Алексей Бычков - «Исконно русская» земля Сибирь

• Название: «Исконно русская» земля Сибирь
• Автор: Алексей Бычков
• Издательство: Олимп: ACT: Астрель
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035472-Х («ACT»), 5-7390-1547-2 («Олимп»), 5-271-14047-4 («Астрель»)

Мы считаем себя самыми умными, красивыми, культурными. Поэтому столетиями старались навязать нашу веру и нашу культуру племенам и народам, населявшим восточные земли нынешней России, искренне веря в то, что несем им счастье и цивилизацию. Правда, они почему-то плохо понимали свое счастье и старались обойтись без нас…

На основе уникальных документов, свидетельств первых переселенцев, путешественников, первых исследователей Сибири автор рассказывает о народах, которые населяли эти земли в то время, когда они еще не были «исконно русскими».

---

Позже эта же Золотая Баба является на карте Антония Вида (Wied, издание 1555 года), но составленной между 1537 и 1544 годами, именно в стране Abdori, в виде статуи женщины, с ребенком на руках, перед которой изображены молящиеся и приносящие ей в жертву звериные шкуры четыре дикаря. Далее ту же Золотую Бабу мы находим на карте Герберштейна (1549), где она помещена около устья Оби и представлена в виде женской фигуры, в парадном (западном) костюме того времени, с копьем в руке, хотя в тексте приводится рассказ (подвергаемый, впрочем, сомнению), что эта золотая старуха изображена с ребенком, и даже с двумя, одним побольше, которого считают ее сыном, и другим, младенцем, ее внуком. Такое изображение Золотой Бабы, с двумя детьми, отроком и младенцем, и с двумя стоящими перед ней на коленях людьми, находится на карте Дженкинсона (1562), где оно помещено между «Joughoria» и «Molgomzaia», причем в надписи к этому месту пояснено, что баба эта — старуха, и почитается обдорянами и югричами, которые обращаются к ней через посредство жреца за советами, как к оракулу. Более подробные сведения о Золотой Бабе приведены у Александра Гваньини (1580) и Петрея де Эрлезунда (1620). Гваньини рассказывает, что баба эта, с двумя детьми, высечена из камня, что ей поклоняются обдоряне, югричи, вогуличи и другие соседние народы, которые приносят ей соболиные и другие меха, а также жертвуют отборных оленей, причем мажут ей кровью лицо и другие части тела. Петрей сообщает, что Золотая Баба имела внутри пустоту, что она стояла на берегу Оби и что она издавала звук вроде трубного, когда жрецы совершали перед ней моления, что ей приносили в жертву черных соболей и куниц, а также убивали диких зверей и мазали кровью их ее рот и глаза. Жрецы спрашивали ее о будущем, и она давала ответы, подобно Дельфийскому оракулу. Но уже Флетчер признает весь этот рассказ о Золотой Бабе баснею, хотя замечает, что в обдории, на берегу моря, близ устья Оби, есть одна скала, которая (при определенной помощи воображения) может казаться имеющею вид женщины в лохмотьях, с ребенком на руках, как одна скала у Нордкапа — форму Фреи. Место это, продолжает Флетчер, часто посещается обдорскими самоедами из-за удобств рыбной ловли, причем они (по их обычаю) производят здесь иногда свои колдовства и гадания — о перекочевках, удачной охоте или рыбной ловле и тому подобном.

Часть карты Герберштейна, изданной в 1556 г., с изображением Урала и реки Оби, вытекающей из Kithay lacus. Между Уралом и Обью, на севере, показана Slata Baba, в западноевропейском костюме богатой дамы с копьем в руке

О существовании таких священных скал у самоедов говорят и новейшие исследователи; так, Иславин упоминает о камне Неве-хэге (т. е. «мать истуканов») и Ню-хэге («сын-истукан»), маленький утес, оба на Вайгаче, о Минисее — возвышении у Уральского хребта и др. Он же записал предание, что на Вайгаче до пришествия самоедов ничего не было, но что вскоре потом явился на берегу моря утес, который все более и более рос и наконец образовался наподобие человека. Пораженные таким чудом, самоеды стали веровать в его содействие при болезнях и промыслах и приносить ему в жертву оленей. Герберштейн, со слов русского посла Гр. Истомы, сообщает о священных утесах на берегах Лапландии, которым проезжавшие мимо них моряки считали обязанностью принести некоторую жертву (Щепотку муки и т. п.). Что касается человекообразных идолов, то мы встречаем описания о них у нескольких иностранных путешественников XVII века, которое не упоминают, правда, о Золотой Бабе, но говорят о многих деревянных идолах, служивших предметом поклонения и лица которых вымазывались кровью. Самое раннее известие имеем мы, кажется, в отчете об экспедиции к устью Оби Ст. Борро, (Burrough) 1556 года. «3-го августа, пишет он, высадились мы с Лошаком (Loshak, какой-то русский промышленник, встретившийся в море с английским судном и оказавший содействие экспедиции своими указаниями) на один остров (по-видимому, один из небольших островов около Вайгача), где Лошак показал мне кучу самоедских идолов, числом около 300. Они были самой грубой и плохой работы; у многих глаза и рот были вымазаны кровью. Они представляли мужчин, женщин и детей, и то, что у них было выделано из других частей тела, также было вымазано кровью. Некоторые идолы имели вид просто палок или кольев, с двумя-тремя нарезками на них, сделанными ножом… Здесь валялись также сломанные сани и оленья шкура, исклеванная птицами. Перед некоторыми идолами стояли деревянные обрубки, достигавшие высоты их рта и все в крови; я полагаю, что это были жертвенники, на которых приносились жертвы[21].

Я видел также прибор, на котором жарили мясо, и, насколько я мог понять, огонь разводился прямо под вертелом». Норденшильд приводит копию с одной старинной голландской гравюры, изображающей самоеда, едущего в запряженных оленями нартах мимо десятков идолов, поставленных на пригорке и представляющих грубое подобие человека. Мартиньер, путешествовавший к северным берегам России в 1647 году, рассказывает, что на Новой Земле (по-видимому — Вайгач) он видел «обрубленные древесные стволы, на которых грубым рельефом была выделана фигура человека и перед которыми преклонялись дикари». В описании его путешествия приведено изображение такого идола с двумя молящимися перед ним дикарями, а в тексте прибавлено еще, что, по словам русских, в идолов этих входит дьявол и произносит свои предсказания.

Самоед, едущий на оленях мимо священного места, уставленного деревянными идолами и оленьими рогами. Со старинной голландской гравюры, приведенной в «Путешествии» Норденшильда

Из русских писателей едва ли не наиболее ранние известия об идолах приобских инородцев мы находим у Новицкого, составившего в 1715 году «Краткое описание о народе Остяцком». Он говорит, что остяки обвивают своих идолов холстом, сукном, шкурами, отчего идолы эти «толико сими странными рубищы утолстевают, яко в пятидесяти аршин толщиною бывают; древа же самого иссеченного не вящще поларшина; весь же расшырен искони приношением тех утварей, ими же повивают». Новицкий сам видел многих остяцких идолов, помогая преосвященнику Филофею в их истреблении и в крещении инородцев. «Так, — говорит он, — обретохом в Шоркоровских юртах кумира единого; в среде поленце от пятдесятъ лет прикладними обвитое сукнами, а на верху с жести изваянная личина, мало что бяше подобие человека».

Подобные же идолы, одетые в сукно или «холстины» из шелковой материи или из парчи с позументом, встречаются, по словам Кушелевского, «еще и теперь у обдорских самоедов, а равно местами и у остяков. раз, говорит он, случилось мне видеть у остяков в Эндерских юртах идола, одетого в старый заседательский мундир и при шпаге. Все приклады идола надеваются на него так, чтобы он не терял человеческой фигуры, и оттого идолы эти год от года становятся толще». «В Шорковых юртах, — по словам Новицкого, — бе кумир изсечен от древа на подобие человече, сребрен, имеющ лице: сей действием сатаниным проглагола бездушный и предвозвести надходящее себе близ разорение от десницы проповедника и учителя, моляще ревнителей и служителей своих, дабы восхотели поревновать древнему отец своих зловерию и крепко противостать проповеди». Из этого известия можно заключить, что у остяков были идолы, которые говорили, вроде того, как это передавалось ранее о Золотой Бабе. Близ Пелыма, читаем еще у Новицкого, «бе кумирня, в ней же обретохом пять идолов древянных, в подобие человеческое изсеченных, обложении рубищами»; перед ними «особь пред каждым в сосудех берестеных кости положены»[22].

Идолы с острова Вайгач 

Остяцкие идолы находились в кумирнях, но у самоедов подобные же идолы стояли под открытым небом. По словам Иславина, кроме домашних болванчиков, у самоедов есть еще один род истуканов, которых они сами отесывают из какого-нибудь деревянного чурбана, наподобие человека, и ставят на возвышенных местах по тундре и в лесах, и также намазывают им губы кровью, их они называют сядеи…. Древнейший и знаменитейший самоедский идол находился на острове Вайгач, на большом утесе, и назывался Уэсако (старик). Он был седмиличный, деревянный, отесан с трех сторон, и в 1827 году сожжен миссионерами и с ним 420 тут же находившихся деревянных истуканов, со множеством привесок, разноцветных суконных лоскутков, ушей от медных котлов, пуговиц и других украшений. Кроме того, сокрушено еще было на Вайгаче 20 каменных идолов. Верстах в 20 от Мезени, в Кузмин-перелеске, миссионеры сожгли также множество деревянных истуканов. У манси, по словам Гондатти, идолы делаются теперь из дерева, из металла и очень редко из кости; «идолы общественные, преимущественно, вырезаются в деревьях, продолжающих еще расти. Нередко идолы эти представляют просто шесты, вбитые в землю и увешанные наверху лоскутками, шкурками, блестящими безделушками и тому подобными предметами. Шесты эти, из которых средний самый высокий, посвящены каким-нибудь богам; кругом валяются кости, остатки трапезы, маленькие лопаточки, которыми едят и т. д.». «У самоедов и юраков, — говорит Третьяков, — в прежние времена делались статуи из лиственницы, стоящей на корне; на верхнем конце вырезывалось подобие человеческого лица, обращенного к западу. Чаще всего ставился простой кол с заостренным верхом и двумя или тремя зарубками; такие статуи у юраков назывались сядеи... Можно думать, что такие и подобные им человекообразные идолы, стоявшие «яко о древесах» или одетые в костюм, и могли, особенно зимою, когда они стояли обледенелые и покрытые снегом, — вызвать представление, что это замерзшие люди, чему могли способствовать и неверно понятые рассказы туземцев, например, что эти идолы — их предки и родичи».