс, Аверелл Гарриман и американские и английские начальники штабов. За обедом и после него, почти до полуночи, я наблюдал отца в новой роли. В прошлом я мог убедиться, что он всегда играл первую роль во всяком собрании, на котором присутствовал, и не потому, что он очень стремился к этому, а потому, что это всегда казалось его естественным правом. Но в тот вечер было не так. В тот вечер отец слушал. Аудиторию держал в своей власти другой; он захватил эту власть над ней своей замечательной, ритмичной, выразительной речью, не чрезмерно цветистой, но всегда насыщенной и до того сочной, что, казалось, стоило взять его слова в руки и сжать их, чтобы брызнул сок.

В тот вечер все мы были во власти Уинстона Черчилля, и он все время сознавал это. Отец лишь изредка задавал ему вопросы, подталкивая его, заставляя его говорить.

Изредка вставлял замечания и Гарри Гопкинс, но лишь тогда, когда премьер-министр останавливался, чтобы перевести дыхание. А в общем все мы, носившие военную форму, молчали и лишь изредка перешептывались: "Спичку?", "Спасибо", "Передайте, пожалуйста, графин с водой", "Тс-с", "Да, в нем много перца", "Да - и кое-чего другого".

Черчилль откидывался в своем кресле, перебрасывал сигару из одного угла рта в другой, причем она все время задорно торчала кверху, выгибал плечи вперед, как бык; руки его выразительно рубили воздух, глаза сверкали. В этот вечер трибуна принадлежала ему, и он говорил. Но мы, все остальные, молчали не потому, что нам было скучно. Мы молчали, как зачарованные, даже когда не были с ним согласны.

Он рассказывал о ходе войны, о том, как одно поражение следовало за другим. "Но Англия всегда выигрывает войны!" Он довольно откровенно рассказал нам, как близки были к поражению его соотечественники "...но Гитлер и его генералы оказались тупицами. Они этого так и не узнали. Или же они не посмели". Был момент, когда в тоне Черчилля звучала настойчивая просьба:

- Это для вас единственный выход! Вы должны выступить на нашей стороне! Если вы не объявите войны, я повторяю, если вы не объявите войны, не ожидая первого удара с их стороны, они нанесут его, когда мы уже погибнем, и этот первый удар может оказаться для вас и последним!

Но хотя слушатели и заметили у Черчилля этот оттенок просьбы, вся его манера держаться создавала впечатление неукротимой силы, которая прекрасно справится и сама - да, да, справится, - даже если мы не внемлем его предупреждению.

Время от времени отец вставлял вопрос:

- А русские?

- Русские! - в тоне Черчилля послышался пренебрежительный оттенок, но затем он, казалось, спохватился. - Конечно, они оказались гораздо сильнее, чем мы когда-либо смели надеяться. Но кто знает, сколько еще...

- Значит, вы считаете, что они не смогут устоять?

- Когда Москва падет... Как только немцы выйдут в Закавказье... Когда сопротивление русских в конце концов прекратится...

На все вопросы Черчилль отвечал четко, без оговорок, без всяких "если"; в сопротивление русских он не верил или верил очень мало. Он вел крупную игру в этот вечер. Он старался внушить нам, что львиная доля ленд-лиза должна принадлежать британскому льву; что всякая помощь Советам приведет лишь к затяжке войны, а в конечном счете, и притом несомненно, - к поражению; и с тем большей убежденностью он приходил к своему единственному выводу:

- Американцы должны вступить в войну на нашей стороне! Вы должны вступить в войну, чтобы не погибнуть!

Отец слушал его внимательно, серьезно, время от времени потирая глаза, играя своим пенсне, рисуя узоры на скатерти обгорелой спичкой. Но ни один из американцев, сидевших в облаках табачного дыма в этой кают-компании, ни разу не произнес ни "да", ни "нет", ни "может быть".

Это походило на второй раунд товарищеского матча бокса. Он никому не принес победы, но никому из зрителей и не хотелось подзадоривать противников, чтобы увидеть хорошую потасовку. Все мы желали победы обеим сторонам.

* * *

В воскресенье утром, как раз перед тем, как мы собирались отправиться с "Августы" на "Принца Уэльского", чтобы присутствовать там на богослужении, мне сообщили, что наш "Грумман" только что привез двух фотографов армейской авиации с большим запасом пленки. Я сказал об этом Хэпу Арнольду, и фотографы присоединились к свите президента.

В начале двенадцатого на английском корабле засвистела дудка, возвещая наше прибытие. И как будто по сигналу, в тот же момент тяжелые, свинцовые тучи, висевшие над нами целую неделю, стали рассеиваться, и через них пробились лучи солнца.

На палубе выстроился экипаж английского корабля н рядом с ним двести пятьдесят наших матросов и солдат морской пехоты. Судовой амвон был задрапирован американским и английским флагами.

Мы пели "О, Господи!", "Наша порука в прошлых веках", "Вперед, воинство Христово", "Вечный отец", "Сильны во спасение", и 'олоса наши мощно и мягко разносились над водами бухты. Мы были едины в своей молитве.

Я не знаю, что думали в это время другие, но вот какие мысли теснились в моей голове: здесь, на палубе, в лучах неверного солнца стоят два человека, играющие важную роль только потому, что они возглавляют две могучие нации. И, думая об этом, я вспомнил миллионы англичан, работающих в условиях всяческих лишений, людей, изготовляющих бомбы днем и проводящих бессонные часы под бомбами ночью. Я вспомнил английские войска, теснимые назад, но исполненные суровой решимости, солдат в шароварах, в трусах, в шотландских юбках, людей с новыми погонами, на которых стоит слово "командос", усталых, издерганных, людей в сине-коричневой форме королевских воздушных сил, матросов и офицеров вот этого самого корабля, измотанных долгими боями и рассматривающих свое путешествие сюда как отдых, ниспосланный небом. Этим беднягам суждено было через несколько месяцев пойти ко дну вместе со своим кораблем, ужаленным японскими

торпедами.

Я думал о том, как у нас в Америке начинают оживать заводы, как миллионы женщин и юношей, покидая кухни и фермы, осваивают новые, увлекательные и нужные специальности. Война чем-нибудь да затронула каждого: кто не служил в вооруженных силах и не работал на военном заводе, тот расхаживал ночью по улицам в шлеме дежурного по противовоздушной обороне, быть может, чувствуя себя несколько неловко, но все же ощущая себя частицей своей родины, участником могучего, всепоглощающего усилия.

И хотя теперь Англия несколько запыхалась и у нее подкашиваются ноги под градом ударов, зато Америка начинает обрастать чертовски крепкими мускулами.

И здесь стоят руководители обоих народов и молятся: "Отче наш, иже еси на небеси, да святится

имя твое"...

* * *

После богослужения мы завтракали у премьер-министра. И вот наступил момент, когда кто-то постучал по столу, требуя тишины, и воскликнул: "Джентльмены, Король!" И затем - стук отодвигаемых кресел, шарканье ног и мгновенье молчания, когда все подняли бокалы и медленно осушили их. Это был торжественный обряд; быть может он давал повод для иронии, но в то же время нельзя было отрицать его внушительности. Во всяком случае, такое впечатление он произвел на меня, видевшего его впервые.

Возвращаясь на "Августу", чтобы присутствовать на военных совещаниях, которые должны были занять весь день, я рассказал отцу о своих мыслях во время утреннего богослужения.

- Да, это и был лейтмотив нашей молитвы, - ответил он. - Даже если бы ничего другого и не произошло в то время, уже это одно сплотило бы нас. "Вперед, воинство Христово!" С божьей помощью мы идем и будем итти вперед.

* * *

Совещания военных представителей обеих сторон, состоявшиеся в течение дня, повлекли за собой некоторое нарушение идеального единства, которым было отмечено утро. Англичане снова всячески старались убедить нас уделять как можно больше материалов по ленд-лизу Англии и как можно меньше Советскому Союзу. Я не думаю, чтобы ими непосредственно руководили политические мотивы, хотя следует признать, что в сущности их неверие в способность России к сопротивлению носило политический характер. На этих совещаниях и Маршалл, и Кинг, и Арнольд продолжали настаивать на том, что вполне разумно оказывать Советам всяческую возможную помощь. Ведь как бы то ни было, доказывали они, германские армии находятся в России; танки, самолеты, пушки в руках Советов будут нести гибель нацистам, тогда как для Англии ленд-лиз в данное время будет означать лишь наращивание запасов. Кроме того, мы, конечно, не могли забывать и о потребностях собственной обороны, о том, что необходимо для укрепления наших армии и флота.