Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

• Название: Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности
• Автор: Джули Федор
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-459-01176-0

Яркая и неоднозначная книга о прошлом и будущем России, на которой все так же лежит тень всесильного сотрудника службы госбезопасности.

«Железный» Феликс, черный воронок, кожаный плащ чекиста… Эти образы, укоренившись в нашем сознании, до сих пор вызывают страх и трепет. Кажется, советская власть сделала все возможное, чтобы возвести органы государственной безопасности в ранг культа, которому необходимо поклоняться, точно древнему божеству. Современные стражи не вызывают таких ярких ассоциаций у населения, но и они как будто бы наделены могуществом, недоступным простому гражданину. Для чего был нужен миф о всесильном КГБ? Кто создавал мрачноватый образ его сотрудников? Какими способами культ «Большого брата» возрождается теперь?

Эта книга — о всевластии тайной полиции в советское время и о том, как идея государственной безопасности постепенно становится главенствующей в современной российской идеологии. Ее автор, Джули Федор, сотрудника департамента славистики Кембриджского университета, используя в своем произведении в основном советские и постсоветские источники (архивные документы, публикации СМИ, мемуары, художественные тексты), создает объемную картину «секьюритизации» российского общества в прошлом и настоящем.

---

«Неслучайно почетное звание "чекист" вызывает глубокое уважение у нашего народа. Если человек зовется "чекистом", то считается, что это человек кристальной честности, бескорыстной преданности делу партии, бесстрашный в борьбе с врагами»[169].

Возвышение советских органов госбезопасности после смерти Сталина и их апофеоз обычно связывают с периодом председательства Андропова в КГБ (1967-1982) и разгаром борьбы с инакомыслием в брежневские времена. Однако именно в хрущевскую эпоху термин «чекист» был «повторно очищен», а репутация и престиж секретной службы постепенно восстановлены. История органов госбезопасности в хрущевские времена до сих пор не привлекала особого внимания исследователей, главным образом потому, что ее затмевает Большой террор. Обсуждение этого периода обычно ограничивается рассказом о резком падении статуса, влияния и морального духа секретной службы. Взгляд исследователя концентрируется на либерализации и десталинизации, однако недавно рассекреченные архивные материалы указывают на необходимость внести довольно существенные коррективы в традиционный взгляд на хрущевскую эпоху. Теперь мы, к примеру, знаем, что из всех осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду в 1956-1987 годы 41,5% были признаны виновными в 1957-1958 годах — то есть в период, когда репрессивный аппарат был якобы обуздан[170].

Реабилитация чекистов включала в себя создание нового ряда ассоциаций, которые должны были символизировать разрыв со сталинским прошлым. В эпоху Хрущева термин «чекист» получил новое рождение и обрел новое содержание. Или, как скажет позднее Сахаров, после XX Съезда партии КГБ «стал более "цивилизованным", обрел лицо пусть не совсем человеческое, но уж во всяком случае не тигриное»[171].

В этой главе мы проследим за изменениями стиля и риторики, с помощью которых описывалась деятельность КГБ в периоды председательства в нем Шелепина (1958-1961) и Семичастного (1961-1967). Именно Шелепин и Семичастный более других были связаны с кампанией по реорганизации и «ребрендингу» секретного аппарата в хрущевские годы. Как отметил Семичастный в своих мемуарах, именно ему и Шелепину удалось стереть образ Лубянки как «страшного места»[172].

Один из главных источников для написания этой главы — история советских органов безопасности, появившаяся в КГБ в 1977 году, под грифом «секретно»[173]. Этот источник позволяет уловить суть отдельных сторон деятельности КГБ (например, использование секретных информаторов), рассмотреть, как и когда происходили конкретные сдвиги в стратегии КГБ, а также проанализировать внутреннюю подоплеку тех или иных действий КГБ. Помимо этого источника использованы материалы, имеющиеся в открытом доступе, в числе которых пресса хрущевской эпохи, произведения массовой культуры (в частности, фильмы), а также более поздняя мемуаристика и недавние российские исследования, посвященные этому периоду.

Серов: переходная фаза

Показательный пересмотр характера партийного контроля над органами безопасности после смерти Сталина начался с судебных процессов и казней в 1953 году Лаврентия Берии и членов комитета из его окружения. Обвинения, предъявленные подсудимым — шпионаж на иностранные разведки и тому подобное, — свидетельствовали о том, что никто так и не отошел от сталинской парадигмы, к тому же процессы в сталинском стиле сопровождались кампанией в прессе по демонизации осужденных[174]. На этом этапе образ Сталина оставался неприкосновенным. До XX Съезда партии в 1956 году Берия выступал в качестве козла отпущения Большого террора[175].

Следующим шагом в 1954 году стало выделение из Министерства внутренних дел секретной службы и преобразование ее в Комитет государственной безопасности (КГБ), который формально подчинялся Совету министров. Чекисты постепенно утрачивали свою власть, что отражалось в том числе и в выборе слова «комитет» (в противоположность «министерству»), которое подчеркивало коллегиальный принцип принятия решений в этой новой организации[176].

Первым председателем КГБ стал Иван Серов (он был на посту председателя КГБ с 1954 по 1958 год). Старый украинский товарищ Хрущева, Серов также сыграл ключевую роль в некоторых печально известных операциях сталинской эпохи, включая катынские массовые расстрелы[177] и депортацию народов в 1944 году.

В феврале 1954 года ЦК партии принял решение сократить количество сотрудников только что организованных органов безопасности на 20%,[178] и перед Серовым была поставлена задача провести эти сокращения. Целью этих мероприятий было объявлено возвращение партийного контроля над органами безопасности путем уменьшения их численного состава. К июню 1957 года Серов уволил около 18 тысяч чекистов, включая 2 тысячи сотрудников центрального аппарата[179].

Как председатель КГБ Серов также помог подготовить почву для хрущевской наступательной операции по дистанцированию нового руководства от преступлений сталинской эпохи[180]. В частности, он, по некоторым свидетельствам, по предписанию Центрального комитета руководил массовым уничтожением чекистских архивов в 1954-1955 годах[181]. Серов утверждал, что эти документы были уничтожены для того, чтобы снять «клеймо политического недоверия» с тех, кто был невинно осужден за политические преступления, однако сложно не прийти к заключению, что этот акт был запланирован, чтобы защитить преступников, а не их жертв[182]. Вместе с тем Серов сыграл важную роль в подготовке секретного доклада Хрущева[183].

Кроме того, под руководством Серова прошла волна упомянутых выше политических арестов, которые последовали за секретной речью и подавлением венгерского восстания. Эта волна новых репрессий также свидетельствовала о весьма условной сущности реабилитации политических заключенных[184]. В речи, произнесенной на декабрьском пленуме Центрального комитета 1956 года, Хрущев использовал слово «нечистые» по отношению к тем, кто был реабилитирован, и говорил об ошибках, допущенных в процессе реабилитации[185]. Главной задачей новой организации (КГБ) было удержание бывших политзаключенных в поле своего зрения. Недавно рассекреченные документы показывают, что эта категория граждан должна была находиться под непрестанным наблюдением на предмет возможности повторного ареста (или вербовки в качестве информаторов КГБ, как мы скоро убедимся).

В целом Серов сыграл решающую роль во многих событиях переходного периода, последовавшего за смертью Сталина, в частности в укреплении в середине 1950-х годов позиции Хрущева, которому он помог ликвидировать «антипартийную группировку», а также в подавлении восстаний в Польше и Венгрии. Но в 1958 году его сместили с поста председателя КГБ. Некоторые считают, что чекистское прошлое Серова помешало ему долго возглавлять КГБ, особенно после разоблачений 1956 года и с учетом нового имиджа, который был задуман режимом[186]. В любом случае очевидно, что КГБ теперь требовался четкий символический разрыв со сталинским прошлым.

Шелепин: подведение черты под прошлым и новое лицо КГБ

Назначение Александра Шелепина вместо Серова новым председателем КГБ в декабре 1958 года совпало с торжественным открытием главного монумента возрожденного культа чекизма — массивной и «величественной» статуи Феликса Дзержинского[187] на Лубянке, в Москве. Статуя была выполнена в бронзе, «металле бессмертных»[188]. Церемония открытия была важным событием, она освещалась в передовицах «Правды» и «Известий». В прессе особо подчеркивался тот факт, что это мероприятие, проведенное 20 декабря 1958 года в день 41-летия основания ЧК, посетили тысячи (согласно «Известиям», десятки тысяч[189]) москвичей самых разных сфер деятельности («рабочие, служащие, ученые, писатели, художники, учителя, врачи, студенты, школьники. А также советские чекисты»[190]). Даже когда стемнело, писала «Правда», люди продолжали приходить, «принося теплую любовь своих сердец герою Октября, бесстрашному рыцарю пролетарской революции»[191].

Итак, и речи не могло быть ни о каких памятниках жертвам Большого террора[192]; напротив, Дзержинский должен был символизировать чистоту истоков Лубянки. Незапятнанный участием в Большом терроре, Дзержинский был воздвигнут, чтобы следить за чекистами, служить символической гарантией их честности и неподкупности[193]. С высоты своего нового положения Дзержинский, святой покровитель советских детей, взирал на «Детский мир», торговый центр, который был возведен прямо напротив здания Лубянки в 1954-1957 годах, чтобы продемонстрировать трудящимся, как хрущевский режим заботится об обеспечении населения потребительскими товарами[194].

Эти топографические изменения можно считать символической трансформацией Лубянки в новое памятное место. В 1950-1960-х годах часть партийного аппарата и руководства КГБ сознательно стремилась стереть негативные ассоциации в самых символически заряженных районах Москвы, служивших мозговым центром сталинского террора. Попытка преобразования Лубянки в памятное место завершилась, когда Семичастный закрыл местную внутреннюю тюрьму, которая была, пожалуй, самым печально известным символом Большого террора.