Юлия Чернявская - Психология национальной нетерпимости

• Название: Психология национальной нетерпимости
• Автор: Юлия Чернявская
• Издательство: Харвест
• Жанр: Культурология
• Год: 1998
• ISBN: 985-433-265-9

Страны СНГ и Балтии изнемогают от конфликтов этнического характера Абхазия и Приднестровье, Карабах и Чечня, Таджикистан и Фергана, Латвия и Тува… «Армянский вопрос», «еврейский вопрос», «немецкий вопрос» «Пришлые» и «коренные», «граждане» и «неграждане»…

Проблема национальной нетерпимости существовала и в годы коммунистического режима, однако всячески замалчивалась и скрывалась. Отечественная наука эту проблему не изучала. В те годы дозволялось писать только о дружбе народов и пролетарском интернационализме.

Поэтому предлагаемая хрестоматия более чем актуальна. Представленные в ней фрагменты работ известных психологов, этнологов, публицистов позволяют читателям выработать ясное, всестороннее, научно обоснованное представление о сути и причинах межнациональной вражды.

---

Затем нашлось немало других любителей теоретически обосновывать, почему именно самыми лучшими среди всех рас и народов являются именно те, к которым эти любители по счастливому совпадению принадлежали. А эти «лучшие», конечно, были сразу самыми умными, самыми храбрыми, самыми благородными, создавали самые лучшие культуры, говорили на языках, стоящих бесконечно выше речи других народов и т. д.

Гуманистическая роль этнографии в борьбе против национализма и расизма стала ощущаться уже в самом начале нового времени, когда немецкий ученый и просветитель XVIII века И.Г. Гердер четко сформулировал мысль, что человечество едино, и все его этнические подразделения имеют равные права на историческое развитие. «Каннибал на Новой Зеландии и Фенелон[3], презираемый патагонец и Ньютон — создания одного и того же вида», — писал он в своих «Идеях к философии истории человечества». Позже началась деятельность американского ученого Л.Г. Моргана, ставшего не только величайшим представителем эволюционизма с его фундаментальной идеей единства человеческого рода, но и правозаступником индейцев-ирокезов, хищнически обиравшихся капиталистическими компаниями. Английский эволюционист Э. Тайлор решительно отрицал всякую связь между культурными различиями и расовым делением человечества.

В России второй половины XIX века революционный демократ Н.Г. Чернышевский в своих историко-этнологических работах еще более резко выступал против ходячих представлений о неравенстве рас, неравноценности языков и т. п., а этнограф и антрополог Н.Н. Миклухо-Маклай, видевший в научной деятельности форму борьбы за переустройство общества на справедливых началах, стал как бы символом ученого — защитника аборигенов от колониальной экспансии.

Активность передовой научной мысли в разоблачении шовинизма и расизма особенно возросла в XX веке с его небывалым по размаху революционным движением и национально-освободительной борьбой народов колоний и этнических меньшинств многонациональных государств за свои права. Огромную роль в этом отношении сыграли труды Ф. Боаса и А. Хрдлички в США, А. Валлуа и К. Леви-Стросса во Франции, Ф. фон Лушана в Германии, Л. Нидерле в Чехословакии, Д.Н. Анучина в России и многих других выдающихся этнографов, антропологов и историков.

В годы второй мировой войны и, особенно в первое послевоенное десятилетие прогрессивным этнографам мира пришлось объединить свои усилия в разоблачении нового — более тонкого, а поэтому, может быть, и более опасного — идеологического течения в науке о народах — этнопсихологической, или этнорасистской, школы в США. Выдвинутая этой школой концепция настаивала на патологичности психики отставших народов и трудящихся слоев населения, по существу мало отличаясь от нацистской концепции «расовой души». Она встретила сокрушительную критику со стороны японских, английских, советских, да и очень многих американских этнографов.

Прогрессивная этнографическая мысль имеет немалые заслуги в разоблачении антинаучных идей о неизбежном неравенстве человеческих культур, которые иные историки пытались подразделять на «исторические» и «неисторические», «активные» и «пассивные», «мужские» и «женские» и т. п. Многие из этих идей были в арсенале официальной идеологии фашизма, и его крах стал вместе с тем и крахом подобных построений в этнографии. Но и в послевоенном мире в этнографии ряда стран сохранились взгляды, противопоставляющие возможности прогрессивного развития европейских (с отпочковавшимися от них североамериканскими) и неевропейских культур.

Нельзя не вспомнить и о том, что в эпоху колониальной экспансии буржуазной Европы многие западные этнологи (антропологи) вольно или невольно были причастны к угнетению народов колониальных и зависимых стран. Их исследования и профессиональные познания использовались колониальными властями, эти ученые участвовали в подготовке колониальных чиновников, а некоторые из них и сами служили в колониальной администрации. Не случайно английский антрополог Дж. Б. Холден в 1956 году заявил: «Современная культурная антропология — это побочный продукт колониализма». А его французский коллега К. Леви-Стросс в 1968 году писал, что социальная (культурная) антропология «развивалась на фоне исторического процесса, одной из особенностей которого являлось подчинение большинства человечества его меньшинству и во время которого миллионы ни в чем не повинных человеческих существ подвергались истреблению, ограблению, порабощению и заражению болезнями, от которых не могли защититься, а институты и верования этих людей подвергались уничтожению… Антропология — дитя этой эры насилия».

Национализм в гитлеровские времена заразил значительную часть рабочего класса — и расколол его. Национализм использовался хозяевами многих империй, действовавшими под лозунгом «разделяй и властвуй», причем разделяли-то в последнее время главным образом по этническим признакам и много реже по религиозным (правда, бывает, что то и другое тесно связано).

Межэтнические конфликты происходят сегодня от Северной Ирландии на западе Западной Европы до некоторых островов Филиппинской республики на востоке Азии. А между этими землями Шри-Ланка с тамило-сингальской гражданской войной, Индия, где открыли жестокий террор сикхские экстремисты, Афганистан, где при разжигании междоусобицы используются и этнические противоречия. В Турции, Иране и Ираке не так уж давно велись настоящие военные действия против курдов.

Картина эта не может радовать. Навстречу национализму и реакции угнетателей местная буржуазия выдвигает собственный национализм и собственный расизм — «желтый» или «черный».

Причем не раз и не два движения, начинавшиеся с выдвижения благородных лозунгов национального равноправия и освобождения, вырождались в махрово-шовинистические. И, между прочим, подчас выдвигавшие идею превосходства индийской, японской, африканской или китайской культур над нынешней европейской.

В середине XIX столетия в Латинской Америке возникло серьезное общественное течение под именем «индеанизм», ставившее целью улучшить положение индейцев. Доказывая, что индейцы — «тоже люди», некоторые «индеанисты» пришли постепенно к выводу, что их подопечные принадлежат к «самой лучшей, высшей расе», что индейская культура потенциально имеет возможность — и должна — стать самой высокой на Земле. Народная культура Мексики давала основания для восхищения — но не с тем же, чтобы принижать иные культуры и народы. А в XX веке в «индеанизме» появились люди, объявившие, что лишь чистокровные индейцы имеют право жить на древней индейской земле. В Мексике, например, возникло общество «касканес» («борцы за» в точном переводе); его члены требовали изгнания из Мексики всех, в ком течет хоть капля европейской крови.

В США девиз «черное — прекрасно», под которым выступали некоторые борцы за равноправие негров, для черных националистов приобрел по существу новое значение: «белое — отвратительно».

Но и стремление к дружбе народов, к признанию за «чужими» права на существование тоже имеет давнюю историю.

Проповедь равенства людей всех народов вел в Индии Будда две с половиной тысячи лет назад, как и его современник Вардхамана — философ и вероучитель, основатель джайнизма.

И когда юное христианство устами апостола Павла провозгласило, что «нет ни скифа, ни варвара, ни эллина, ни иудея», тут под религиозной оболочкой выступала опять-таки эта идея. В Евангелии можно найти и элементы национализма, однако содержащаяся в нем знаменитая притча о добром самаритянине (самаритяне представляли собой сразу и этническую группу, и религиозную секту, отошедшую от иудаизма) противопоставляла благородный поступок иноплеменного иноверца равнодушию к чужой беде людей правоверных и принадлежавших к тому же народу, что и человек, нуждавшийся в помощи.

Всякая серьезная философия, считающаяся с фактами, приходит к идее о вреде национализма. Вот что писал русский философ B.C. Соловьев в конце XIX века: «У каждого отдельного человека есть материальные интересы и интересы самолюбия, но есть также и обязанности, или, что, то же, нравственные интересы, и тот человек, который пренебрегает этими последними и действует только из-за выгоды или из самолюбия, заслуживает всякого осуждения. То же должно признать и относительно народов…

Возводить свой интерес, свое самомнение в высший принцип для народа, как и для лица, значит, узаконивать и увековечивать ту рознь и ту борьбу, которые раздирают человечество».

К этим выводам философ пришел отнюдь не из марксистских или хотя бы социалистическо-утопических позиций. Напротив, для него призывы к борьбе класса против класса так же неприемлемы, как и призывы к борьбе народа против народа. Нет, это христианские идеалы, которые философ развивал и обосновывал в своих сочинениях, делают для него неизбежной борьбу против национализма.