Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

• Название: Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности
• Автор: Джули Федор
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-459-01176-0

Яркая и неоднозначная книга о прошлом и будущем России, на которой все так же лежит тень всесильного сотрудника службы госбезопасности.

«Железный» Феликс, черный воронок, кожаный плащ чекиста… Эти образы, укоренившись в нашем сознании, до сих пор вызывают страх и трепет. Кажется, советская власть сделала все возможное, чтобы возвести органы государственной безопасности в ранг культа, которому необходимо поклоняться, точно древнему божеству. Современные стражи не вызывают таких ярких ассоциаций у населения, но и они как будто бы наделены могуществом, недоступным простому гражданину. Для чего был нужен миф о всесильном КГБ? Кто создавал мрачноватый образ его сотрудников? Какими способами культ «Большого брата» возрождается теперь?

Эта книга — о всевластии тайной полиции в советское время и о том, как идея государственной безопасности постепенно становится главенствующей в современной российской идеологии. Ее автор, Джули Федор, сотрудника департамента славистики Кембриджского университета, используя в своем произведении в основном советские и постсоветские источники (архивные документы, публикации СМИ, мемуары, художественные тексты), создает объемную картину «секьюритизации» российского общества в прошлом и настоящем.

---

Профилактика считалась воплощением любви, доброжелательности и милосердия режима по отношению к политическим преступникам, которых «сбили с пути» провокаторы, действующие в интересах Запада, и которых могут спасти и вернуть на «правильный путь» пастыри режима — чекисты. По отношению к профилактике часто использовались почти религиозные метафоры: «правильный» или «праведный» путь, «отступничество» тех, кто сходил с этого пути[340].

Наконец, поворот к профилактике представлял собой попытку найти особый подход к проблемам, связанным с молодым поколением хрущевской эпохи. Впервые в истории советский режим столкнулся с поколением критиков, которое нельзя было просто отбросить как осколки старого режима, поскольку они являлись продуктом советской системы и выросли при социализме. Позднее Андропов недвусмысленно укажет на эту сложность: если до настоящего момента враги были рудиментами царизма, то теперь чекистам приходится иметь дело «с людьми, выросшими в условиях советской реальности… они пошли по неправильному пути»[341].

Демонстративно отцовское отношение Хрущева к молодежи маскировало его растущие опасения, что послевоенное поколение потеряно для советского проекта. В 1920-х годах советское руководство использовало конфликт поколений в собственных интересах, недвусмысленно поощряя молодежь противостоять своим родителям по вполне понятным на то основаниям[342]. Теперь такая стратегия считалась неприемлемой, и в эпоху Хрущева особенно актуальной стала задача добиться лояльности и подчинения молодых людей, не прибегая к террору, и поддержать преемственность поколений — видимо, этим и объясняется повышенная чувствительность Хрущева к любым намекам на конфликт поколений в Советском Союзе[343]. Его настойчивое отрицание этой проблемы было также реакцией на западных наблюдателей, которые проявляли большой интерес к новым литературным и кинематографическим произведениям и пытались найти в них признаки мятежа и отчужденности молодого поколения[344].

Когда пришла пора отреагировать на появление этого нового поколения советских граждан, чей жизненный опыт так радикально отличался от опыта их родителей, режим вновь обратился к образу Дзержинского. Дзержинский считался идеальным примером для всех советских граждан, особенно для детей и молодежи. Как отмечал Синявский, Дзержинский был особо важным образцом для подражания, поскольку стремиться походить на Ленина считалось для простых смертных святотатством. А жизнь Дзержинского была очень удачным примером для простых советских граждан[345].

Маяковский в свое время призывал молодое поколение жить по примеру Дзержинского, и теперь его слова повсеместно цитировались в выступлениях и статьях, прославлявших ЧК[346]. Они прозвучали, например, на церемонии открытия памятника Дзержинскому на Лубянке в 1958 году из уст учительницы, представлявшей московскую интеллигенцию. Она назвала Дзержинского «ярким образцом» для всех советских людей, «вдохновляющим примером» для советской молодежи и торжественно пообещала от имени советских учителей воспитывать в советской молодежи «высокие морально-политические качества», которыми обладал Дзержинский[347]. В дальнейшем стали организовываться молодежные агитпоходы по священным местам, связанным с жизнью Дзержинского[348].

Новый профилактический подход был особенно полезен в борьбе с бунтарской молодежью. Он позволял объяснять действия таких людей не искренними политическими или нравственными протестами, а «политической незрелостью»[349] и/или тем фактом, что на неправильный путь их толкнули иностранные враги[350]. Как утверждалось в одной статье, вышедшей на страницах «Комсомольской правды» в 1967 году, встать на «неверный путь» человек мог в силу своей «недостаточной политической зрелости» или «влияния вражеской пропаганды», а задача чекиста заключалась в том, чтобы «предотвратить преступление, своевременно предостеречь человека, вставшего на неверный путь»[351]. Автор статьи приводит в пример двух молодых людей, которые сначала просто слушали радио «Свобода», но затем незаметно для себя встали на скользкий путь и в конце концов занялись антикоммунистической деятельностью. Мораль истории такова: юношеский идеализм ловко эксплуатируют иностранные враги, но КГБ в таких случаях проявляет милосердие, понимая с высоты своей мудрости, что молодых людей толкнули на дурной путь, что они скорее жертвы, чем преступники[352]. Как сообщают, Андропов часто повторял, подчеркивая положенную в основу профилактики доброжелательность: «Мы не должны осуждать жертв врага, это не наш метод»[353]. Можно привести еще один типичный пример: в статье журнала «Пограничник» за 1967 год отмечалось, что советские граждане «могут в определенных обстоятельствах, сами того не желая, попасться на удочку вражеских разведчиков. Чтобы предотвратить это, с ними проводится профилактическая работа»[354].

Иными словами, оппозиция служила не признаком наличия серьезных внутренних проблем советской системы, которые необходимо решать; она была всего лишь проявлением безрассудства молодежи и/или прискорбным побочным эффектом новой открытости режима внешнему миру. Более того, этот вопрос был решаемым: чекист с присущей ему мудростью и призванием возвращать на «правильный путь» тех, кто отбился от стада[355], опираясь на помощников из народа, способен был задушить проблему в зародыше, избавиться от нее хирургическим путем, без необходимости прибегать к террору. Таким образом, профилактика помогала оправдывать существование инакомыслия — явления крайне важного для хрущевской эпохи.

Ахиллесова пята чекистской пропаганды

Несмотря на все разговоры о чистой совести, доверии и согласии с народом при чтении текстов, процитированных в этой главе, возникает ощущение, что их авторы пытаются от чего-то защититься. На протяжении всей хрущевской эпохи и позднее чекистскую пропаганду выдавала фундаментальная тревога, корни которой уходят в вечный страх, что в то время как народ любит их, коварная двуличная интеллигенция смеется за их спиной. Чекистов недвусмысленно предупреждали, что этого стоит остерегаться. На общесоюзном съезде следователей КГБ в июне 1958 года действующий глава следственного комитета КГБ СССР рассматривал случай допроса, во время которого «арестованный насмехался над следователем, тогда как последний этого, очевидно, не замечал»[356].

Такая повышенная чувствительность отчасти была следствием понимания того, что интеллигенция более образованна. Чекисты часто опасались, что засмеют их невежество. Сам Дзержинский, видимо, страдал от этого комплекса. Радек вспоминает, как он оскорбился, когда соратники-чекисты подняли на смех его намерение возглавить комиссариат народного просвещения по окончанию Гражданской войны[357]. Как мы убедились, чекистов могли высмеять и за их неспособность понимать скрытые намеки на репрессивный аппарат, особенно в кино, поэтому они перестраховывались и старались быть в два раза бдительнее, чтобы не допустить этого. Паранойя обрела масштабы эпидемии в постсталинскую эпоху, когда большая свобода творчества открыла больше возможностей для скрытой или непрямой критики режима.

Чекист мог требовать, чтобы писатели, историки и режиссеры показывали в зеркале искусства его чистый и благородный образ, но он никогда не был уверен в том, что этот безупречный образ не таит в себе скрытой усмешки. Таким образом, самой характерной чертой пропаганды, создаваемой советскими органами госбезопасности, является глубоко затаенное, но различимое чувство небезопасности.

3. Образ чекиста в зеркале истории

Мы проследили с вами, как менялся образ сотрудника органов госбезопасности и какие новые риторические приемы использовались для его представления в хрущевскую эпоху. Здесь мы сместим внимание и рассмотрим эти процессы вблизи, на примере истории создания двух фильмов начала 1960-х годов «Сотрудник ЧК» (1962-1963) и «Выстрел в тумане» (1961-1964). Мы увидим, как консультанты от КГБ вынуждали деятелей искусства создавать привлекательный образ чекиста и как зачастую с ними боролась (или договаривалась) творческая интеллигенция.

Мы использовали архивные материалы студии «Мосфильм», хранящиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в Москве. Материалов этих очень много. Так, например, в них мы нашли несколько вариантов киносценариев. Это позволило сравнить разные версии и отследить, какие сцены менялись, как менялись, где и почему. Стенограммы редакционных заседаний, к которым мы обратились, дополнили черновики сценариев, нередко раскрывая, кто за какие изменения ратовал и на каких основаниях. До определенной степени эти стенограммы позволили как будто бы присутствовать при обсуждениях. Они дают нам очень специфическую информацию, которая могла и не дойти до нас, например о том, что именно в тот период запрещалось говорить о чекистах публично. Наконец среди материалов нашлась переписка консультантов КГБ, назначенных наблюдателями за съемкой фильмов, с руководством КГБ. Все это позволило нам восстановить в деталях процесс того, как ревизионистские порывы «оттепели» постепенно приглушались и затухали, уступив в конце концов место иным подходам, легшим в основу новой партийной линии и взятым на вооружение КГБ.