Борис Тумасов - Усобники

• Название: Усобники
• Автор: Борис Тумасов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-5839-2

В 1264 году умер великий князь Александр Ярославич, прозванный Невским. И почти сразу хранимый им хрупкий мир между русскими княжествами и Ордой дал трещину — началась борьба за великий стол во Владимире и контроль над Новгородом. Главными противниками выступили сыновья Александра Невского — Дмитрий и Андрей. Постепенно в усобицу ввязались их дядья и племянники, и вновь полилась кровь по земле русской на радость ее врагам…

---

Тусклый свет едва пробивался сквозь запорошенное снегом оконце. Тысяцкий постоял, свыкаясь с полумраком, и двинулся вдоль стен, где стояли ларцы с золотым запасом, монетами из разных стран, слитками, драгоценными камнями. Проходил Олекса медленно, зная, чего сколько в каждом ларце, огорчаясь, что уменьшается их содержимое.

Он был скуп от рождения и бережлив, каждую копейку на учете держал. Оттого и уважали его новгородцы, знали: Олекса казну сбережет.

Незаметно от ларцов он перешел к стенам, где на колках была развешана всякая пушная рухлядь. Подумал, что надобно непременно к лопарям подаваться за шкурами. Тут без дружины княжеской не обойтись…

Направляясь на выход, у двери приостановился, достал из ларца горсть монет, подержал на ладони холодное серебро. Из каких чужих стран попало оно в казну новгородскую?

Массивная кованая дверь скотницы закрылась легко. Навесив замок и прицепив ключ к пояску, тропинкой, проложенной в снегу, Олекса направился к воротам Детинца, минуя избу ратников. Новгород нанимал их сторожить свой покой, быть воротными стражниками, охранять казну, стоять на стенах и башнях.

Из Детинца Олекса вышел — время уже за полдень перевалило. Миновал собор Святой Софии, где за старым немецким подворьем были его, тысяцкого, хоромы. У колодца с обледенелым срубом вдовая молодка Лукерья поддевала ведра на коромысло. Тысяцкий замедлил шаг, сказав сам себе под нос:

— Хороша бабенка, сладка-а…

Лукерья метнула на Олексу насмешливый взгляд, поклонилась и пошла от колодца, чуть покачивая широкими бедрами. Тысяцкий долго смотрел ей вслед, мысль одна была: кабы не Филька, приголубил бы вдовушку. Да сын, Филипп, опередил, повадился к Лукерье. Приворожила она его, парень покой потерял. Спасибо, ушкуйники [5] уговорили податься с ними, и как ушел Филька два года тому назад, так ни слуху ни духу.

Вздохнул тысяцкий: на Лукерью у Филиппа губа не дура…

На боярском подворье Олексу поджидала жена Степанида. Маленькая, колобком подкатилась, причитая:

— Боярин-батюшка, ни свет ни заря, а он уж при деле. Еда-то на столе ждет. — И, накричав на дворовую девку, засеменила за мужем.

Олекса в сенях скинул шубу и шапку, в трапезную направился. Отодвинув стул, уселся к столу, уставленному едой. Но только чашу с кашей гречневой к себе подтянул. Хлебал нехотя: все Лукерья голову не покидала. Сказал сам себе: «А шла-то как, плыла…» — и губами причмокнул.

Степанида услышала, спросила настороженно:

— Ты о ком, батюшка?

Тысяцкий отмахнулся:

— Так это. Пойду-ка сон доглядывать…

* * *

Третью морозную зиму великий князь Дмитрий намеревался прожить в Переяславле-Залесском, в усадьбе Берендеево. Хворь жены Апраксии держала. Да и сын Иван здоровьем не радовал.

Однако паче всего заботил брат Андрей, князь городецкий. Сколько помнит Дмитрий, Андрей алкал великого княжения и пытался настроить удельных князей против него.

В Берендееве великий князь утешение находил, а в стольном городе Владимире с осени не бывал.

Но в лето шесть тысяч семьсот восемьдесят восьмое от Сотворения мира, а от Рождества Христова в тысяча двести восьмидесятом году прибыл в Переяславль-Залесский из Новгорода гонец с грамотой к великому князю Дмитрию Александровичу, и в ней была просьба именитых новгородских людей собрать недоимки в землях ладожских и карельских.

Тысячеверстный путь от Владимира до Новгорода с переправами через реки и ночевками в дымных деревенских избах проделал князь Дмитрий. Отправляясь в Новгород, оставил он в Переяславле-Залесском жену Апраксию на попечение сына — князя Ивана.

Здесь, в Новгороде, и застала великого князя зимняя непогода.

* * *

Ночью сыпал снег. Он падал медленно крупными, пушистыми хлопьями. К утру завалил улицы Великого Новгорода толстым слоем, лег на крыши боярских хором, на избы и строения ремесленного люда, на гостевые дома иноземцев. Разухабистыми шапками умостился на бревенчатых стенах города и стрельницах, прикрыл главы Софийского собора, повис на деревьях.

На рассвете погода унялась, но мороз крепчал. Стаи воронья прятались в ветках сухостоя, на звонницах. Взмывали лениво, каркали звонкоголосо.

Воротная стража в Детинце отогревалась у костра. Поленья потрескивали, и тогда, прорываясь сквозь снежную пелену, улетали ввысь яркие искринки и гасли на лету.

Со стен и стрельниц огромного города окрест разносились окрики ратников:

— Нов-го-род!

Пройдут по стенам, сменится стража, и снова выкрикивают:

— Ве-ли-кий, слу-шай!

И слушали…

Умиротворение было на душе у великого князя Дмитрия. День начинался редкими перестуками кузнечных молотков, скрипом санного полоза, разговорами баб у колодцев, колокольными ударами Святой Софии, звавшими к заутрене. Им откликались на монастырских и церковных звонницах.

Покой великого князя потревожили окрики воротных ратников, псиный лай. Прислушался Дмитрий — гомонили в хоромах.

Великий князь прибыл в Новгород с малой дружиной, оставив значительную часть в Переяславле-Залесском. Здесь, в Новгороде, он не бывал до той поры, когда отец брал его с собой, чтобы наказать новгородских бояр за подстрекательство. Уже тогда Дмитрий усмотрел в новгородцах стремление к своевластию, однако теперь призыв Новгорода собрать недоимки с Ладоги и Копорья без ответу не оставил.

Из Переяславля князь отправил в Ладогу зятя Довмонта, псковского посланника, а сам намеревался выехать в Копорье…

Дмитрий поднялся, надел порты и рубаху, всунул ноги в сапоги и, пригладив редкие русые волосы костяным гребнем, прислушался. Город ожил. Князю эти шумы и звуки напомнили давние годы, когда в юности он жил здесь.

Тогда в Волхове ловили рыбу, в окрестных озерах бреднем затягивали раков и тут же на костре варили их. Иногда за Дмитрием увязывался брат Андрей. Он был злобным и завистливым. Князь подумал, что, став городецким князем, Андрей и остался таким недобрым. При встречах он непременно жаловался на бедность своего удела, на ордынские поборы, говорил, что не грех к Городцу прирезать малую толику земель от Переяславль-Залесского удела, на что Дмитрий как-то ему ответил: «Коли я поблажку тебе дам, того же потребует Даниил, а потом и братья твои двоюродные и иные Рюриковичи и Мономаховичи».

Вспомнив этот разговор, Дмитрий вздохнул:

— Жизнь-то какая суетная!

Сквозь италийские стекольца, взятые в свинцовые переплеты оконных рам, свет щедро вливался в опочивальню и был ясным от снега, обильно засыпавшего Новгород.

За печкой, которую еще не успели затопить, завозились мыши и вскоре стихли. За стенами хором, на княжеском подворье, раздались голоса, заскребли лопаты. Челядь отбрасывала снег, расчищала дорожки.

Князь знал, что на конюшню уже отправились гридни [6] из младшей дружины. Начнут чистить лошадей, закладывать корма. Близ поварни застучали топоры — рубили дрова, стряпухи заливали котлы, принялись готовить еду.

Дмитрий потянулся. Худой, с чуть печальными глазами, с длинной седой бородой, он мало чем походил на отца. Надев бобровую шубу и нахлобучив отороченную соболиным мехом шапку, он выбрался на высокое крыльцо с точеными балясинами.

Морозный воздух перехватил дыхание, яркий снег ослепил. Постоял князь, насупился. Пахнуло с детства знакомым. Однако как давно это было! С той поры, когда не стало отца, князя Александра Невского, и двор и дворец в Детинце сделались холодными, пустыми.

Еще раз повел Дмитрий взглядом. У поварни челядинец свежевал овцу. Другая, разделанная, висела на крючьях. Снег под тушами пропитался кровью.

От конюшен отъехали с десяток гридней, все молодые, как на подбор, в броне, на сытых, застоявшихся конях, к седлам колчаны со стрелами и луки приторочены. Глядя им вслед, князь подумал: «Отчего гридни и вооружены не хуже ордынцев, а вот одолели они русичей?» И тут же нашел ответ, какой был известен: «Рознь нас погубила, и ноне в распрях живем».

Дмитрий спустился с крыльца, по расчищенной дорожке вышел за ворота Детинца. К заутрене шли редкие прохожие. Князь посмотрел по сторонам и неторопливо двинулся к мосту через Волхов.

Великий Новгород испокон веку кичился своими богатствами, оседавшими в новгородской казне от торговли и дани, гордился многолюдством.

Еще дивил своими размерами, размашисто строился город. Не поместившись на одном берегу Волхова, разбросался он на противоположном. На Софийской стороне и на Торговой людные концы: Гончарный, Неревский, Плотницкий, Словенский. Улицы Бердова, Боркова, Варяжская, Воздвиженская, Добрынинская, Ильинская, Епископская, Людгоша, Холопья, Щитная и другие.

А церквей и монастырей — со счета собьешься: тут Софийский и Юрьевский соборы, церкви Богородицы на торговище и Пятницы, а по всему Новгороду Воздвиженская, Ивана Предтечи на Чудинской улице, Ильи-пророка на Славне и каменная Николая Чудотворца. Из камня и церкви на Петрятиновом дворище и Пятницкая на Ярославском…