Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

• Название: Паладины госпожи Франки
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Посреди заповедной эпохи, что наступила в мире после смерти Кромвеля и воцарения короля Карла II…

Впрочем, о них самих не будет, можно сказать, ни слова…

Посреди времени и широкого водного пространства возвышается заповедный остров, где братски живут представители всех трех мировых религий, где войны — скорее даже состязание в своеобразном благородстве, которое разрешается всеобщим братанием и возникновением новых дружеских и торговых связей, где возникают тайные организации, побратимские и любовные союзы. По нему бродит странная молодая девушка, почти девочка, то наивная, то не по годам властная, в речи которой проскальзывают необычные для слуха других людей и такие нам знакомые слова…

Нет, это не вовсе не очередная «мерисью» — эта женщина-дитя неотделима от самой островной земли и ее истории. И не хочет никого спасать: просто именно так она живет — и не умеет иначе.

Это на нее и ее верных рыцарей — купца, священника, урожденного шахского сына и нового аристократа — падет главная тяжесть сражения с теми, кто вносит в жизнь счастливого острова неуместный социальный разлад в духе и стиле «Утопии» господина Томаса Мора.

А что насчет мизерности и «невсамделишности» зла… Оно воплотилось — и погибло-таки — в ничтожном и не таком даже плохом человечке.

---

— Вот оно что. Слушай, мальчик. Среди женщин есть кто-то особо тебе близкий?

— У меня никого не было, кроме отца. Ни хасеги, ни няньки, ни матери. Ее взяли из властного рода гябров-огнепоклонников, чтобы я наследовал оба царства: Горы и Степь. Кагана эроского ставят непременно из гябров, и он их силой держится на престоле. Но мать умерла рано, я и себя не помнил, не то что ее… Зачем я тебе это говорю, не знаешь?

И опять течет время, только уже быстрее. Франка исхитрилась вытащить из низко посаженной решетки прут и пытается раздолбить им ту светоносную щелку. Надо уловить момент, когда наверху послышатся дробные шажки, чтобы успеть вернуть его на место.

— Франка!

— Я здесь, шахский сын.

— На этот раз ты близко. И запыхалась. Неужто скучаешь без меня?

— Представь себе.

— Слушай, тебя кормят? Еды хватает ли?

— Какой ты заботливый. И мне хватает, и Эленке.

— Кто эта Эленка?

— Как кто? Крыса, конечно. Серая, с вот таким сановным хвостом. Тараканы и прочая мелюзга у меня безымянны по причине ихней многочисленности… Постой-постой. Что-то тебе с трудом сегодня шутится, шахский сын. Ты сам-то хоть ел? Я серьезно интересуюсь. Штурм ведь идет. Ту плесень, что мне сегодня подали на завтрак, непривычный человек едой не сочтет, но если я выберу кусок почище… или попросить для тебя у моих ключарей, они факт за мой счет кормятся…

Яхья вдруг всхлипывает и разражается бурным ребячьим плачем.

— Глупый мальчишка. Ты что это с собой делал всю жизнь?

— Я будущий повелитель, а повелитель должен быть суров.

— Вот ты и решил впрок испортиться. Послушай, как по-твоему, что легче для человека, быть злым или добрым?

— Злым. Потому что он таков от природы.

— Чего ж ты нарочито над собой старался, если от природы? И как — преуспел?

Он молчит, посапывая.

— Ладно. Делаем тест… тьфу, испытание. Смотри: потолок моей камеры такой низкий, что я могу взяться за решетку рукой, даже особо ее не вытягивая. Теперь, чтобы раздавить мне пальцы, как ты хотел вначале, достаточно наступить на них каблуком. Чтобы дружески пожать их, нужно по крайней мере нагнуться, а то и на колени стать. Что ты предпочтешь? Ну же, я жду, шахский сын.

И тут она ощущает на своей руке прикосновение его влажных и соленых губ.

После долгой паузы девушка спрашивает:

— Яхья, когда ожидают последнего приступа?

— С часу на час. Тюремщики и те куда-то делись.

— Что у тебя нет ключа от решетки — это ведь точно?

— Точно. А к чему — я сто раз мог бы замок ломом сбить.

— И того не надо. Прутья дряхлые, известка в гнездах повыкрошилась. Я один уже раз десять вынимала и вставляла.

— Слушай, а зачем тебе выходить? Здесь своды такие, что вся башня обвалится, а ты уцелеешь. И англы не тронут светлую пленницу. Светлая да под замком — значит, своя.

— Не выходить, Яхья. Я хочу, чтобы вы сюда вошли. Ты, женщины, все, кто остался.

— Чтобы дожидаться врага в ловушке? Лучше умереть раньше, но на просторе!

— Чудак. Эленка же откуда-то приходит? Здесь для нее ничего нет, кроме сырости, а кормится она снаружи. Я поискала ее ход — и нашла. Тут камень один шатается, за ним и другие, оттого в стене получилась трещина. А за стеной — бывшие провиантские склады, тайные ходы, ну, в общем, всё, чему полагается быть в такой почтенной средневековой страхолюдине, как «Голова Дракона». Так что давай сюда тот ломик, светильники и созывай народ. Быстрее!

Яхья одним ударом сбивает замок и гнилую решетку, бросает лом вниз, потом притаскивает и тонкую лесенку, чтобы спускаться с удобством.

— Я уже всем сказал, дело быстрое.

Женщины, подбирая юбки так, что видны шаровары, боязливо спускаются вниз: три молодых, если судить по блеску глаз через темную вуаль, одна пожилая. Эта небрежно завернулась в белый платок: чего прятать?

— А это что за юбка неуставного образца?

Из-под нее выглядывают огромные башмаки, надетые прямо на голую волосатую ногу.

— Яхья, мальчик мой, да священник-то откуда к нам прибился?

— Из узилища, только мое было наверху. Когда разгоняли миссию и монастырь, шахские люди решили, что я изо всех наших единственный, кто имеет некоторые бойцовские качества. А вот Ноэминь, она… — он протягивает им девочку лет десяти, которая лежит у него не руках в полуобмороке.

— Дочь одного из каменщиков; его самого убило еще в начале осады, — поясняет Яхья.

— И ты про них ничего не сказал, шахский сын!

— Да мы бы и одни справились, — смущенно поясняет священник неровным баском. Он очень молод, широкоплеч и неуклюж, нос курносый, губы по-детски пухлы. — Девочка хотела… ну, почти отодвинула засов на моей двери, а тюремщики ее оттащили. Пришлось выбить… отворить дверь и вмешаться. Принц нас отыскал, когда мы уже спустились оттуда.

По-лэнски он говорит более-менее чисто, однако, похоже, затруднен выбором слов.

— Что с тобой сделали? Ноэми, да очнись же! — Яхья тормошит девочку. Она открывает, наконец, глаза, чуть постанывает — и вдруг заливается тихим плачем.

— Отвяжись от нее, — тихо говорит девушка. — Сразу разве не понял, что суеверие насчет шахских женщин на нее не распространилось?

— И куда нам пролезать — в эту замочную скважину? — священник берет лом и сноровисто оббивает камни и куски извести, торчащие по краям отверстия, сделанного девушкой.

— Ну, отец, знай я, что вы к нам присоединитесь, не стала бы ногти ломать и белые ручки свои трудить! Кстати, мы еще не познакомились. Как звать-то вас?

— Леонар.

— А меня наш Яхья Франкой окрестил. Вот пусть так и будет.

В свете масляных ламп перед ними открылся узкий коридор, под углом к нему другой, еще дальше — зал с рядами огромных глиняных кувшинов, по плечи вкопанных в почву и чем-то сходных с плененными титанами.

— Здесь винные погреба были, давно, еще при всевластии гябров, — пояснил Яхья с боязнью в голосе.

— И отлично. Значит, здесь если и обитает какой-нибудь заблудший дух, так только винный, — бодро вывела Франка. — Так что не трусь, ребятушки!

В ответ на ее слова высоко над ними что-то глухо загрохотало и обрушилось так, что затряслись своды, а огонек единственной светильни, оставшейся в живых, замигал как бешеный.

— Англы взорвали «Дракона» порохом! — крикнул мальчик сквозь шум.

— Вовремя же мы оттуда смылись, упаси нас Бог, — пробормотала Франка. Женщины и Ноэминь переглянулись и хором заголосили.

— Цыц! Вы что? Христиан приманите! — крикнул на них мальчик. Но это еще больше их раззадорило.

— В самом деле. Подрывники тоже ведь прошли здешним лабиринтом, — сказал отец Леонар, приклонясь к уху Франки. — Как бы не явились на этот гвалт и свет нашей лампы.

— Да, конечно, — она перекрестилась. — Лампы… лампы в Доме Бога, Байт Алла, были многоярусные, каскадом…

И четко, мерно начала по-арабски:

— «Бисмиллахи-ар-рахмани-ар-рахим! Во имя Аллаха всемилостивого, всемилосердного!»

Все — и Яхья, и священник, и шахские жены, и Ноэми — замерли с полуоткрытыми ртами. А она продолжала:

— …«И вспомни в писании Марйам. Вот она удалилась от семьи в место восточное и устроила себе перед ними завесу. Мы отправили к ней Нашего духа, и принял он перед ней обличие совершенного человека… Он сказал: «Я только посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе мальчика чистого». Она сказала: «Как может быть у меня мальчик? Меня не касался человек, и не была я распутницей». Он сказал: «Так сказал твой Господь: «Это для меня — легко.

И сделаем Мы его знамением для людей и Нашим Милосердием»…

И понесла она Его и удалилась с Ним в далекое место.

И привели её муки к стволу пальмы. Сказала она: «О, если бы я умерла раньше этого и была забытою, забвенною!» И воззвал он к ней из-под нее: «Не печалься: Господь твой сделал под тобой ручей. И потряси над собой ствол пальмы, она уронит к тебе свежие, спелые. Ешь, и пей, и прохлади глаза!..

Она пришла с Ним к своему народу, неся Его».

Франка умолкла. Во внезапной тишине Ноэминь взахлеб рыдала.

Чуть погодя Франка деловито высморкала ее себе в рукав, пригладила рукой кудряшки.

— Передохнули? Ладно, пойдем дальше. Яхья, ты старожил. Можем мы этими погребами и коридорами выбраться за пределы войск?

— Не знаю точно. Хаким говорил, что в Лэне под каждым домом второй дом, и под городом — второй город, и под всеми горами…

— Подземные сады Аллаха, — быстро докончила она.

— Ты и это слыхала и помнишь? А я думал, ты и правда не в себе.

— Как тебе сказать… Время наше я помню, чувствую, а кто я в нем и откуда мое знание — не пойму сама. Вроде как моя земля и не моя. Я — это я, а как мое здешнее имя? И что иногда прорывается сквозь меня теперешнюю? Ох, прости, я болтаю ерунду, а нам каждая минута на вес золота.