Юрий Валин - Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

• Название: Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»
• Автор: Юрий Валин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69552-2

Новый военно-фантастический боевик от автора бестселлеров «Самый младший лейтенант» и «Мы одной крови!». Сверхсекретное подразделение ГРУ продолжает боевую работу по корректировке истории, забрасывая разведывательно-диверсионные группы из XXI века на Великую Отечественную войну. Их очередное задание — рейд по немецким тылам летом 1944 года в разгар операции «Багратион». Но на этот раз им придется столкнуться не только с отступающими частями Вермахта и ваффен-СС, не только с карателями и полицаями, но и с ягд-командой тайной нацистской организации «Hopfkuc» («Кукушка»), созданной для изменения реальности и готовой на всё, чтобы переиграть Вторую Мировую войну в пользу гитлеровского Рейха…

---

Михась скатился с крыши, кинулся в хату:

— Мам, отбили немцев! Один прям у забора лежит. Убитый, видать…

Жгут влажного полотенца переложил наблюдателя прямо по лбу. Михась охнул, зажмурился. Мама лупила молча, слышались лишь влажные удары. Потом захныкала Мариха, всхлипнула и сама мама, град ударов поутих. Михась осмелился раздвинуть заслоняющие голову локти:

— Да я ж только на минуту.

— Не смей, паразит! — конец полотенца метко достал по уху.

К вечеру ухо порядком припухло. Михась сидел обиженный, удрать не решился, хотя Володька упорно высвистывал с огорода. Потом пришел Толян, и мама попыталась и старшего брата полотенцем повоспитывать. Но, видать, все самое смачное, как обычно, уже Михасю досталось. Мама снова заплакала, брат ей что-то приглушенно говорил. Михася погнали спать, что было еще обиднее, чем схлопотать полотенцем.

Как все случилось, Михась узнал только назавтра, от Володьки и других хлопцев. Собственно, они-то и сами о перестрелке отступающих красноармейцев с германскими кавалеристами лишь в пересказе знали, поскольку никто своими глазами ничего не видел. Поэтому раз десять выслушали самого Михася, рассказавшего про панически удиравших немцев, про посвист пуль. Об убитом всаднике пришлось умолчать — Толян настрого предупредил. На языке так и вертелось, но Михась сглатывал — брат таких подзатыльников навешает, что там то полотенце.

А убитый немец пропал. Словно и не было его. Но, видимо, все-таки был. Искали его потом, уже когда немцы поназначали в Ордати полицейских и старосту. Вообще-то, все это было странно и весьма удивляло Михася с Володькой. Вот как так: Ларка Башенков — пусть вредноватый и болтливый, но вполне знакомый деревенский мужик, вдруг оказался назначен старостой? А сосед Ленька Шляхта — всего-то на год старше Толяна — назначен полицаем, нацепил белую повязку и таскает на плече винтовку.

Запуталось как-то разом все на свете в том августе. Приказы немецкие, такие несуразные, что вовсе ошалеешь, регулярно расклеивались на столбе у уличного колодца. Писали в них, что Смоленск и Киев героической германской армией уже взяты, что надлежит соблюдать порядок, колхозное имущество не портить, что партийные и евреи обязаны регистрироваться. Сидел в колхозном правлении гарнизон: немец-фельдфебель с шестью солдатами, полицаи к ним на доклад являлись. Искали дохлого кавалериста и прячущихся красноармейцев-окруженцев, что его застрелили. Правда, Ленька Шляхта, несмотря на повязку свою мерзкую, помалкивал, хотя точно знал, у какой хаты немец-кавалерист свалился. Сосед все-таки, до войны вполне нормально жили, в одну школу Ленька с Толяном ходил.

Толяна забрали попозже. Внезапно все как-то вышло. Тогда еще не понял Михась, что жизнь — она такая и есть. Непредсказуемая и от смерти почти неотличимая.

…Шагали, причавкивая, разноцветные сапоги, ремень винтовки Михась подтянул на ходу, делать было нечего, и ненужное от этого в голову лезло и лезло.

Октябрь первого года

Тюкали колуном по очереди — тяжеловат был топор.

— Натренируемся, — сказал Витька, подставляя очередной чурбан.

Михась, отдуваясь, кивнул и поднял топор. Ныло что-то в животе от напряжения, да и спину порядком ломило.

Без Толяна жизнь разом стала куда как сложнее. Забрали брата в сентябре, и было трудно осознать, что молчаливый суровый Толька может и не вернуться. Никогда. Фиг с ними, с подзатыльниками. Горше слова «никогда» ничего нет. Черт его знает, что это за такие «добровольные работы на благо великой Германии». Даже слухов, куда именно хлопцев и девок погнали, и то нет. А все Ларка, гад собачий…

…Староста стоял, придерживая отвисшую почти на мотню кобуру — новенькую, желтую, многозначительную.

— Илларион Никифорович, да как же так? — бормотала мама, заворачивая хлеб.

— Вот вас Советска власть учила указы читать, а вы все как дурные, неграмотные, — злорадно сказал староста. — Работа на благо рейха — честь немалая. Еще благодарить будете. Да куда ты харча столько суешь? Небось, не в Поволжье ссылаем. Работать будет — паек дадут. По орднунгу все…

Толян стоял уже одетый, смотрел в пол. Михась брата знал — морщится брат, прикидывает, как вломить увальню-старосте, сшибить через лавку. Толян — хлопец жилистый, управится. Только в дверях топчется свояк старосты — тоже увалень, но ростом такой, что загривком в косяк упирается. Во дворе полицаи курят, у калитки — сосед Ленька, что во двор постеснялся войти, топчется со своей трехлинейкой треснутой и проволокой замотанной.

— Илларион Никифорович, может, погодите с Толиком… — мама никак не могла завязать узел. — Я б…

— Да что «ты б»? Червонцем драным щедро отблагодаришь или подол заворотишь? Вот мячта-то, — Ларка ухмыльнулся.

— Мам, да что ты с ними разговариваешь? — удивительно безразличным тоном сказал Толян. — Съезжу, поработаю, гляну. Не сожрут ведь…

Брат не глядя подхватил узелок с харчами, сунул в старый чемодан, рывком затянул шнурок, что вместо сломанного замка был приспособлен, и пошел к двери. Неспешно пошел, но здоровый полицай попятился, тукнул прикладом о дверь. Всхлипнула замершая на лавке Мариха.

Староста глянул на девчонку, на Михася:

— Расти, хлопец. Следующим пойдешь. Оно ж по-честному надобно: раз папашка на Советы пупок до последнего рвет, значит, щенки на нашего фюрера сполна поработают. Работы много, вон Советы сколько барахла побросали. Ничего, сейчас Москву немцы возьмут, и все по-серьезному орднунгу пойдет. За давнее ответите, я все помню…

Мамка с Марихой ревели до полуночи. Михась крепился — знал, что Толян сбежит. Не тот он человек, чтоб покорно в Шклов катить да на немцев работать. Сбежит.

…Может, и правда, сбежал. Говорили, под Хоново прямо с эшелона хлопцы дернули, борт вагона проломив. Человек сорок. Охрана палила, побили многих. Может, и врут.

…В животе ёкнуло, Михась бухнул колуном по очередной упрямой колоде.

— Ты с понадтыку, — посоветовал Володька. — И глянь-ка, к вам Райка-Пудра зачем-то прется.

Михась от души приложил колоду и выпустил из уставших ладоней неудобно-толстое топорище.

Райка — то ли четырехъюродная, то ли пятиюродная сестрица, действительно уже закрывала щеколду калитки. Небрежно махнула мальчишкам и пропорхнула к крыльцу, осторожненько ступая по траве своими светлыми городскими ботами.

— Все фасонит, — неодобрительно проворчал Володька.

Райка действительно была девкой легкомысленной и непоседливой. Собственно, непонятно, девкой или молодкой: поговаривали, что в Минске шебутная родственница успела выскочить замуж. Потом то ли развелась, то ли молодой муж сам сбежал, испугавшись излишне веселого нрава новобрачной. Училась Райка по торговой части, работала в каком-то райпо.[19] Торговали там галантереей или еще чем-то неприличным — Михась принципиально не интересовался. Иметь родственницу с прозвищем Пудра и так радость невеликая. Как война началась, Райка мигом удрала из города в спокойную Ордать. Оно и понятно — у фронта таким овцам, перманентом завитым, делать нечего.

— Принесла нелегкая, — проворчал Михась, и друзья вновь занялись дровами.

С сучковатым чурбаком расправились, но тут вышла мать и позвала Михася в хату.

— Да не пойду я в Черневку, — наотрез уперся Михась.

— Так польза ж будет, — неуверенно сказала мама. — Что ни говори, а провизия. В запас оставим. Кушать-то можно.

Кушать лепешки из крахмала действительно было можно. Мама напекла, попробовала, поморщилась, а глупой Марихе даже понравилось. Полмешка крахмала досталось по случаю: поделилась тетка Вера, которой привез кум. В Черневке имелся крахмальный завод, и в те безвластные три дня, когда Советской власти уже не было, а немцы еще не заявились, крахмал со склада раздавали всем желающим.

— Зима вот-вот придет. Надо бы запастись, раз задешево отдают. — Мама нерешительно глянула на Михася.

— Да жидам этот крахмал девать некуда, — заверила Райка. — Все одно сиднем сидят в гетте своем, немецких приказов ждут, в мастерских для виду ковыряются. За тридцатку мешок легко возьмем. Пропадут ведь вовсе гроши советские. На подтирку разве…

Мама сурово глянула на болтливую родственницу.

— Так я чего? Я исключительно про ближайшую перспективу, — по-городскому умно оправдалась Райка. — Давай-ка, кавалер, бери вашу тачанку, да смотаемся в Черневку. Всего-то полдня затратим, а все польза. Не жмись.

Мама опять посмотрела, и Михась, не любивший этаких просительных взглядов, пробурчал:

— Тащить буду, а торгуется пусть сама.

— Напугал. Хорошо, что не наоборот, — хихикнула Райка. — Нацепляй кепку да тарантас бери. Мамка-то мне тележку не доверяет, боится, не верну ваш лимузинный экипаж.