Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное

• Название: Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
• Автор: Федор Чернин
• Жанр: Современная проза

---

2

Последовательность дальнейших действий была более или менее очевидна: добраться домой, желательно не встретив знакомых, пропустить спасительные сто граммов, стать под душ, покемарить пару-тройку часов и затем, смотря по времени суток, приводить себя в человеческий облик. Сейчас он поймает такси (хорошо, что бумажнику не приделали ноги) и самое большее через час окажется дома. Коша будет пилить, а то и вовсе откажется разговаривать, что, кстати, даже лучше, подуется денек-другой и простит, Вячик не сомневался, ведь она его все-таки любит (в этом он не сомневался), вот же, терпит его художества который год. Вячик любил жену, в свое время мужественно и с юмором перенесшую с ним тяготы эмиграции, в горе и в радости принимавшую его таким, как есть.

По жизни у них было только одно разногласие, и связано оно было, хотя и косвенно, как раз с Александром Пицункером. Коша считала, что Вячик с его способностями мог бы существенно больше зарабатывать, чем тот же Пицункер. Вячик же, вообще, терпеть не мог, когда ему кого-то ставили в пример, тем более такого сомнительного персонажа, как Арик. Коша, наоборот, симпатизировала Пицункеру. Оба, как было сказано, в молодости повидали всякого и прошли (в скромном, конечно, советском, варианте) свои огни, воды и медные трубы. Коше было невдомек (или действительно не знала), что в русском Нью-Йорке Арик пользуется репутацией не вполне респектабельного бизнесмена, у которого азартные игры с государством были как бы в порядке вещей, а вымогать дополнительную плату с клиентов за уже проделанную, а чаще и вовсе не начатую работу было любимым занятием.

Арик представлял собой известный типаж жизнерадостного комбинатора, полукриминального и полуинтеллигентного одновременно. Назвать Пицункера интеллигентом, конечно, не поворачивается язык, потому что интеллигентный человек, по определению, не может быть аферистом. Но и это само по себе, конечно, сомнительное заключение, потому что интеллигент никогда не позволит себе судить, тем более осуждать, а в особенности серьезно решать, достоин ли человек называться интеллигентом. Арик в свое время побывал в местах заключения, что естественно для этого типа темпераментных молодых людей. Однако вернулся оттуда не угасшим и не надломленным, а, наоборот, злым и веселым, и играть с государством в азартные игры не перестал.

В Америке Пицункер так же время от времени куда-то уезжал и возвращался постриженным. Организовать и поддерживать легальный бизнес он был, по-видимому, неспособен, скорее всего, в силу характера. К самому безобидному предприятию с его участием неизбежно примешивался элемент аферизма. Открывая, например, зоомагазин, как он сперва утверждал, побочный бизнес для вложения денег, Арик, оказывается, с самого начала делал ставку на контрабанду попугаев, комическое, но только на первый взгляд, занятие, на самом деле опасное, следовательно прибыльное. В Нью-Йорке подпольные операции с попугаями контролирует русская мафия.

Кроме того, Арик Пицункер неизменно пользовался успехом у девушек и женщин. В этом смысле женщинам импонировали, конечно, не бабки сами по себе (это было бы слишком примитивно), а именно такой психологический тип мужчины, готового пойти на определенный риск, чтобы купить жене новую шубу.

Вячик же, по достижении определенного возраста, предпочитал прежде всего спать спокойно, не лез в сомнительные мероприятия, хотя Пицункер постоянно предлагал ему деловое сотрудничество. Самое интересное, что в большинстве случаев все было хорошо, и Арик выходил сухим из воды, заработав очередной куш. Даже когда со временем стало все плохо, к Пицункеру подослали киллера и попугаи его разлетелись, он сумел получить компенсацию от страховой компании и киллера перекупил.

Так между ними складывался определенный антагонизм. При этом Пицункер, конечно, об этом и не догадывался, поскольку антагонизм, как и многое другое, существовал исключительно у Вячика в голове. Впрочем, это противоречие не портило картину благополучной семейной жизни с Кошей (в доме у них всегда был достаток) и проявлялось лишь изредка, и только в сравнении, например, с новой недвижимостью Арика. Что говорить, с Кошей они, конечно, помирятся. А некорректный деляга-фуфлыжник и старый развратник Пицункер пожалеет еще обо всем. Ох, обо всем еще пожалеет!

* * *

Пространство вокруг на поверку оказалось не таким уж и замкнутым. Имелся какой-то коридорчик, вроде бы, или ход, который куда-нибудь вел и в конце концов вывел бы. Там, в глубине, правда, было темно. Очевидным становилось и то, что помещение это было если не жилое, то несомненно обитаемое. Выходит, для того чтобы сюда попасть, нужно было преодолевать препоны, отмыкать замки, во всяком случае открывать двери. Но отмыкание замков (или выламывание? О позор, о свинство!) требует какого-никакого интеллектуального усилия, это бы его подсознание зафиксировало, в каком бы состоянии он ни находился. Однако ничего такого особенно интеллектуального из вчерашнего вечера ему почему-то не припоминалось. Такая жестокая амнезия? Как неприятно!

Неприятно было и следующее. Проникновение под покровом ночи и пребывание в чужом жилище (даже подсобке) могли ему инкриминировать, а там поди докажи, что попал сюда по случайности, в бессознательном состоянии, не по своей воле, а скорее по воле Божьей. Не зря же целый вечер хлестал вискарь «Христианские братья». Аргумент, что называется, убедительный, но не очень.(«Я, вообще-то, парень видный, но не очень» — была любимая присказка Вячика.) Ситуация пограничная между жилищным и уголовным кодексами. Если полицию и не вызовут, то по судам затаскают, однозначно. На адвокатов столько денег придется потратить… Да, неприятно. А ты, что называется, пей больше.

Вячик, соблюдая меры предосторожности, полувыглянул из-за угла. То, что из его первоначальной позиции в партере представлялось как коридорчик или же ход, на самом деле таковым не являлось, точнее, было перегорожено массивнейшим шифоньером, и что делалось по ту сторону, было не рассмотреть.

Ладно, вернемся к исходной точке. Скорее всего, он вломился сюда через одну из дверей. Может, прислонился неудачно, может, еще чего, мало ли что может произойти с не очень трезвым человеком посреди огромного города? Возможно, это случилось не без вины хозяина или хозяев этого здания или сооружения (а падение на чужой территории чревато серьезным гражданским иском), — может, и в полицию звонить не станут, даже если заметят, постараются уладить дело миром. А я еще поторгуюсь, думал Вячик. Эта мысль его приободрила, хотя, конечно, торговаться он бы не стал, слишком хотелось домой, зализывать раны и смывать под горячей водой похмельный корох.

Так или иначе приободренный, Вячик взялся за ручку одной из дверей, потянул, а потом и подергал. Дверь не поддавалась. Он подергал еще, навалился плечом, — тщетно. Осмотр второй двери также не увенчался успехом. Они были либо заперты снаружи, либо… Фиктивные двери! Вячика прошиб пот, сердце сыграло синкопу, но он взял себя в руки, приписав эту манифестацию разболтанному состоянию организма. Третья дверь поддалась! Однако, не успел Вячик вздохнуть облегченно, оказалось, что дверь ведет в подобие дворницкого чулана, из которого также не было выхода. Там, в темноте, правда, виднелись швабры, контейнеры с моющими средствами, пластиковые ведра и еще какие-то тряпки. Но выхода не было.

Выхода нет! В скандинавских странах, говорят, специально и даже в законодательном порядке запретили изготовление знаков и надписей подобного содержания, для того чтобы не давать впечатлительным скандинавам дополнительного повода для самоубийств, которые, как известно, портят им положительную во всех остальных отношениях статистику. Так это или это просто прикольная байка, наверняка сказать невозможно. Со скандинавами, впрочем, вообще еще со времен Рюрика смех и грех, они и одну из своих столиц переименовали из Христиании в Осло, так что чему удивляться. Вячик изо всех сил гнал тягостные мысли. Он осмотрелся по сторонам. Не может быть, чтобы так-таки и не было выхода! Не в Скандинавии все ж таки.

3

Чтобы перевести дух и обдумать ужас-ситуацию, Вячик присел на хлипкий стул, который тут же сложился под ним, подломившись на все четыре и наделав препорядочно шума.

— Кто здесь? — раздался из темноты, откуда-то из-за шкафа, неопределенный, но при этом определенно человеческий голос. В голосе не было ни недовольства, ни раздражения, ни упрека. Уже само по себе это показалось Вячику странным. По-русски говорят, также отметил он, что, впрочем, не было удивительным, поскольку русскоязычных граждан в районе Большого Нью-Йорка в то время проживало что-то около миллиона. Вячик был уверен, что с соотечественниками во всяком случае сумеет договориться. Будем надеяться хотя бы, что я, грешным делом, не завалился к кому-нибудь из знакомых, подумал он.