Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное

• Название: Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
• Автор: Федор Чернин
• Жанр: Современная проза

---

Если б выстроить всех мудаков, мне б, наверно, доверили знамя. Нет, хуже. На конкурсе мудаков я был бы членом жюри. Так думал Вячик и ел себя.

12

Но и всякому самоедству бывает предел. Вячик докурил сигарету и вышел в коридор. С половины Сарафанова доносились обрывки невнятного разговора. Первый голос принадлежал Сарафанову, второй был незнакомый, мужской. Сарафанов чудесным образом протрезвел. Кстати, выливать вино в унитаз, а потом слушать и, может быть, даже записывать на магнитофон пьяноватые откровения товарищей было как раз в его стиле. Кажется, у Сарафанова были гости. Гости? Но откуда тут? Новенький? Вячик прислушался.

— Сядьте поближе к камину. — Голос Сарафанова зазвучал после некоторой паузы.

Приступ зябкости у него не прошел (наверняка сливал глинтвейн, уж от чего-чего, а от простуды он помогает). Нарочно топая при ходьбе, Вячик прошелся туда-сюда. Сарафанов, конечно, догадался о характере взаимоотношений Вячика и Гульнары, сложившихся в его любимой комнатке некоторое время назад. Во всяком случае, упорно не желал замечать его преувеличенного топтания. Второй голос также не реагировал на его присутствие. Вячик сделал вид, что что-то ищет в прихожей.

— Найдется и для вас занятие, — тем временем продолжал Сарафанов. — Здесь у нас бездна возможностей. Живопись, музыка, чтение, телевидение, закуски, напитки. Девушки иногда более или менее симпатичные попадаются… В общем, занимайся чем хочешь! Хочешь — твори, философствуй, хочешь — так сиди. А выхода нет, во всяком случае, можете его не искать…

Вячик не удержался, стал на стул и заглянул в отверстие часов. Сарафанов стоял посреди своего сектора коридора. Собеседника видно не было, только неясная тень на полу — справа от него, должно быть, находился торшер. Сарафанов мельком взглянул на Вячика, но тут же отвел глаза. При этом он приподнимал плечи, чтобы удержать пальто. Голова его теперь переходила прямо в туловище, как у рыбы. «Чисто хариус», — снова подумал Вячик. Сарафанов, к тому же, для полного сходства беззвучно открывал рот и шевелил губами, прежде чем произнести новую фразу.

— Здесь надо наслаждаться тем, что имеешь. Это, согласитесь, доступно не каждому, чтобы этому научиться, надо неустанно работать над собой…

Сарафанов достал какую-то книгу с полки, открыл ее, где была закладка, и прочитал: «Может ли рыжий кенгуру не быть кенгуру?» Он многозначительно посмотрел на собеседника: «Может». — «Каким образом? Это диалог, — пояснил он. — „Кенгуру“ обозначает форму, „рыжий“ обозначает цвет, а то, что обозначает цвет и форму — не то же самое, что обозначает форму! Поэтому, строго говоря, „рыжий кенгуру“ это не „кенгуру“».

— Э-э, перестаньте! — ответил на это собеседник Сарафанова. — Меня тошнит от всего этого гоголь-моголя. — При этом тень его на стене даже не шелохнулась.

— Но разве формальная логика не величайшее проявление человеческого ума?

— Я устал играть в эти игры, где нужно доказывать, что черное это белое, а белое это черное. Я, например, лично знал одного человека, который пил морковный сок в больших количествах. Заметьте, не ядовитый вискарь хлестал, а здоровый, насыщенный витаминами сок. Так вот, со временем он пожелтел и умер. От морковного сока. Такая печальная история. Это я к тому, чтобы вы не путали жопу с пальцем, который на нее указывает!

Странно, подумал Вячик, произнеся неприличное слово, все же остается на «вы», вот ведь интересная мода, — оказывается, тут есть и такие… Тогда почему же..?

— В тебе исчезает печаль человека!!!

Это что за фокусы? Вячик прислушался.

— «За гранью твоей нету места борьбе», — это сказал не незнакомец, это «Хор мертвых» в исполнении Фридриха Рюша, запись, которой Сарафанов, похоже, ублажал собеседника. Внезапно музыка оборвалась. Шипение пленки, а потом голос, принадлежавший, несомненно, Гульнаре, принялся повторять одну фразу, нараспев, но с разными интонациями, как мантру: «Я не могу оставаться здесь… Я не могу оставаться здесь… Я не могу оставаться здесь…»

— Прошу прощения! — Сарафанов резко повернулся, уронил пальто с плеч. Это драматический театр, — пробормотал он, выдергивая из розетки шнур.

Но Вячик уже все понял. Так я и поверил! Если у тебя хватает наглости записывать ссору с любовницей, не стоит терять самообладание из-за того, что хвост оказался нестертым. На этот раз я раскусил сарафановскую мистификацию до того, как успел на нее купиться. Налицо явный прогресс. Теперь не будет морочить мне голову, как с этой птицей Фарей с острова Майротте. И названия-то какие убогие! Никакой фантазии и полное отсутствие юмора!

Да и этот «разговор», свидетелем которого Вячик стал, была очередная мистификация Сарафанова, но не просто мистификация. Он хотел всучить мне истину трехкратной подмены! Думал, что ответы «невидимки» собьют меня! Отдохнешь! Сейчас это уже невозможно.

Вячик вспомнил старинный анекдот. 1952 год. Рабинович, от греха, решает уехать в Биробиджан и выходит на улицу с семейством и чемоданами. Мимо идет Хаймович. «Куда собрался?» — спрашивает. Рабинович думает: «Скажу — в Биробиджан, не поверит, подумает, что еду в Сочи. Скажу — в Сочи, подумает, что еду в Биробиджан. Лучше пусть думает, что в Сочи». «В Биробиджан», отвечает Рабинович. «Э, — подумав, говорит Хаймович, — что-то ты темнишь, дружище, наверное, действительно собираешься в Биробиджан…» Здесь имело место что-то подобное. Но теперь Вячик знал, что находится на верном пути. Сарафанову больше меня не запутать! Занимало его только одно, неисследованная сарафановская половина. Но как туда проникнуть? Проход по-прежнему перегораживает славянский шкаф! А что если самому…

Тут Зазеркалье содрогнулось, как будто нарочно мешая Вячику додумать мысль. По полу, по стенам, по потолку прокатилась серия сильных неравномерных толчков. Вячик раскинул руки, чтобы сохранить равновесие, но так и не смог удержаться на ногах. Задребезжали стекла в полках. Покатилась пустая бутылка. Дверца секретера открылась.

* * *

Это, по-видимому, было одно из так называемых «сильных» возмущений, или модуляций, как называл это здешнее природное явление Сарафанов. Впрочем, как только Вячик поднялся на ноги, толчки заметно ослабли, а вскоре и вовсе прекратились. Мимо проплелся Матвей. Куда это Сарафанов погнал его опять?

«О чем я только что думал?» — Вячику казалось, что он, как никогда, был близок к разгадке! Но мысль, не успев созреть и оформиться, как будто ее действительно спугнуло возмущение, исчезла, издевательски вильнув на прощание хвостиком. Как некстати был этот толчок! Впрочем, его последствия этим не ограничились.

«Алле! Ты че, блатуешь, братан?!» — раздался откуда-то из глубины залов незнакомый голос. Послышалась возня, глухие удары, что-то упало, снова раздался невнятный возглас, а затем в коридор выскочил Мэтью, точнее то, что от него теперь оставалось. Головы у последнего представителя племени Толтеков уже не было. Рука болталась на разноцветных проводках и волочилась по полу вслед, как давеча поясок от халата. На этот раз Мэтью был совершенно наг, если так можно сказать о скелете. Он покрутился немного по залу, затем правая нога у него подломилась, он завертелся на месте, скакнул на одной левой и вдруг со всей силы обрушился на пол, рассыпавшись бесформенной грудой ошметков. Это явно были уже не проделки Сарафанова. Бедный Матвей! Черт дернул Сарафанова послать его в эти залы. А теперь он-то там, за шкафом, а я расхлебывай, думал Вячик.

— Эй, кто там? — крикнул он в темноту.

И, о чудо! На его зов из глубины залов действительно вышел такой, небольшого росточка, кудрявый и плотный. В руках он сжимал гибкий стальной жгут. Впрочем, это был не жгут, это была кобра. Новенький вырвал ее с корнем.

— За такие штучки знаешь… — Он размахивал останками змеи, надвигаясь на Вячика.

— Правильно, — спокойно ответил Вячик (он успел взять себя в руки). — За такие штучки — надо! Правильно сделал, что вырвал. Я вот не догадался…

— А ты что, не из этих, музейных? Экспозицию эту охраняешь?

— Нет, — ответил Вячик, — я такой же, как и ты, — посетитель.

— Какой, к чертям, посетитель! — сокрушался новенький. — В жизни по музеям не ходил. — Он хохотнул и покачал головой. — А с коброй неплохо придумано. Да еще этот выскочил, — он показал на то, что осталось от Мэтью, — зубами клацает, руки свои сует… Вот и дал ему раза… Теперь, наверное, штраф придется платить…

— Не беспокойся, ничего не будет, сторожей тут нет. Ты, кстати, как сюда попал?

— Сам не пойму. Я в гараже возле «Мэйсиса», на Шестой, свою тачку бросил, а пришел — хозяина нет, пошел его искать, там какие-то мастерские, подсобки… Я туда-сюда, тык-пык, да, наверно, не в ту дверь…Три часа здесь, наверное, ошиваюсь. Ты мне покажи, где выход, а то, понимаешь, машина стоит, деньги идут, жена расстроится, плакать будет. Дверь, в которую я залетел, она что, только внутрь открывается?