Святослав Рыбас - Плотная опека

• Название: Плотная опека
• Автор: Святослав Рыбас
• Жанр: Русская классическая проза

---

Нина слабо улыбнулась - наверное, я все-таки ошибался.

Я отошел к окну. Во дворе двое мальчишек в одних трусах лупили мячом в стенку гаража. Мяч был, видно, резиновый и хлопал как пугач.

Я глядел на них и рассказывал Нине о том, что случилось в полдень у меня с Высоким. Потом я замолчал. И она молчала.

- Хочешь развестись? - спросил я.

- Даже если бы я и хотела развестись... - Нина, не договорив, подошла ко мне. - Ты же скучаешь без Лены?

- А ты?

- Скучаю. Давай поедем к маме? Хоть на два дня отпросись. Дочка все-таки...

- Не могу, Нина. Ладно, попробую.

Наверное, это радость великая - никому не принадлежать и только ей одной? Интересно, как так можно? Ты ведь будешь раскрыт, без тайн, без будущего, без загадок...

Я пошел к магнитофону, щелкнул клавишей: рев "Уэмбли", "Правь, Британия", снова рев - и я вспомнил, что в пять часов... От меня стало все отдаляться...

...и я выбрался из раскалившегося автобуса на бетонную площадь перед стадионом. Команда втянулась в отверстые двери, я шел последним, и в меня летело:

- Акуля!.. Дай им, Акуля!

Я ссутулился. Меня толкнул в спину администратор Клюквин, я попался ему под ноги.

- Веселее, Вася! - гаркнул он сверху и обогнал.

Саквояж с формой оттягивал руку, ручка его была мокрым-мокра. Я переложил его в правую и поднял голову.

Над нашим муравейником было небо, и я сказал себе: "Акульшин, ты уходишь под таким небом". А больше я уж ничего не смог сказать, слов подходящих не было.

Мы поразминались минут десять и пошли в раздевалку через подземный ход. Другой ход втягивал парней в белых майках. Они глядели на нас, мы - на них. Как обычно, никто не улыбался. Мы пощупали их глазами и скрылись в сыроватом тоннеле.

В раздевалке я сел, не собираясь двигаться. Ребята проверяли шнурки в бутсах, полоскали рты, особых разговоров не заводили.

- Душно! - сказал я.

Арзамасцев, мой центральный форвард, махнул рукой. Наверно, он будет хуже обычного, мягковатый он, я его гоню, и тогда работает, хоть и злится. На поле выражений я не выбирал.

Бакота сдержанно взглянул в мою сторону и сразу отвел глаза. А я ни на что не намекал, просто здесь было душно. Женя торопливо повторил установку: мы их держим, впереди только Арзамасцев и Коля Исаев.

- Ясно, Евгений Никитич! - радостно прервал его Коля Исаев.

Я понимал розовощекого парня с полными, еще детскими губами: Коля играл на моем месте. Но я простил ему радость, черт с ним.

- Ах, какой понятливый! - огрызнулся Арзамасцев.

- Я ничего, - пробормотал Коля.

- Подойди-ка, - позвал я. - Против тебя будет Кубасов. Больше двигайся, больше рывков. Уведи его - и вперед. И надень-ка щитки.

Я был не очень любезен, а Коля не понял и вопросительно посмотрел на Бакоту.

- Надень щитки! - крикнул Арзамасцев. - Ну!

- Сейчас, - сказал Исаев, мотнув головой.

Администратор Клюквин протянул ему щитки, но тот не дотронулся до них.

Тогда я сказал Бакоте:

- Женя, Кубасов его поломает. Высокий спросит не с Кубасова, а с тебя.

Я влез в вылинявший тренировочный костюм и пошел к выходу: остальное будет без Акульшина.

В дверях я столкнулся с Высоким, и нам обоим это не доставило удовольствия. Усталая властность Высокого как-то поистерлась, он был слегка взмокший, и я его на секунду пожалел, в конце концов он не виноват. И не Бакота... Я отвернулся.

- А-а, Акульшин, - протянул он вполне дружески.

- Добрый день, - ответил я, посторонился и вышел через сыроватый тоннель на открытое яркое пространство. В спину кричала восточная трибуна, я брел понурясь к скамейке запасных.

- Шубу надень - простынешь! - крикнул какой-то шутник.

Он тоже не был виноват. Я ссутулился на скамье, опершись локтями на колени.

Они выбежали на зеленое поле, красные и белые, и пошла игра, похожая на установку Бакоты. Слева от меня тренер любовался, как наших мало-помалу прижали к воротам Тимки. Тимка беззвучно раскрывал рот и размахивал руками, расставляя защитников. Солнце било ему в глаза. Бакота тихо ругнулся.

На табло стрелка сдвинулась на пятнадцать делений, а они нам еще не забили. Я незаметно обнадежился и стал следить за Исаевым. Коля подхватил мяч в углу и рванулся параллельно Арзамасцеву. Кубасов вовремя перерезал парню дорогу - не ждал я такой прыти - ударил, но Коля сберег ноги. Хорошо, что в щитках.

Краски на трибунах запестрели, муравейник вздохнул и заревел. Я вскочил. Это я был сейчас на ровном зеленом поле, а молодой Исаев, как обычно, сидел на скамейке. Я верил в справедливость игры.

- Отдай! - крикнул слева Бакота.

Колька неожиданно пробил, вратарь прыгнул и почти достал. Мяч медленно катился в угол, летели на него Арзамасцев и защитник... Мимо.

Было градусов тридцать. Стадион почернел, и долго не было в моих глазах просветления. Минуло полчаса, я сидел неподвижно. Кубасов бил Колю Исаева, а болело у меня.

- Какой счет? - спросили справа.

- Глянь на табло, - бросил я. - Ноль - два.

Это была Нина. И я, кажется, хотел улыбнуться. Она коснулась моих свисающих с коленей рук:

- Ты не заболел? Почему ты сидишь?

И я вспомнил, что она точно так же глядела на меня, когда я был ей никем, искал счастья на поле, бегал и был молодым.

- Вася! - Бакота придвинулся ко мне. - Пойдешь после перерыва.

- Видишь, - сказал я, во мне засветлело, еще был целый тайм надежд.

- А что изменится? - спросила она. - Тебя отделили от команды!

- После перерыва! - повторил Бакота.

- А Высокий? - спросила Нина.

- Это жизнь, - объяснил тренер.

И я сменил Колю Исаева. Я запомнил его разбитые ноги и был злой.

Кубасов вразвалочку спешил ко мне, я остановил мяч и огляделся. Справедливость игры зависела от меня. Защитник тяжело дышал в затылок, я успел ударить прежде, чем упал. Кубасов бежал уже прочь. Я уперся в сухую траву и встал. Мы атаковали.

Я оглянулся на Нину, но ее некогда было искать в пестрых красках. Солнце жгло лоб, над нами было небо. Я вытер лоб и бросился туда, вперед, к крохотному шарику, который мчался мне навстречу.

Арзамасцев понял меня, но у них был хороший вратарь.

Я снова шел вперед, мы все пошли вперед, оставив Тимченко одного. И я не знаю, сколько прошло, только мы проигрывали уже один - два.

Передо мной были белые глаза вратаря.

- Кубас! - кричал он.

И я снова упал, слыша свисток. Ко мне бежали со всех сторон; черный, как монах, судья показывал на белый земляной кружок в штрафной, а я лежал, прижавшись щекой к теплому полю. Ничего не болело. Надо мной тянулось небесное поле. Я тихо захромал из штрафной, где началась стычка из-за пенальти.

Мы сравняли счет.

Тимка выбежал из ворот, прыгнул на меня, и мы покатились по земле, запев необъяснимое. От его пропотевшей фуфайки пахло трудной работой, а мы были счастливы сейчас, и все были счастливы, и не было виноватых. Наверно, по-ребячьи орали Высокий, Бакота, Коля Исаев и тысячи.

Я нашел глазами Нину, но она встала и пошла прочь. Мы с Тимкой помахали ей. Она не простила моей команде, она не знала, что в спорте нельзя искать виноватых, кроме разве что нас самих, но я благодарил ее за то, что она пришла.

1972 г.