Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

• Название: Паладины госпожи Франки
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Посреди заповедной эпохи, что наступила в мире после смерти Кромвеля и воцарения короля Карла II…

Впрочем, о них самих не будет, можно сказать, ни слова…

Посреди времени и широкого водного пространства возвышается заповедный остров, где братски живут представители всех трех мировых религий, где войны — скорее даже состязание в своеобразном благородстве, которое разрешается всеобщим братанием и возникновением новых дружеских и торговых связей, где возникают тайные организации, побратимские и любовные союзы. По нему бродит странная молодая девушка, почти девочка, то наивная, то не по годам властная, в речи которой проскальзывают необычные для слуха других людей и такие нам знакомые слова…

Нет, это не вовсе не очередная «мерисью» — эта женщина-дитя неотделима от самой островной земли и ее истории. И не хочет никого спасать: просто именно так она живет — и не умеет иначе.

Это на нее и ее верных рыцарей — купца, священника, урожденного шахского сына и нового аристократа — падет главная тяжесть сражения с теми, кто вносит в жизнь счастливого острова неуместный социальный разлад в духе и стиле «Утопии» господина Томаса Мора.

А что насчет мизерности и «невсамделишности» зла… Оно воплотилось — и погибло-таки — в ничтожном и не таком даже плохом человечке.

---

Перед динанскими отрядами речь держал наш крошка Даниэль. Почему — не знаю: были среди наших полководцев и более влиятельные, и более речистые, и уж точно — куда более звонкоголосые. Ибо его вежливый тенорок слышали едва ли две передних линии пехоты, хотя почему-то в кратчайший срок уяснили и запомнили все.

— Он прав: мы здесь в чужой для нас стране. Стране, чей народ умеет из земли сделать пух, из камня — кружево. Стране, что он сам прежде оголил и разорил, и оросил кровью. У него и теперь, как и тогда, отборное войско! Неуклюжие кирасиры, прикрытые только спереди, за которыми легко идти вдогон и рубить с тыла на скаку. Арбалетчики, которые выпускают одну короткую стрелу за время, надобное нашим лучникам, чтобы поразить цель десятком длинных. Артиллерия: если мы быстро атакуем, она едва успеет накрыть наши тылы. И, наконец, он не знает, что на этом поле решится его и наша судьба, а мы знаем.

Перед самым началом боя — странный эпизод. К мужу подъехала госпожа Франка, в кольчуге, но с обнаженной светлой головой. Нагнулась к нему — он стоял пеш — и озабоченно спросила о чем-то.

— Душа моя, их дело если и будет, то в конце. А твои дамы и детки, когда облачатся, пусть не выглядывают из обоза, чтобы не вызывать недоумения!

На той стороне глухо и дробно забили барабаны, на нашей завыли длинные медные рога. Войска двинулись одновременно. Герцог и прочие военачальники наблюдали за происходящим через подзорные трубы, я — безо всяких затей. У англичан бомбардиры стояли с зажженными фитилями, ждали, пока противник накатится, для верности прицела, ближе.

И тут наши легконогие всадники рванулись вперед, через свободное пространство, увлекая за собой двигавшуюся впереди них пехоту: часть эркских латников уже сидела на крупах их коней, иные — уцепясь за стремя и пересекая поле, как и было говорено, так быстро, что вражеские ядра разорвались в их задних рядах, не причинив особого ущерба. Хотя у меня всё равно стало мерзко на душе от вида трупов, криков раненых и визга лошадей, что в конвульсиях бились на сразу побуревшей траве.

Следом арбалетчики «англов» дали залп и отступили за пеших, чтобы перезарядиться. Их порядки в это время раздвинулись, образуя проходы, чтобы выпустить свою знаменитую конницу, как говорят, неудержимую в прорыве и ударе. Их кони умели, нимало не смущаясь, идти «сквозь человека».

Но против них уже были всадники, нимало им не уступающие: лучше защищенные, более гибкие в маневре, а главное — подкрепленные пешими, чье короткое оружие в любой давке могло достать врага «из-под низа». Ни англов, ни их бойцовых лошадей они не пропустили — увязили в себе, как стальной клин в дубовой плахе.

Я почти не мог следить за ходом боя из-за сплошного облака пыли, над которым висели крикливые команды их начальства, трепыхались наши и их боевые значки и то и дело поднимались разноцветные шары на длинных палках — так в Эдине принято руководить боем, чтобы не гонять в пекло ординарцев. Английская артиллерия, похоже, не могла или хотела действовать с риском попасть в своих, и в гуще сражения уже обе стороны изничтожали друг друга старомодными методами.

Схватка шла пока с переменным успехом. Наконец, что-то сломалось у них — или в них. Или, как я теперь догадываюсь, они вспомнили излюбленный прием мусульманской конницы, заимствованный ими от Алпамута: полупритворно отступая, заманивать неприятеля, понуждая к преследованию рассыпным строем, а затем, раздвоившись, обтекать с флангов, отсекать от главного войска и выбивать подчистую. Однако динанцы не заимствовали, а унаследовали эту манеру ведения боя, впитали с материнским молоком — и противостояли ей почти инстинктивно. Они повисли на беглецах, как гончие на кабаньей туше, не позволяя тем разбить свой боевой порядок. Насчет лесовиков вечно прохаживаются, что они всадники так себе: не знаю. Вольтижеры они, по крайней мере, отменные. Кое-кто вспрыгивал на бок скакуна кого-нибудь из эдинцев и так выигрывал малую толику времени: кто ехал «охлупкой», без седла, на вражеском коне да еще тянул в поводу второго, чтобы пересесть в случае, если первого под ним убьют: иные перебегали прямо по конским спинам, прорубая себе окно в гуще неприятельских тел.

Упоминал ли я, что по ту сторону обширного луга слабо поблескивала мелкая степная речка с обрывистым, но невысоким берегом — естественная преграда для тех англов, что захотят бежать с поля боя? Битва докатилась почти до нее, когда кирасиры возомнили, что наступило их время. Передние их ряды, несколько поредевшие, разомкнулись посередине, и всадники начали тяжеловесно разворачиваться для охвата…

Господи, неужели опасность, которой они нам грозили, была настолько неотвратима, думаю я теперь? Конечно, они уже оторвали нашу кавалерию от основных войск; они уже начали обходить, затягивать, как в воронку, наших конников, обо всем забывших ради боя. И тут сквозь ряды нашего главного войска навстречу кирасирам выбежали лучники Франки, волоча за собою… да, то были не просто луки, а допотопные баллисты, установленные на колесной раме и оснащенные удивительного вида стрелой: почти без оперения, но по всей немалой своей длине обмотанной тряпками и с тупым, округлым острием. Должно быть, мастера долго тренировались где-нибудь в укромных местах: на лесных полянах, в дюнах близ Гэдойна, а то и неподалеку от Селеты, той, где дом их богини Юмалы, — рассчитывая, как их снаряды летят при попутном, противном и боковом ветре. Стрелы, оперенные клочьями пламени, с тяжелым гудением пошли в зенит, перелетели через людское скопление и обрушились на узкую береговую полосу и на головы кирасирам, еще не успевшим докончить свой охватывающий маневр. Хрупкие глиняные наконечники разломились от удара оземь, рыжее пламя догнало их и тут же погасло. Вдоль обрыва вспыхнула стена бледного, чуть зеленоватого огня, совсем безобидного с виду. Среди англичан, что были на берегу, возникло замешательство: но этот огонь был уже среди них, перекидывался на конскую шерсть, лип к коже и одежде, занавешивал путь к воде. Раздались крики боли и ужаса. Кое-кто соскочил с коня, многие падали вместе с лошадьми и катались по земле, пытаясь сбить зеленое пламя, которое от их усилий лишь растекалось и въедалось в плоть до кости. Его нельзя было залить ни жидкостью из фляг, ни целой рекой воды — ибо даже тот, кто прорывался к реке, не находил в ней спасения.

И тогда кирасиры слепо рванулись сквозь свои и наши ряды, сминая войско, занимавшее пока еще чистую от огня часть берега, и всем скопом попадая прямо на наши топоры, мечи и сабли — быть может, в поисках более легкой смерти.

Я глядел, цепенея, и чувствовал, что обращаюсь в камень.

— Фосфор, — проговорил сзади герцог, уцепившись в мой локоть. Лицо у него было тоже каменное. — Особенная, редкого состава нефть с добавлением белого фосфора и иных горючих веществ, секрет которой гябры не выдают никому. Тайная сила Братства Зеркала. Нечто подобное изобретал некогда Калиник, там была, правда, обычная нефть, и всё равно этот «греческий огонь» был настолько совершенным оружием, что довольно скоро канул в небытие… Нет, мы всё с вами знали, хотя не думали, что это будет так ужасно! Но вот госпожа Кати…

На почерневшую и оплавленную прибрежную полосу с перебегающими по ней бледными язычками въехали всадники в нарядах, еще увеличивших жуть: закутанные в мешковатые серебристо-белые одеяния, со странным инструментом в руках. Их кони были в таких же попонах и обуви. Каменная бумага. Асбест, защищающий от любого огня. Что же, сошлось одно к одному.

Кто-то из английских мушкетеров в панике выстрелил. Ему крикнули свои же: «Фатма! Фатма!» Действительно, на рукаве у каждого (нет, каждой! То были женщины Юмалы) виднелся алый серпик, увенчанный крестом, — знак милосердия, перенятый от здешних тюрок вместе с именем ордена.

Они без страха вступали в еще живое пламя, своими крюками и петлями на длинных рукоятях подцепляли охваченных им людей, перетаскивали на свободную землю и засыпали песком, обкладывали спешно нарезанным дерном.

Сражение выдыхалось. Как мы потом узнали, старый Аргалид был смертельно ранен чуть ли не одним из кирасир, младший сумел покинуть сражение еще до того, как с нашей стороны стали выкрикивать требования сложить оружие и прекратить разрозненную стрельбу.

Так мы победили, и наш воинский лагерь обратился в лазарет. Гябры умели и лечить ожоги, причиненные их тайным средством: накладывать мази и повязки, втягивающие в себя отраву разлагающихся и обугленных тканей, смягчающие боль и лихорадку. Это искусство тоже прибыло с нами на «Эгле», да и отец Леонар был ему обучен, — а теперь многие наспех овладевали его азами. Ибо между «нашими» и «их» обожженными, просто пораненными и умирающими никто не проводил четкой границы: было недосуг. Здоровых пленных обезоруживали и ставили помощниками лекарей и сиделок.