Геннадий Прашкевич - Жюль Верн

• Название: Жюль Верн
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03599-7

«Я всего лишь рассказчик историй», — говорил о себе знаменитый французский писатель, неисправимый романтик и неутомимый популяризатор науки Жюль Верн (1828—1905). Его романы, такие как «Дети капитана Гранта», «Двадцать тысяч лье под водой», «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан» и многие-многие другие, были и остаются привлекательными для разных поколений людей во все эпохи. Книги Жюля Верна сыграли огромную роль в профессиональном становлении многих известных деятелей мировой науки и техники. А что же сам автор? Как его жизнь соотносится с жизнью его героев? Об этом и многом другом расскажет в своей новой книге известный писатель, поэт и переводчик Геннадий Прашкевич.

---

«Я отдален от всего человечества; я отшельник, изгнанный из общества людей».

«Но я не умер с голоду и не погиб в этом пустынном месте, где человеку нечем пропитаться».

«У меня мало одежды, и скоро мне нечем будет прикрыть свое тело».

«Но я живу в жарком климате, где я не носил бы одежду, даже если бы она у меня была».

«Я беззащитен против нападения людей и зверей».

«Но остров, куда я попал, безлюден, и я не видел на нем ни одного хищного зверя, как на берегах Африки. Что было бы со мной, если бы меня выбросило туда?»

«Мне не с кем перемолвиться словом, и некому утешить меня».

«Но Бог сотворил чудо, пригнав наш корабль так близко к берегу, что я не только успел запастись всем необходимым для удовлетворения моих потребностей, но и получил возможность добывать себе пропитание до конца моих дней»[8].

Так что не стоит унывать. Уныние — тяжкий грех.

«Чернила, перья и бумагу, — записывал Робинзон, — я старался всячески беречь. Пока у меня были чернила, я подробно записывал все, что случалось со мной; когда же они иссякли, пришлось прекратить всякие записи, так как я не умел делать чернила и не мог придумать, чем их заменить…»

Всё на острове требовало невероятных усилий.

«Над частоколом, которым я обвел мое жилище, — жаловался Робинзон, — я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке — на все это требовалось много времени. Колья были очень тяжелые, так что я мог поднять не более одного зараз, и порою у меня уходило два или три дня лишь на то, чтобы вытесать кол и принести его домой, а на следующий день вбить его в землю. Вбивая колья в землю, я употреблял сначала тяжелую дубину, но потом вспомнил, что у меня есть железные ломы, которые я привез с корабля, и стал работать ломом, хотя не скажу, чтобы это сильно облегчило мой труд…»

Главное, не опускать руки. Главное, помнить о цели.

И не важно, что прототип настоящего Робинзона Крузо мало походил на героя многих написанных к тому времени приключенческих романов. Реальный шотландский Робинзон — моряк по имени Александр Селкирк (1676—1721) был наказан за обыкновенное грубое неповиновение капитану.

«Его высадили на остров Хуан-Фернандес, — рассказывал историю Робинзона англичанин Вудс в книге «Путешествие вокруг света с 1708 до 1711 года», — разрешив захватить с собой одежду, постель, ружье, фунт пороха, пули, табак, нож, котел, Библию, несколько других книг религиозного содержания и принадлежавшие ему инструменты и книги по мореходству. Селкирк был снабжен всем необходимым; однако в течение первых месяцев ему стоило большого труда побороть отчаяние, которое ему внушало столь ужасное одиночество. Из стволов перечного дерева он построил две хижины, на некотором расстоянии друг от друга. Он покрыл их тростником и обил шкурами коз, которых убивал по мере необходимости, пока не вышел весь порох. Когда запас пороха был окончательно исчерпан, Селкирк научился добывать огонь трением двух кусков сухого дерева и ловил коз на бегу. От постоянных упражнений он стал таким проворным, что с невероятной скоростью носился по лесам, взбегал на утесы и холмы. Однажды он с таким пылом преследовал козу, что схватил ее на краю скрытой кустами пропасти и скатился вместе с ней на самое дно. Он был оглушен падением и потерял сознание. Почти сутки он лежал рядом с убитой козой и только потом с большим трудом дотащился до хижины…»

На необитаемом острове Александр Селкирк прожил с 1703 по 1709 год.

Он, кстати, не раз видел проходившие мимо корабли. К сожалению, это были корабли испанцев — извечных врагов англичан. С одного из них, услышав крики о помощи, Селкирка даже обстреляли из мушкетов.

6

«Однажды я шел по реке совсем один на скверном плоскодонном ялике, — вспоминал Жюль Верн. — В десяти лье ниже Шантене обшивка ялика вдруг разошлась. Течь невозможно было остановить, но я даже обрадовался: вот оно — настоящее кораблекрушение! Но когда ялик пошел ко дну, единственное, что я смог сделать, — устремиться к островку, окаймленному пучками высоких тростников, верхушки которых раскачивал ветер. Без всякого страха представлял я себе, как построю хижину из листьев, как из тростника смастерю удочку, а из колючих жестких шипов — рыболовные крючки, и как буду, уподобившись дикарям, добывать огонь с помощью двух сухих кусков дерева. Сигналы? Да ну! Зачем подавать сигналы? Меня заметят и спасут раньше, чем мне того хотелось. Правда, голод уже давал о себе знать. Как его утолить? Охотиться на птиц? Но без собаки это невозможно, а ружья у меня не было. Может, собирать ракушки?

Размышления, впрочем, длились недолго. Начался отлив, и по лодыжку в воде я прошел до того места, которое про себя патетически называл континентом, — на правый берег Луары. А оттуда преспокойно вернулся домой, где удовлетворился обычным семейным ужином вместо закуски на манер Робинзона Крузо, которая состояла бы из сырых моллюсков, куска пекари и хлеба из маниоковой крупы…»

Впрочем, обожая роман Даниеля Дефо, Жюль Верн до глубокой старости сохранил любовь и верность совсем другому Робинзону — швейцарскому. Даже, может быть, любовь более пылкую.

«Швейцарский Робинзон» был написан в 1812 году учителем и библиотекарем Иоханном Дэвидом Виссом (1782—1830), в сущности, переложившим дивные истории, которые его отец, приходский священник, рассказывал вечерами своим детям.

«Я хорошо знал, — признавался Жюль Верн, — что сочинение Даниеля Дефо философски более значимо, ведь в нем предоставленный самому себе несчастный однажды с ужасом натыкается на след чужой босой человеческой ноги на песке! Но произведение Висса, богатое событиями и приключениями, было, видимо, интереснее для моих молодых мозгов. Там была изображена целая дружная семья: отец, мать, дети — и их различные поступки. Сколько раз я перечитывал эту книгу! С каким пылом присоединялся к каждому открытию! Стоит ли удивляться, что если позже в романе "Таинственный остров" меня непреодолимо вело ко всяким "научным" Робинзонам, то в романе "Два года каникул" — уже к целому пансиону Робинзонов находчивых!»

7

«Мне исполнилось двенадцать лет, а я все еще не видел моря, настоящего огромного моря! — жаловался в своих воспоминаниях Жюль Верн. — Я только мысленно добирался до него. И только мысленно сплавлялся к открытому морю на рыбачьих баркасах, больших бригах, шхунах, на паровых судах — их в то время называли пироскафами. Но в один прекрасный день мы с братом все же получили разрешение на путешествие к настоящему морю. Миновали Эндре, огромное государственное предприятие, окутанное клубами черного дыма, оставили позади причалы на левом и правом берегах реки. Куэрон, Пелерин, Пембеф… Вот и Сен-Назер — некое подобие мола, старая церковь с наклоненной колокольней, крытой черепицей из сланцев… Пара прыжков и мы сбежали на полоску берега, зачерпнули в ладони морскую воду.

— Она не соленая! — сказал я, бледнея.

— Совсем не соленая! — согласился брат.

— Значит, нас обманули! — в гневе закричал я.

Какими же мы тогда были маленькими глупцами! Мы ведь попали на берег в максимальную фазу отлива и просто-напросто черпали ладонями пресную воду Луары! А вот когда начался прилив, то тут уж точно обнаружилось, что соленость морской воды даже превосходит наши ожидания!» 

8

В 1839 году, начитавшись приключенческих книг, наслушавшись рассказов о дальних странах и необитаемых островах, юный Жюль решил убежать в Индию. Ближе бежать не стоило. Даже боязнь наказания не остановила его. Из Нанта уходила на восток парусная шхуна «Корали», и он договорился с юнгой (таким же безумным мальчиком), что тот за небольшую сумму (карманные деньги Жюлю выдавались регулярно, и он сумел кое-что скопить) не только доставит его на борт шхуны, но и спрячет до выхода в открытое море. Там поворачивать судно из-за случайного пассажира никто не станет, а рабочие руки на борту всегда нужны. Вот прекрасный шанс разыскать пропавшего в тропических морях капитана Самбена, утешить его несчастную «соломенную» вдову. К счастью, мэтр Пьер Верн, узнав о загадочных перемещениях сына, успел на местном «пироскафе» перехватить юного беглеца.

И вот одно интересное размышление. Праздное, конечно, но всё же. Удайся мальчику побег, стал бы он когда-нибудь тем Жюлем Верном, которого мы знаем? Или — ситуация наоборот. Восхищались бы мы сейчас замечательными книгами Джозефа Конрада, не сумей в свое время юноша Юзеф Теодор Конрад Коженевский убежать из польского Львова в далекий Марсель?..

9

У взрослых и у детей — свои волнения.

У юного Жюля: доберется ли он до шхуны «Корали», убежит ли в далекую Индию и как к этому отнесется его отец? А у мэтра Пьера Верна: как вразумить сына?