Джулия Ловелл - Великая Китайская стена

• Название: Великая Китайская стена
• Автор: Джулия Ловелл
• Издательство: ACT
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-049408-8

Великая Китайская стена…

Согласно легендам, она была построена 2200 лет назад.

За нею веками скрывалась от европейцев Поднебесная Империя — таинственная, древняя страна высочайшей культуры и огромной мощи, считавшая себя единственным оплотом истинной цивилизации.

Что же это — древний и средневековый Китай?

Родина высокой литературы и живописи, прекрасной музыки и несравненных боевых искусств?

Страна безжалостных тиранов, самую печальную славу среди которых снискал гениальный и чудовищно жестокий император Цинь Ши-хуанди?

Почему периоды бурного расцвета Китая снова и снова перемежались периодами голода и бед, иноземных нашествий, кровавых мятежей и гражданских войн?

Каковы уроки пестрой и неоднозначной истории Поднебесной?

И усвоил ли Китай эти уроки прошлого?..

---

На следующий год цинский двор — все еще страдавший от сильных приступов комплекса превосходства Серединного Царства, унаследованного от империи, которую он оккупировал в 1644 году, и по-прежнему не способный признать факт своей военной неполноценности и политической слабости — пересмотрел положения договора и отомстил, потопив четыре европейские канонерки у побережья к юго-востоку от Пекина. В 1860 году восемнадцать тысяч британских и французских солдат вернулись к месту прошлогоднего фиаско и два с половиной часа бомбардировали прибрежные форты, пока там не выкинули белые флаги. Разозленные китайцы ответили захватом тридцати восьми членов англо-французской переговорной партии, двадцать шесть человек из которых умерли в плену. Однако союзные войска под руководством лорда Эльджина в конце концов утихомирили сопротивление китайцев, разграбили и сожгли излюбленное место отдыха китайского императора, Летний дворец, расположенный на северо-западе от Пекина на шестидесяти тысячах акров комплекс, куда входил построенный иезуитами в XVIII веке дворец в стиле европейского барокко. «Памятное событие в истории грабежа и разрушения», как писал участник, некий британский капитан. В ноябре 1860-го договор 1858 года был подтвержден, компенсация увеличена в четыре раза, и после военного вторжения все было готово к торговому и миссионерскому вторжению Британии. Началась эпоха империалистического туризма в Китай, и Джордж Флеминг стал одним из первых, кто воспользовался предоставленной возможностью.

В середине XIX века — в десятилетие первой «опиумной войны» — попытка Цинской империи соединить воинственную энергию старого, степного маньчжурского стиля жизни с администрированием по китайскому образцу, с использованием ученых-чиновников, отобранных по конфуцианской системе экзаменов, начала проваливаться. Вероятно, важнейшей причиной социальной и политической нестабильности следует считать безудержный рост населения, начавшийся в восемнадцатом столетии. На какое-то время этот рост — вскормленный сельскохозяйственными культурами из Нового Света, достаточно устойчивыми для того, чтобы приживаться на прежде не обрабатываемых, периферийных землях, подстегивающий развитие внутреннего рынка — привел к поверхностному впечатлению процветания Китая. Однако по мере того как XVIII век приближался к концу, напряжение, привнесенное быстрым ростом населения, начало перевешивать его пользу, становясь причиной острой нехватки земли, нищеты в деревне и роста цен на продовольствие. Последовал ряд опустошительных внутренних мятежей, часто начинавшихся группами, которые из-за перенаселения или от отчаяния перебирались в окраинные районы, где вдали от контроля местных правительств различные еретические учения (вплоть до религиозных братств и тайных обществ) существовали в тепличных условиях. И одновременно с тем, как проблема нехватки земли начала разрывать цинский Китай на части, правительственные армии казались все менее способными одерживать решающие победы над силами недовольных, благодаря чему империя существовала более или менее мирно с конца XVII века. Растянутое походами на своих далеких границах, цинское государство было вынуждено все более полагаться на милицию, мобилизованную местными элитами для подавления бунтов. Такая зависимость последовательно выхолащивала власть и инициативу политического центра.

Между тем именно все более настойчивые и громкие требования иностранного — в первую очередь британского — торгового присутствия у берегов южного Китая послужили в XIX веке причиной некоторых наиболее драматичных атак на цинские власти. Конфликт между Британией и Китаем обострялся частично благодаря непримиримости пинских дипломатических воззрений, которые лишь усиливали традиционный имперский комплекс превосходства Китая в отношении внешнего мира. Цинские императоры видели себя не только правителями китайской тянься, Поднебесной, но и — благодаря тому, что их территории широко раскинулись по Монголии, Синьцзяну, Тибету, Тайваню, Юньнани, Бирме, — сверхправителями над правителями на пространстве, куда достигает дипломатический взор, как наследники великой империи Чингисхана, как «ханы над ханами». Цинское государство, другими словами, унаследовало давние универсалистские претензии китайских императоров и придало им реальную политическую форму, расширив свои доминионы и поглотив многих традиционных обидчиков китайской империи. Видимо, понятно, что, когда представители маленького далекого островного государства (Макартни с компанией) в 1793 году обратились к цинскому Китаю с требованием снять торговые запреты на английские мануфактуры и позволить создать на китайской земле постоянное посольство — вместо того чтобы покорно согласиться на выдворение, как все остальные нормальные варвары-данники, после пребывания в Священной империи, где все до последнего кивка подчинено цинскому протокольному ритуалу, — величественный Цяньлун дал им краткую отповедь. Меньше чем через пятьдесят лет, в 1830-х годах, британцы, принимая во внимание собственные подкрепления из Индии, питали справедливую уверенность — у цинской империи нет сил сопротивляться повторению этих требований. В переходные десятилетия открытие британцами опиума как чудесного продукта, на который китайцы могли предоставить солидный спрос, способный уравновесить британскую страсть к чаю, критически уменьшило наблюдавшийся в восемнадцатом столетии приток в Китай иностранного серебра. И тем не менее британцы — и об этом они неизменно напоминали китайцам — все еще хотели большего: открыть китайские рынки для британских фабрик и заводов. Столь же неизменно Цинское правительство давало отказ, цепляясь за высокомерные мысли о китайском военном превосходстве, о своей способности поставить иностранных варваров на колени силой цивилизующего влияния и о наличии у себя уникально привлекательных товаров, заставлявших всех — даже самых неуправляемых — иностранцев становиться данниками. Посоветовав последовательно сопротивляться требованиям британцев накануне первой «опиумной войны», Линь Цзэсюй — представитель императора в Кантоне в 1839 году — информировал правителя: британские канонерки слишком велики, чтобы входить в китайские реки, а английские солдаты не знают, как пользоваться «своими кулаками и мечами. Кроме того, их ноги плотно обмотаны материей, и соответственно им крайне трудно ходить… то, что называется их мощью, можно без труда контролировать». И это когда британцы, экипированные самым современным вооружением, поднимались вверх по реке в глубь территории и уничтожали устаревшие китайские флотилии и недоукомплектованные, деморализованные гарнизоны. Ошеломленное китайское правительство совершенно неадекватно отвечало следующими мерами: собирало разбойников и контрабандистов в неуправляемые милицейские отряды, создававшиеся для чрезвычайных нужд обороны, и нанимало мастеров боевых искусств — похваляясь их способностью находиться под водой в течение десяти часов без кислорода, — чтобы те прятались на фарватерах и проделывали дыры в корпусах судов варваров. Затем официальные военные действия были остановлены подписанием в 1842 году Наньцзинского договора, по которому Цинов вынуждали открыть пять портов для свободной торговли британцев. События 1858–1860-х годов подтвердили и углубили уже начавшийся процесс открытия ворот Китая.

Применение европейцами дипломатии канонерок поставило традиции и ценности цинского Китая с ног на голову. В условиях, когда самые священные места империи осквернили, разграбили и разрушили варвары, все прежде закрытое теперь вскрыли силой. С 1840 по 1860 год Китай оказался последним и, вероятно, самым упрямым уголком земного шара, который предстояло насильно обратить в веру безгранично свободной торговли. «Огромные орды населения, — восклицал журнал «Иллюстрейтед Ландон ньюс» по завершении первой «опиумной войны», — вырываясь из невежества и предрассудков, которые столетиями опутывали их, выйдут теперь на свет дня и воспользуются свободой более широкой цивилизации, получат неизмеримо лучшие перспективы». Действия европейцев, помимо всего прочего, зеркально перевернули исторические функции границы, превратив Серединное Царство в поле боя с варварами и вынудив императора бежать в 1860 году на север, за стену, чтобы укрыться в Джехоле.

Реакция Флеминга на Китай, судя по его запискам о своем путешествии 1863 года, «Путешествия верхом на лошади в страну маньчжурских татар», оказалась настолько пренебрежительно враждебной, что читатель в первую очередь не может не задаться вопросом, зачем он туда поехал да еще потратил много месяцев на трудное путешествие от Тяньцзиня в Маньчжурию. Как и Энсон до него, Флеминг счел невыносимым практически все: китайская каллиграфия «гротескна», язык — нить «резких горловых звуков», а музыкальные инструменты — «орудия пытки». Когда Флеминг начинал описывать китайские стандарты гигиены, его практически невозможно было остановить: запахи Китая в лучшем случае «мерзкие», в худшем — «до отвращения гадкие», деревни — «захудалые», ветры — «противные и лихорадочные». Говоря о поселении городского типа, он утверждает: «Ничто живое, я уверен, не могло существовать рядом с ним, кроме китайцев и помойных крыс». Попадавшиеся на пути свинарники были «так ужасающе грязны», что они отвратили его от колбас (или «пахучих кишок», как их называют в Китае) на все оставшееся время. Несколько хороших слов он приберег для опиума — британского импорта, направляемого в Китай в огромных количествах, — который, как он отмечал, был «очень тихим и ненавязчивым способом опьянеть до беспамятства». Лучшим комплиментом, который у него нашелся для китайцев, было то, что они являются самой «способной к совершенствованию из всех восточных наций, если им это позволить… увидеть блеск современного мира и новой цивилизации и вступить в связь с новой расой людей, примерно на двадцать столетий моложе и все же более прогрессивной во всем, что относится к понятию человеческого величия». «Китай, — писал он в заключение, — не оказал сколько-нибудь заметного влияния на видоизменение или направление прогресса ни в древнем, ни в современном мире».