Татьяна Мудрая - Сказание о руках Бога

• Название: Сказание о руках Бога
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Трое в Пещере. Конец света. Возникновение нового мира происходит в параллель с рассказом о странствиях и женитьбе юного купца на прекрасной женщине…

---

Однако по-настоящему порога взрослости он таки не переступил, и угроза стать сосунком над ним не висела.

— Это потому, что мы далеко отошли и от устья, и от истока, между которыми пребывают все его возрасты, и плаваем в водном междуречье, — объяснял Камилл. — Вот пристанем к суше — будем снова искать начало Реки или сами его сотворим.

— Как и где?

— Увидишь.

Так беспечны стали они после недавней победы и так надежен казался им попутный ветер, что никто вроде бы и не заметил, когда теплая внутриводная река, что так верно их сопровождала, перестала их нести.

А днем позже нечто грозовое появилось в воздухе, до того беспечном, набухло черным дождем в тучах, и в водной толще возникло подспудное напряжение. Мощное, длинное и извилистое тело смутно просвечивало там, сгусток гремучей стихии.

— Левиафан или Раав, — говорил печально Барух. — Воплощение злобы Океана.

Ко всем подступила прежняя тревога. Один Камилл хоть и ходил озабоченный, но не тем ожиданием ключевой битвы, что овладевала ими на подступах к Острову Лагеря, а скорее желанием поставить точку в завершенном деле.

Где-то к полудню этого, как оказалось, последнего морского дня водная гладь вздыбилась, сморщилась, словно гигантская незримая рука ухватилась за поверхность и потянула кверху. Кораблик взлетел на вершину волны и развернулся носом к беде.

— Великий Морской Дракон ополчился на нас, — произнес Субхути со спокойным отчаянием.

Навстречу «Стелле» разинулась шиловатая каменная пасть. Целая флотилия могла бы разместиться там, как в заливе. Алый гребень вдоль хребта пропорол воду. Глаза, набрякшие лютым огнем, сверкали безмозглой свирепостью. Затем из глубей выпросталось замшелое тулово, похожее на горный кряж, новые волны ударили «Стеллу» с обоих бортов, однако она была увертлива и избежала самой гибельной атаки: с носа. Тут чудище заревело так, что уже и самому, наверное, не слыхать было собственного голоса. Но тогда закричал Камилл ото всей своей души, и сердца, и разума — так громко закричал, что зов его проник во все уголки Вселенной:

— Сестра! Сестра! Иди и помоги нам!

Сверху и со всех сторон сразу послышался рокот как бы чистого металла, рвущегося шелка небес, шелест осыпающихся с него светил. Огромная сияюще-белая пелена стремительно заволокла окоем, оттеснив тучи — точно единое крыло, в центре которого бился очаг сияния, — и спикировала вниз. Море зажглось до самого дна, где обнаружился разлом, пересекший его по косой линии от края до края. Сверкнули там, внизу, разноцветные коралловые города и дворцы. Прыснули в стороны нарядные и блестящие чешуей рыбы самого невероятного облика. Всколыхнулись лохматые кусты и пастбища придонных трав. Выстрелили клубом дыма, улепетывая подальше от фейерверка, осьминоги, кальмары и просто каракатицы. А Змей от невиданного им прежде света весь извился и закаменел в судороге, уронив голову на когтистые передние лапы и прикусив зубами хвост. Задние лапы, похожие на лопасти, гулко плеснули раз-другой и тоже замерли.

— Вот и конец, который венчает дело, — с облегчением заметил Древесный Мастер. — Я так и думал, что на сей раз обойдется и без нашего брата Странника. Вышел новый остров, седьмой по счету. Как Исландия.

— Скорее как тихоокеанский атолл, — поправил Арфист.

Белое крыло поднялось выше, унося на себе бессильно клубящуюся грозу, и теперь стало видно, что это все-таки птица — снежно-белая, с клювом и ногами светло-рубинового оттенка. Правда, очертания ее творил поднебесный ветер, словно она и сама была только облаком.

— Полетела за яйцом присмотреть, — свидетельствовал Камилл. — Что же, ее явление означает конец морского приключения, братья мои. Разве ты не чувствуешь поблизости большую землю, мой Водитель Караванов?»

Шестой день

— Эта страница твоего повествования оказалась весьма длинной, — сказала женщина. — Герои не успокоились, пока не утвердились на пьедестале победителей. Кстати, что за яйцо ты воспел в твоей замечательной касыде?

Ее взор, поднявшись кверху, остановился на тончайшей трещине в своде, который выгнулся куполом, похожим на сферу планетария или внутренность собора Святого Петра в Риме.

— Уарка, — позвала она, — ты не помнишь? Мы вроде бы стояли друг против друга на таких постаментах, нас все время убирали цветами, а вверху был люк с вечно синим небом? Мы постоянно удивлялись, почему оно одинаково в любую погоду. Снаружи дождь каплет, а там всё едино как бадахшанская бирюза.

— Не выдумывай. Мраморные статуи не могут удивляться, будь они хоть сто раз Руками Бога. Я вот что заметил: клинок Зульфикар так походит на твой — будто близнец.

— О, мой клинок! Его ковал сам Каин в горах Дамаска, взявши за образец тот меч, которым ангел Гавриил преградил его семейству дорогу в райские пределы. Означало это границу между двумя мирами: реальным и материальным, идеальным и затронутым порчей. Субстанциональным и это… как его… концептуальным, то бишь акцидентальным.

— Оставь свое псевдофилософское словоблудие. Тебе не кажется, что магический клинок или хотя бы его изображение или подобие — такой же символ перехода и рассечения препоны между миром ложным и миром истинным, как икона, поверхность гостии, кораническая надпись на колонне мечети?

— Рассечение препоны. Это лишние слова, — задумчиво сказала Ксанта. — Но в них есть нечто от задачи сегодняшнего дня. А ты, Джирджис-Акела: видно, мой меч тебе уж больно полюбился, раз ты вплетаешь его в свои россказни?

Мальчик кивнул, отводя глаза, чтобы невольно не высказать большего, чем хотел.

— Что же, я только хранительница. Меч был мне дан в одной из моих жизненных нитей… не помню, для чего. Бери. Красивая сцена, хотя в известной мере ходульная: мать или супруга вручает воину меч перед боем и благословляет… Знать бы только, на что мне тебя благословить.

— Я знаю, — кратко ответил мальчик, принимая оружие. Он хотел поцеловать руку и клинок, однако удержался.

Когда Джирджис, расправив плечи, легко взобрался под купол по видимым ему одному ступеням или, быть может, выпуклостям в стене и исчез, женщина покачала головой:

— Он выпрямился и обрел полетность. Это полностью человек, даже — более…

— А мы оба?

В самом деле, им с каждым разом становилось легче преодолевать зеркальную преграду: она не то чтобы истончалась, но делалась более гибкой и как бы тянулась за ними, как далеко они двое ни проникали в мир творения. Преодолевать? Женщина подумала, что раньше она становилась по ту сторону, а теперь что же: это один уровень с их пещерой — да и с Залом Статуй — и одно пространство?

Тут мысли ее переменились. Моря в зазеркалье не было и следа. Только дальнее его дыхание, теплое и влажное, овевало ей лицо, проходя через тропический лес во всем его великолепии. Разноцветные змеи висели на ветвях, как гирлянды, и раскачивались. Бабочки с ладонь величиной опыляли цветы, похожие на расписное блюдо. Ящерицы — миниатюрные драконы с коронкой на голове — раздвигали плечами и хвостом траву. Птицы лениво перелетали с дерева на дерево, кичась своим брачным оперением. Фимиамы повисли в воздухе ощутимо, как туман.

— Снова что-то здесь не так, Уарка. Жизнь великолепна, но какая-то неполная.

Он подошел, обозрел территорию.

— Ну конечно. Здешние существа все либо хладнокровные, либо земли не касаются. Хоть одного зверя ты тут видела?

— Погоди. Вон на той открытой сверху полянке.

Там в лучах щедрого солнца лежали вповалку фигуры, как бы резанные из мыльного камня, моржовой кости или яшмы. Весь зоологический сад собрался здесь, неподвижный, зачарованный, будто его высыпали на короткую густую траву из великаньего ящика игрушек. На коленях, подогнув хобот, стояли слоны. Дремали обезьянки, сплетясь руками и хвостами в замок. Лошади застыли на прямых ногах, соединив шеи и гривы. Жираф растопырил свои ходули, полулежа на брюхе, и трогательно вытянул шею. Подальше виднелись целые тигриные семейства и львиные прайды; ленивцы висели на низкой ветке целой связкой, как груши в сезон сбора фруктов; волки, соболи, лисы, белки и прочие зверюги помельче и посеверней сгрудились на окраине лужайки без разбора, кто как и кого ест, и разделения на чистых и нечистых.

— Да, это мир с холодной кровью, — пробормотала Ксанта. — Свет яркий, тепло сильное, но вовнутрь их не попадают. Постой, а как же птицы?

— Видно, высоко летают и о солнышко греются. Или, допустим, на поляне почва холодная, как бывает весной. Влажность в тропиках большая, вот и не просохло.

— Костер бы разжечь, мигом бы и снаружи высушило, и внутренность согрело, — полушутя ответила она. — Как по-твоему, где его добыть, да еще такой, чтобы леса не спалил?

Волкопес фыркнул:

— Оборотись на себя саму и погляди на свою голову. Какого ты цвета?