Станислав Пшибышевский - Заупокойная месса

• Название: Заупокойная месса
• Автор: Станислав Пшибышевский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Эротика
• Год: 2002
• ISBN: 5-7784-0192-2

Польский писатель Станислав Пшибышевский (1868–1927) вписан в анналы европейского модернизма как определенный культовый феномен. Успех ему гарантировали высокий интеллектуализм, радикальность мышления, простиравшиеся вплоть до запретных областей, и современность антропологической концепции.

В России начала XX века он был не менее популярен, чем в Польше и Германии, и оказал огромное влияние на русских символистов.

В данное издание вошли избранная лирическая проза, драматургия и статьи популярного польского писателя.

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Любимая —

никогда еще не видал я, чтоб мои звезды такими дикими порывами неслись по небу; никогда еще моя душа не распластывала по тебе так широко свои крылья; никогда так мучительно не раскрывались для тебя мои объятия; никогда еще не видал я, чтобы сияние, зажженное вокруг твоей головы моей тоской, блистало так кроваво, как теперь, когда ты погрузилась в океаны вечности.

Любимая!

Вот мои грезы! Вокруг твоих ног обвиваю я венки, которые сплело мое тяжелое счастье —

Вот мое сердце — мое сердце. В твои руки кладу я мое сердце!

Рапсодия I. Эпипсихидион

Бесконечно было мое царство, и власть моя не имела границ.

Я царил над пустыней и раем, священные реки бороздили мои земли, три моря ограничивали мое царство.

Тысячи и тысячи тысяч рабов падали предо мной на колени и поклонялись сыну света.

Стоило мне пожелать, и реки переводились в новые русла, пустыни покрывались морями. Стоило мне пожелать, и перед моими дворцами в одну ночь возникали райские сады чудес, и прежде чем луна дважды завершала путь свой, возвышались до самого неба могилы, строившиеся моим предкам.

Я покорил могущественнейших этой земли, я смеялся над богами, ибо не было власти, которая бы могла сравняться с моей, не было силы, которая бы могла помериться с моей.

Ибо я был сын света и солнца, и пред моим величием бледнел всякий блеск, и пред моей мощью повергалась в прах всякая власть.

И трижды в день приносил я жертвы солнцу, потому что я любил солнце, мою родину, мою мать, мое священное перволоно.

Неизмеримым счастьем и всеми богатствами земли осыпало оно любящими руками своего сына.

На всех морях надувались белые паруса моих кораблей, и часто, когда я смотрел вниз, на море, с террасы моего дворца, перед моими глазами тянулись корабли, как бесконечная стая альбатросов.

Во всех землях стояли мои воины, черные великаны, питавшиеся мозгом убитых львов. И когда они бесконечными полчищами подходили к террасе моего дворца, тогда стонала земля, и солнце зажигало свои самые яркие огни на серебряных шлемах и щитах.

Не было ничего, что не склонялось бы перед моей властью.

И вот однажды, когда мои полчища возвратились из своих далеких походов, встал предводитель пред моим троном и сказал:

«Повелитель! Мы были далеко за пределами твоего царства; твои корабли привели нас далеко за пределы трех морей, ограничивающих твое царство, в чудесную землю.

Блеск солнца там не греет, солнце кажется исполинским топазом. День похож там на сумерки раннего утра, и земля из невидимого источника проливает в ночь бледно-зеленый свет.

Там нечего было взять в добычу, ибо это страна теней; земля не приносит никаких плодов, и люди там не из нашего мира.

Мы принесли тебе оттуда, о, царь, женщину, бледную, как наши лунные ночи, с волосами, на которых точно расплавилось солнце, с голосом, который, кажется, приходить издалека, точно ветер в вечерние сумерки повеял над морем какой-то чуждой песней».

И ты медленно прошла через зал к ступеням моего трона.

И казалось, точно тихо опали листья розы, когда их осыпает ветер — точно во тьме протекли, как долгие дождевые капли, звуки задрожавшей струны — точно зарница в жаркий летний вечер золотыми полосами разлилась по небу.

В зале было тихо, как в голубой час утра, когда весь мир с затаенным ожиданием прислушивается к борьбе света на небе.

И ты подошла ближе, как отдаленнейшее эхо вечности. Еще ближе. Я почувствовал, как я отшатнулся назад в каком-то тайном благоговении, как отшатнулся, казалось, весь зал, я видел, как туманный блеск наполнил покои…

Ты остановилась.

И вот я вижу устремленные на меня твои глаза, глубокие, как темная даль неба, печальные, как осенний трепет сумерек, и нежные, как сияние моря в черные ночи.

И я пал пред тобой на колени, и ты, рабыня, стала моей госпожой.

Ты пришла из темной страны, где солнце светит, точно на прощанье, тусклое и красное, как шафран. Ты пришла из страны вечных теней, из отражения давно потонувших миров: там моря умерли и отливают бледно-зеленым опалом, там горы, как призраки, причудливо переплетшимися цепями погружаются в море, там леса, листва которых темнеет мертвыми красками красной меди.

Ты пришла, как луч, который после миллионов лет с какой-то неведомой звезды, заблудившись, попал на землю.

Ты, пришла, как сны приходят на усталое от наслаждения сердце, тихо и мягко, со слабым тоном пожелтевшей листвы, падающей на землю.

Ты пришла, как затихающий звон, который слышится в сердце, как взмах крыльев какого-то отдаленного воспоминания, ты пришла с тишиною ночи, когда она разливает на землю свою тоску.

В чудеса солнца моей родины пришла ты, где гнетущий жар добела раскаленного солнца высушивает реки, где ночью удушливый зной насыщенной огнем земли захватывает дыхание и где звезды блестят, как горячие лихорадочные пятна, которые бешеное сердце вселенной вызывает на небе.

Твои широко раскрытые глаза с боязливым вопросом смотрели на дикое великолепие моего царства.

Они стали болеть от жгучего блеска, кровь твоя, казалось, кипела, и на лбу, надувшись, выступила тонкая сеть жил.

Ты сделалась боязлива и начала чахнуть. Ты скрылась в глубочайшие покои моего дворца, завесила окна тяжелым шелком и всякий звук заглушила толстыми коврами.

Я еще вижу тебя, как ты тихо проходишь бесконечную линию темных зал, еще слышу твои шаги, как клубящийся туман меланхолических аккордов.

В твоих светлых волосах черная роза. Тяжело и знойно-устало блестела она в бледной волне золота твоих волос.

Ты стала боязлива, как антилопа на диких утесах моих гор; твой робкий взор смущенно блуждал в бесконечной анфиладе темных зал, а по ночам я слышал, как ты плакала в больной тоске — по своей родине, по исполинскому топазу на глубоком сумеречном небе.

Я начал ненавидеть солнце, которое тебя убивало.

Я желал бы, если бы я обладал властью, заставить небесный свод остановиться в тот час, когда утренняя заря освобождается из душных объятий ночи и бросает по небу свои кричащие, напоенные кровью ветви, и по всему востоку, как огненный коралловый остров, в красном свете цветет могучая корона.

Я желал бы, если бы обладал властью, заставить небесный свод остановиться, когда тьма покрывает небо и земля отражает в тучах любовный пыл солнца. О! в этот час удержать голубой час неба, когда звуки медленно, точно хлопья снега, с тихой грустью падают в бездонные глубины, когда в сердце расцветают смутные сны и их тоска бесцельно блуждает над всем пространством и далью: высоко над горами, которые дико кричат в небо изломанными линиями, высоко над морями, которые погружаются сами в себя, высоко над первобытными лесами моего царства, где размышляет вечность в глухом покое.

И я желал бы, если бы имел власть, соединить свет утра с вечерней зарей, смешать неведомые краски, натянуть над землею новое небо, чтобы день больше не смущал твою душу белым сиянием, чтобы ночь больше не стесняла твой пылающий тоскою взор.

Новое небо хотел бы я раскинуть над твоей головой, светящееся, как северное сияние в вечной туманной ночи. Но лишь без солнца, которое резкими ударами ранит твои глаза и выращивает ядовитые зародыши в твоей крови.

В темном зале сидел я у тебя и видел, как глаза твои открывались все больше и боязливее, как лицо твое становилось прозрачным и бледным, точно изрезанный голубыми жилками алебастр.

Я сидел и размышлял, как бы мне создать для тебя свет, холодный, мертвый свет, который заменил бы тебе небо твоей родины.

И я послал своих гонцов по всему миру, чтобы они изрыли землю в поисках за редкими камнями, холодный блеск которых осветил бы твои залы.

И принесли тебе из Индии алмазы, гордые и прекрасные, как окаменевший свет, холодные, как рука мертвеца, и успокаивающие, как чудодейственные листья лотоса.

Из Греции прислали голубые сапфиры, которые некогда украшали полумесяц Артемиды, чистые, целомудренные и холодные, как печальные ночи осенней норы.

У галльских жриц похищены были священные изумруды, которые на жертвенных алтарях друидов в тесных дубовых лесах излучали руны будущих судеб.

У египетских магов отняли их хризолиты, которые, как замершие лучи солнца, цвели в холодном сиянии, — хризолиты, которые исцеляют безумие, прогоняют ночные призраки и пред жадно затуманенным взором развертывают неведомые чудеса райского счастья.

Из неведомых стран доставили неизмеримые сокровища: черные агаты с белыми жилками; гиацинты, зеленые, с красноватыми полосками; темные, как бездна, янтари, ядовитые и одуряющее, как белена.

Вся земля была изрыта в поисках за редкими камнями, все моря обыскали в поисках за жемчугом и кораллами, в темных залах громоздились сокровища на сокровищах — камни, на которых еще запеклась кровь убитых жрецов и чародеев; бериллы, возвращающие жизнь мертвым; ориты, опьяняющие самое печальное сердце неземными грезами; тусклые халцедоны, дарующие вечную юность.