Юлия Чернявская - Психология национальной нетерпимости

• Название: Психология национальной нетерпимости
• Автор: Юлия Чернявская
• Издательство: Харвест
• Жанр: Культурология
• Год: 1998
• ISBN: 985-433-265-9

Страны СНГ и Балтии изнемогают от конфликтов этнического характера Абхазия и Приднестровье, Карабах и Чечня, Таджикистан и Фергана, Латвия и Тува… «Армянский вопрос», «еврейский вопрос», «немецкий вопрос» «Пришлые» и «коренные», «граждане» и «неграждане»…

Проблема национальной нетерпимости существовала и в годы коммунистического режима, однако всячески замалчивалась и скрывалась. Отечественная наука эту проблему не изучала. В те годы дозволялось писать только о дружбе народов и пролетарском интернационализме.

Поэтому предлагаемая хрестоматия более чем актуальна. Представленные в ней фрагменты работ известных психологов, этнологов, публицистов позволяют читателям выработать ясное, всестороннее, научно обоснованное представление о сути и причинах межнациональной вражды.

---

У этой концепции есть свои аргументы. Главные среди них: отсутствие у большевиков к Октябрьской революции четкой позиции о будущем многонационального государства; декларируемый ими примат классовых интересов и пролетарского интернационализма с отрицанием «буржуазного» национализма; неприятие идеи конфедерации как вредной формы государства, ослабляющей интересы пролетарского единства и пролетарской революции.

Известно, что до февральской революции 1917 г. Ленин выступал против федеративного устройства будущей социалистической России. Решительным противником федерализма был Сталин, который считался в партии специалистом по национальному вопросу. Не случайно он получил в первом советском правительстве пост наркома национальностей. Правда, свое отношение к федерализму большевикам пришлось менять уже весной-летом 1917 года в ответ на бурный рост организованных национальных движений в разных частях Российской республики, требовавших независимости Финляндии, самоуправления Эстонии и Латвии, национальной автономии Украины и Белоруссии, Крыма и Закавказья, Татарии и Башкирии, Бессарабии и Туркестана. Можно сказать, что к осени 1917 г. бывшая империя созрела к федерализму, и не откликнуться на это не могла ни одна партия, стремившаяся к взятию власти.

Уже первые документы нового Советского государства: Декрет о мире и Декларация прав народов России (2/15 ноября 1917 г.) — провозгласили равенство и право на самоопределение народов. Тезис о федеративном устройстве Российской советской республики был официально провозглашен в Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа, принятой III Всероссийским съездом Советов 12(25) января 1917 г. вместе с постановлением «О федеральных учреждениях Российской республики». Эта дата является началом советского федерализма.

С самого начала, однако, федеративная Российская республика виделась как новая форма устройства для всей бывшей территории Российской империи. Это совершенно четко определил Сталин в интервью об организации РСФСР газете «Правда» (3–4 апреля 1918 г.), назвав в числе возможных субъектов Российской федерации Польшу, Украину, Финляндию, Крым, Закавказье, Туркестан, Киргизский край (Казахстан — И.К.), татаро-башкирскую территорию, Сибирь и т. п.

Здесь же Сталин подчеркнул стратегическую временность федерализма в России, когда «принудительный царский унитаризм сменяется федерализмом добровольным… которому суждено сыграть переходную роль к будущему социалистическому унитаризму». Если таков был замысел, воплотившийся через четыре года в создании Союза ССР, то происходящее с нами сейчас закономерно, поскольку в основе «добровольного советского федерализма» мы видим отпечаток все той же исторической личности.

Пятым объяснением современной национальной ситуации является концепция ОБРАТНОГО НАСИЛИЯ, изложенная мной в других публикациях. Характерный для XX века распад многонациональных империй ведет к разрушению имперски-колониального общества, где политическое и экономическое насилие всегда сочетается с насилием национальным. Национальное насилие при этом выражается не только в подавлении или принижении имперским обществом национальной традиции покоренных народов — их государственности, религии, разговорного языка, но и в прямом проникновении насилия в сферу контактов между народами, то есть в национальные отношения.

Системы, возникающие при разрушении имперски-колониальной основы, могут различаться по степени насилия и образуют три типа, названные мной «иерархическими», «федеративными» и «многонациональными» обществами. Степень национального насилия, как и насилия в целом, служит не только основой классификации, но и определяет их развитие. Повышение уровня насилия неизбежно приводит к движению вспять — в направлении к имперски-колониальному обществу, где одни народы откровенно и узаконенно угнетают другие.

Рост насилия, однако, не всегда сразу действует дестабилизирующе — на первых порах он может иногда способствовать восстановлению стабильности и порядка. Но усилившееся и не отраженное государством межнациональное насилие постепенно разлагает все общественные институты, самовоспроизводится, как раковая опухоль, и в итоге трансформирует прежний тип общества, увеличивая в нем уровень внутреннего угнетения.

Ярким примером разлагающей роли насилия служит эволюция первоначального военно-политического союза, а затем федерации советских республик под влиянием общего повышения уровня насилия в стране в 20–30-е годы. Какой бы ни была первоначальная идея государства, на смену ей быстро пришла жесткая иерархическая система, стремившаяся восстановить централизованное бюрократическое устройство в пределах бывшей Российской империи — вплоть до войны на захват Финляндии и нового раздела независимой Польши. Национальное насилие в этой системе было таким же элементом структурного насилия (выражение Г. Гусейнова), как и массовые репрессии, идеологический тоталитаризм, уничтожение целых социальных слоев, подчинение искусства.

Если такое объяснение справедливо, то мы имеем общество, которое замышлялось в 1922 году как федеративное, но ушло далеко назад под давлением разных форм насилия, в том числе и национального. Теперь оно стремится вернуться к исходному состоянию. Процесс этот мучителен и требует ломки многих социальных отношений, стереотипов в сознании миллионов людей. Запущенное в систему насилие не может сразу исчезнуть бесследно, и будет еще долго выходить разными проявлениями во многих сферах общественной жизни. Не удивительно, что уровень насилия, агрессии в нашем обществе столь высок; и к тому же заметно повысился в последние годы, чему свидетельствами стали рост организованной преступности, подростковой и молодежной агрессивности, жестокость отношений в армии, появление неофашистских движений. Этот высокий уровень насилия неизбежно проявляется и в сфере межнациональных отношений. Нынешнее поколение как бы оплачивает предыдущие трагедии, отдает сейчас насилие, которое пало на головы отцов и дедов. И этот накопленный долг насилия лежит на нашем пути к демократическому многонациональному государству.

Шестое и совершенно независимое объяснение нынешней ситуации дает книга английского антрополога, профессора Кембриджского университета Эрнеста Геллнера «Нации и национализм». Вышедшая в 1983 г., эта книга посвящена общей теории национализма и не имеет никаких конкретных переходов к советской реальности, сегодняшним событиям. Но многие стороны этих событий она описывает или предсказывает с удивительной точностью.

Согласно теории Геллнера, национализм (кстати, в это понятие автор не вкладывает никакого негативного звучания) — это, прежде всего политический принцип, требующий, чтобы политические и национальные (национально-культурные) единицы совпадали. Нарушение этого принципа, недостаточность политических и государственных институтов, гарантирующих развитие нации, и ее культуры, вызывает обострение националистического чувства и мощные движения протеста. Всюду, где есть такие нарушения, конфликт потенциально неизбежен.

В то же время национализм, по Геллнеру, — это особое историческое состояние, соответствующее периоду индустриализации. Национализм вовсе не признак отсталого общества; он расцветает в условиях достаточно высокой грамотности, средств информации и коммуникации, появления национальной интеллектуальной элиты и потребности в квалифицированных кадрах. Национализм — движение больших городов и индустриализирующихся масс; на отсталых окраинах, в сельской местности, где национальная культура воспроизводится всей повседневной средой, для него нет почвы и простора. Короче, национализм приходит и уходит, когда для него складываются определенные исторические обстоятельства.

Но если индустриализирующееся общество подготовлено к приходу национализма, его развитие трудно остановимо. Происходит национальное «пробуждение», массы крайне болезненно ощущают несоответствие между возможностями и состоянием своей национальной культуры, обеспеченностью ее средствами политической власти. В такой период национализм крайне чувствителен, агрессивен; он способен, по словам Геллнера, найти любую щель, чтобы пробудить чувство «национального унижения».

При этом национализм не пробуждает старые, скрытые или спящие силы, как любят говорить его идеологи. В действительности он — дитя новой формы общественных отношений, ориентированной на создание новых национальных культур, каждая из которых стремится быть защищенной собственным государством. Но таких культур слишком много, а места для создания им всем самостоятельных полноценных государств слишком мало. И в этом — основной конфликт эпохи национализма.