Александр Дюма - Амори

• Название: Амори
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Квест
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1992
• ISBN: 5-87394-089-4

Роман А. Дюма «Амори» имел огромный успех у современников. Трогательная история любви нежного и пылкого юноши Амори к очаровательной и хрупкой Мадлен, сложные и противоречивые чувства отца девушки, господина д'Авриньи, тайные страдания ее кузины Антуанетты, — все это описано автором с редкой психологической достоверностью.

---

Я колебался еще, но в то время, как горничная объясняла мне это, Мадлен позвонила, чтобы узнать, не вернулся ли я.

Я не мог медлить и поднял портьеру комнаты Мадлен, которая, без сомнения, узнала мои шаги, так как ее глаза смотрели в мою сторону.

И сразу же, как она меня заметила, она сказала мне:

— Ах, мой дорогой Амори, входите, входите, вы видели министра, не правда ли?

— Да, — ответил я, колеблясь.

— Я знала, о чем речь: он встретил вчера моего отца у короля и предупредил его, что вы должны уехать.

— О, моя дорогая Мадлен, — воскликнул я, — верьте, что я готов скорее отказаться от этого поручения, даже от моей карьеры, чем вас покинуть.

— Что вы такое говорите? — воскликнула живо Мадлен. — Какое безумие вы задумали? Нет, нет, нет, мой дорогой Амори, не делайте этого. Нужно быть благоразумным, и я не хочу, чтобы вы однажды могли меня обвинить в том, что я помешала вам в тот самый момент, когда судьба дает вам такой случай отличиться.

Я смотрел на нее с глубоким удивлением.

— Ну, — сказала она, улыбаясь, — что с вами? Вы не понимаете, дорогой Амори, как такая экзальтированная девушка, как ваша Мадлен, может сказать что-то разумное хотя бы раз в жизни?

Я подошел к ней и сел, как обычно, у ее ног.

— Вот на чем мы остановились, мой отец и я.

Я взял в свои руки ее похудевшие ручки и слушал.

— Я еще недостаточно окрепла, чтобы переносить поездку в коляске или на пароходе, но через пятнадцать дней, как уверяет мой отец, я смогу путешествовать без препятствий.

Итак, вы уезжаете, а я за вами. Вы поедете, чтобы выполнить вашу миссию, в Неаполь, а я вас буду ждать в Ницце, куда вы прибудете почти одновременно со мной, благодаря пароходу, приводимому в движение паром. Это прекрасное изобретение — пар, не правда ли? А Фюльтон[67] мне кажется самым великим человеком нашего времени.

— И когда я должен уехать? — спросил я.

— В воскресенье утром, — живо ответила Мадлен.

Я подумал, что в понедельник вы приедете из Виль-Давре и что я не увижу вас больше до моего отъезда.

Я собирался сказать об этом Мадлен, но она продолжала:

— Вы поедете в воскресенье утром, вы доедете на почтовой карете до Шалона — слушайте хорошо — так мне объяснил мой отец. Вы приедете в Марсель, чтобы сесть на государственный пароход, который отправляется первым в следующем месяце, и через шесть дней вы будете в Неаполе. Я даю вам десять дней, чтобы вы выполнили ваши поручения. Можно многое сделать за десять дней, не правда ли?

На одиннадцатый день вы уезжаете, и двадцать шестого или двадцать восьмого июля вы в Ницце, где мы ждем вас четыре или пять дней.

Только шесть недель отсутствия и все: соединившись под этим прекрасным небом, мы больше не расстанемся; Ницца будет нашей обетованной землей, нашим найденным раем, затем, после того, как я буду обласкана нежным воздухом Италии, убаюкана вашей любовью, мы поженимся; мой отец вернется в Париж, а мы продолжим наше путешествие. Великолепный план, не правда ли?

— Да, прекрасный в самом деле, — сказал я, — к несчастью, он начинается с разлуки.

— Друг мой, — возразила Мадлен, — я вам уже сказала, эта разлука необходима для вашего будущего, и я подчиняюсь с преданным смирением.

Я больше не возвращался к этому вопросу, ибо что-то было необъяснимое в этой необычной рассудительности такого избалованного ребенка, как Мадлен, но я напрасно ее спрашивал, торопил, атаковал всеми способами, она не выходила из своей системы самоотречения и считала необходимым удовлетворить министра, проявившего ко мне такой живой интерес.

Это не кажется вам таким же странным, как и мне, Антуанетта? Я об этом думал весь день, я, который не осмеливался сказать ни слова о своем отъезде, об этой разлуке, а она пошла мне навстречу.

На самом деле, Антуанетта, прав тот, кто говорит, что сердце женщины — пропасть.

Весь остаток вчерашнего дня мы провели, строя планы; вслед за силой и здоровьем радость возвращалась к Мадлен.

Господин д'Авриньи не сводит с нее глаз, я видел, как он улыбнулся три или четыре раза, а эти улыбки заставляли сильнее биться мое сердце».

XXIII

Амори — Антуанетте

«Сегодня произошло большое торжество: день, когда Мадлен было обещано спуститься в сад.

Погода стояла великолепная, никогда я не видел неба более чистого и более радостного; казалось, что вся природа была праздничной, дул легкий ветерок, необходимый, чтобы смягчить жару этих первых летних дней.

Я предложил господину д'Авриньи, чтобы предупредить любую случайность, отнести вместе с ним Мадлен в ее кресле. Она не захотела: ее самолюбие выздоравливающей больной было оскорблено, но, после обещания разрешить ей прогуляться по саду, она покорилась нам без сопротивления, и мы ее подняли вместе с креслом и отнесли в железную беседку.

Если бы вы были там, дорогая Антуанетта, вы бы увидели действительно великолепный спектакль: это зрелище молодости, возвращающейся к жизни, и к счастливой жизни, святой, обожаемой.

Ее грудь со стесненным дыханием поднималась, чтобы запастись воздухом.

Со своего кресла, не вставая, она хватала своими руками пучки сирени, жимолости, роз, прижимая их к груди, так целуя, точно они были ее подругами, с которыми она была навсегда разлучена; затем были восторги природе, благодарность Богу, слезы признательности отцу. Она сама походила на цветок среди этих цветов, на прекрасную лилию, покрытую розами.

Мы держались за руки, господин д'Авриньи и я, готовые плакать вместе с ней, и были счастливы несказанным и чистым счастьем, которое не имеет ничего земного. Только одного не доставало, Антуанетта: Антуанетта, если бы вы были здесь!

Наконец, эта сидячая жизнь, если так можно выразиться, показалась ей недостаточной, она встала, сделала мне знак подойти к ней и прижалась к моей руке.

Господин д'Авриньи подвинулся.

— Ах, отец, — сказала она, — вспомните, что вы мне обещали: позволить прогуляться в саду.

— О, — ответил господин д'Авриньи, — я разрешаю от всего сердца, но идите осторожно.

— Отец, — сказал я ему, — посоветуйте Мадлен опереться на меня.

И он ответил кивком головы.

Я думал, что он ревновал, видя, как Мадлен взяла мою руку, но, если это чувство и было в его сердце, то он быстро справился с ним, так как сделал знак рукой, чтобы мы пошли.

Мы осторожно удалялись.

Можно было подумать, что Мадлен видела впервые деревья, цветы и газон, все заставляло ее вскрикивать: жук — живой изумруд, — который переходил дорогу, бабочка — летящий цветок, — которую легкий ветерок переносил с одного куста на другой, бражник с длинным хоботком и такими стремительными крыльями, что можно было подумать, что он неподвижен. Никогда еще природа не казалась нам такой живой.

Каждый пучок травы, каждый куст, каждое шпалерное дерево, населенное миром насекомых, птиц, рептилий — красивых, легких, оживленных, жужжащих, кричащих, поющих — все ликовали так, будто благодарили Бога, которого мы должны были так благодарить.

Можете ли вы поверить, Антуанетта? Мы обошли весь сад, не произнеся ни слова. Только Мадлен воскликнула несколько раз радостно, в то время как я не сводил с нее глаз.

Только один раз, когда мы проходили по проталине, я посмотрел на отца. Он сидел в кресле, где до этого сидела она, и целовал цветы, которые она целовала.

К концу первого круга он пошел нам навстречу и внимательно посмотрел на дочь: она прекрасно перенесла эту маленькую усталость, и ее лицо, слегка оживленное слабым розовым цветом, разливавшимся по ее щекам, говорило о здоровье. Мадлен настаивала, чтобы сделать еще круг, но господин д'Авриньи был непреклонным и проводил ее к креслу.

Мы оставались в саду до трех часов пополудни, и во время этих четырех или пяти часов, проведенных на воздухе, Мадлен набралась сил, и мне кажется, что, покидая ее, я могу быть спокоен за ее здоровье.

Я не прощаюсь с вами, Антуанетта, а напишу вам прощальное письмо, я дам вам рекомендации, не оставлять ни на день Мадлен и всегда говорить с ней обо мне».

«Суббота, 8 часов вечера.

Завтра я уезжаю, дорогая Антуанетта, я не писал вам четыре дня, так как у меня не было ничего нового, чтобы вам рассказать и вы должны были узнать из двух писем, полученных от господина д'Авриньи, что Мадлен чувствует себя лучше.

Каждый из дней, которые прошли с тех пор, как я вам написал, — это повторение предшествующего дня, только с каждым днем Мадлен набиралась сил, и это под постоянным наблюдением господина д'Авриньи, который является примером отцовской любви.

Теперь она встает самостоятельно, идет одна в сад и одна возвращается; я почти завидую такому хорошему здоровью, так как, похожая на ребенка, ускользнувшего из помочей, Мадлен не желает, чтобы ее кто-нибудь поддерживал.