Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

• Название: Мириад островов. Строптивицы
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Мириад островов — пятнадцать лет спустя.

---

— «По злату чернь, сапфир и изумруд», — шепчет про себя Юлиан строку не написанного никем стиха. И тотчас же соображает, что видит перед собой: копии. Уменьшенные и более яркие копии обречённых обручников. Даже в одном из имен созвучные той паре.

— Судьба, что ли, злодейка себя являет, — бормочет король и тут же отворачивается: как бы не сглазить малышей.

Ритуал был, к облегчению всех четверых, не таким уж помпезным. Минус венцы с бриллиантами, орган кафедрального ромалинского костёла, кардинал-епископ в алтаре; плюс малый королевский чин обряда, старинная челеста с божественно хрупким звуком в качестве музыкального сопровождения и до блеска отмытый старичок-ассизец, освятивший кольца и бережно опустивший их на четыре указательных пальца: два мужских и два девичьих. Барбару и Олавирхо обрядили в платья, похожие на те, в каком их матушка шла на эшафот — простите, в круг чистого песка. Эти наряды словно бы и не шили, а выгнули из плотного гибкого шёлка скондской работы — кремовато-бежевые, самого простого покроя, даже без опояски, но с длинным текучим шлейфом. Под стать были и колечки, явно не из худых жениховских сундуков: бледного золота с карим морянским жемчугом. Сами женихи обручались золотом червонным, с агатовой печаткой-инталье: у Арминеля — растопыренная во все стороны сосновая шишка, у Сентемира — лист платана. Родовые гербы, однако. Камзолы, штаны и туфли им негласно подбирал сам великий модник Барбе — от иных обязанностей езуит учтиво самоустранился. Так что на фоне невест оба смотрелись вполне скромно, хотя совсем неплохо на взгляд знатока. Во время процесса король Юлиан то и дело сверялся с записью — наверное, боялся, что перепутают и в конечном счёте окрутят не тех. Спасибо, что пока начерно.

Наконец, дело было завершено, и их выпустили из небольшого изящного храма на свежий летний воздух окольцованными, точно перелётных птиц.

Причём некоторое время они так и шли через весёлое скопище народа, повинуясь рефлексу, — Олавирхо под руку с Армином, Барбари — с Сентой. Но объёмистую карету, запряжённую парой гнедых вестфольдских тяжеловозов, подвели к самому порталу, и когда понадобилось в неё садиться, Армин высвободил локоть из нежных невестиных тисков и подтолкнул её вперёд:

— Располагайтесь с сестрой как вам удобнее, а мы сядем к вам лицом.

— Интересно, где бы они оказались, если бы ты влезла к кучеру на облучок, а я взяла у него из рук вожжи, — шепнула Олли. — Лицом к конскому хвосту?

— Не дури. Вон какие за нами самими хвосты по мостовой волочатся, — одёрнула сестра. — В карете хоть переодеться можно будет.

— При мужчинах? Это ты сама не дури.

Разговор и шлейфы тем временем переместились внутрь кузова. Дамы, натурально, сели лицом к направлению движения и укутали колени шёлком — иначе между коробок не втиснешься, приданое, блин! Кавалеры с несколько меньшими затруднениями втиснулись задом к конечной цели путешествия и упряжным лошадям.

— А говорят, что в Рутении бывают свадебная поездка и медовый месяц, — вздохнула Олли. — Вот у мамы Галины и здесь, в Верте, такая получилась.

— Вместе с мамой Орри, — подтвердила младшая сестрица. — Они ещё поначалу друг друга дичились и дулись, как мышь на крупу. Оль, а как это мышь дуется? Ей не нравится овсянка или что?

— Щёки, наверное, сразу набивает, — пояснила Барба. — Словно хомячок Хома из рутенской сказки. Или даже два хомяка. Весь мир не больше, чем их нора.

— Нам не с руки вас обеих развлекать, — ответил Армин, не выдержав. — Вы вместе с багажом предназначены для того, чтобы привести в порядок вручённую нам покойным королём крепость.

— Там что — только одна? — недоумённо проговорила Олавирхо. — Говорилось же о двух разных.

Сента открыл было рот, чтобы пояснить, но учёная Барба сказала:

— Это замков два, по числу маркизатов. А крепость и в самом деле одна. Шарменуаз-а-Октомбер.

— Кроме замков, ещё и это? Роскошно… — протянула старшая.

— Не очень. Суп из курицы не всегда имеет в виду целую курицу, — ответила младшая. — Обыкновенно — кости и немного потрошков.

— Вы обе ошибаетесь, — жестковато объяснил Сентемир. — В иной земле есть город Будапешт из двух частей — старая Буда и новый Пешт. Вот примерно так и мы, только замки наши, как и мы, — ровесники.

Через город Ромалин проехали: невесты — вертя головками во все стороны, женихи — безуспешно пытаясь не смотреть ни на что, включая самих своих суженых.

Ромалин — поистине город чудес, и дочери Галины пролистали его сначала с переда на зад, как их матушка, а затем с зада на перёд, повторяя столицу, как хорошо заученный урок.

Площадь Храмов Истины — великанские пирамиды, застывшие фонтаны и гейзеры из камня, с ног до головы покрытые резьбой, библиотеки, хранилища древностей и королевские сокровищницы, храмы всех религий, примирившихся, как им казалось, при одном виде окружающего великолепия — удивляли островных дикарок, но не более монументальных криптомерий и секвой, явно превосходящих островные кедры. Крепостная стена, что окольцовывала весь Ромалин, удивляла их на равных с уютными домиками посреди безвременных и непогодных садов: сказывалась домашняя привычка к избам и шалашам, подсмеивался над ними Юлька. Пахучие трущобы и узкие лабиринты улочек, в которых обитало — вернее, которые держало за собой простонародье, исправно запутывали. И хотя это было их главной целью — на взгляд девушек, приманку для неприятеля можно было держать в куда большей чистоте и порядке. А рукотворные кедры или кипарисы, которые обеим представили под странным именем «небоскрёб», скорее удивили и чуточку обескуражили, чем привели в восторг.

— Больше всего поразительно, как всё держатся на такой пустяковине, как столб из закалённой стали, — резонно заметила учёная Барбара. — Их ведь собирают, как ребёнок — пирамидку.

— И голые какие-то. Нагая красота железобетонной цивилизации в духе Корбюзье и Гауди, — Олавирхо процитировала рутенский учебник по архитектуре, который специально ради них выменяли на что-то золотое или парчовое, и фыркнула.

— Специально ведь перевираешь, чтоб самой было смешнее, — сестра укоризненно нахмурилась. — Никакого Гауди тут не ночевало — разве что исконно вертские башни похожи на Барселону. Да, а что наши спутники всё отмалчиваются?

— Мы в таких учёных материях невежды, — ответил «осенний маркиз» на самых бархатных своих интонациях, — причём поразительные: ни с мэсом Корбюзье, ни с мэсом Гауди Барселоной знакомств не водили и за пределы наших владений выезжали лишь дважды.

«Врёт, — подумали одновременно обе сестры. — Не тот они народ, чтобы допрежь всего по игрищам не таскаться, хотя бы и королевским».

И снова со значением переглянулись.

На подъезде к городским воротам их четверых высадили, чтобы загрузить остальное — тюки и коробки, по внешнему виду никак не похожие на вместилище чего-либо драгоценного, — припрягли к карете дополнительную пару першерончиков, познакомили путников с капитаном небольшого вооружённого отряда, который должен был охранять их в пути, и с небольшим, чистеньким отхожим местом, где было можно переодеться вдали от мужских глаз.

— Барб, а ведь забавно было бы столкнуться с разбойниками, — говорила Олли, с кряхтеньем вылезая из платья и насовывая на себя привычные шаровары и тунику.

— Где я тебе их возьму? — отвечала сестра. — Любое ремесло отмирает, если не приносит осязаемой выгоды.

— Как скучно, — поморщилась Олли. — Меркантилизм напрочь вытеснил романтику.

— Все люди, все человеки, — кивнула Барб. Она уже успела и штаны натянуть, и коралловые бусы нацепить под рубаху. — Прибыль гадательная — один розыск сколько будет стоить, — а убыль пребывает в границах от левой руки до правой… тьфу, до головы. Закон ужесточили, вместо ног сразу то, что наверху, отсекают. Впрочем, под местным наркозом, в отличие от конечностей.

— Как это?

— Наливают ковшик выдержанного вина из подвалов дедушки Акселя. Или кто он нам был по свойству?

— А разве он…

— Разумеется. Давай посчитаем колена с заду наперёд. Приемный папочка Великой Ма Эстре. Условный дед короля-монаха, а, значит, и нашего папы-по-судебному-решению Рауди. Побочный прадед, вот. Довольно хрупкая цепь родственных связей, но даёт при оказии право на двойную порцию вестфольдского эшафотного.

— Ты это к чему? — с подозрением спросила Олли.

— Да показалось, тебе не терпится податься на большую дорогу, караванщиков потрошить.

— Уж лучше потренироваться на собственном муже, — ответила старшая.

— Лучше? В смысле безопаснее или наоборот — веселее?

Ответа она не получила, потому что Олавирхо с показным возмущением фыркнула, кони стали ей вторить на четыре голоса, а в дверь сортира деликатно постучали рукоятью кучерского хлыста.