Николай Семченко - Яблоко по имени Марина

• Название: Яблоко по имени Марина
• Автор: Николай Семченко
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0575-6

О любви мечтают все. Порой кажется, что этими мечтами пропитан воздух, которым мы дышим. Или просто кто-то рядом надкусил кисло-сладкое яблоко. Яблоко раздора. С него началась Троянская война. Но с простого яблока может начаться и самая великая история любви…

История с названием «Яблоко по имени Марина»!

---

Ярко-зеленая мохнатая гусеница, сидевшая на ее платье, между тем уже готовилась переползти с рукава на плечо. Наверняка ее сдуло ветерком с ивы, под которой сидели девчонки.

— Уставился как баран на новые ворота, — бранилась Оля, пока Зойка пыталась веточкой спихнуть гусеницу с рукава. — Нет, чтобы сразу сказать! У меня аллергия на гусениц. Вообще не переношу их. Ой… ах!

Мишка насмешливо переводил взгляд с Ольги на меня и обратно. Он, конечно, понимал, что гусеница абсолютно ни при чем. Может, я ее и не заметил бы, если бы Ольга не начала надо мной подтрунивать. И тут, на мое счастье, обнаружилась этакая зеленая тварь, на которую можно перевести стрелки. Мишка переминался с ноги на ногу, ему явно хотелось вставить мне шпильку, но он не решался, видно, хорошо помнил, как ему досталось на орехи за Марину. С тех пор, кстати, он не задевал меня ни обидным словом, ни тумаком, как прежде.

Зоя наконец сбросила разнесчастную гусеницу на землю и, не глядя на меня, произнесла в пространство:

— Действительно, почему не мог сразу сказать, в чем дело? Черт знает что можно подумать.

И я понял, что она догадалась: ее кузина понравилась мне. Оля продолжала отряхиваться и все спрашивала:

— А вдруг гусеница не одна? Посмотри, Зоя, нет ли еще? Ой, я просто помру, если эта гадость меня коснется!

Зоя успокаивала ее, искоса поглядывая в мою сторону, и все больше мрачнела. А может, на ее лицо просто легла тень от вдруг набежавших облаков?

— Эге, — присвистнул Мишка, взглянув на небо. — Кажется, дождь собирается. Не получится, наверное, у нас сегодня костра.

Картошка тоже повернула голову на бок и посмотрела на облака. Наверное, она все-таки немного понимала человеческий язык. Иногда мы ее разыгрывали. Кто-то говорил, не обращаясь конкретно к собаке, что сегодня печь картошку не будем, и она начинала жалобно поскуливать. Другой сообщал присутствующим, что если Картошка будет себя хорошо вести, то ладно уже — приготовим «пионеров идеал». В ответ дворняжка радостно виляла хвостом и оптимистично взлаивала, видимо, обещала быть паинькой. Но третий снова утверждал, что костер разводить не будем, и Картошка опять становилась грустной. Совпадение? Вряд ли.

Мишка продемонстрировал Ольге эти способности нашей Картошки. Сверх программы собачка даже встала на задние лапы, часто-часто засучила передними лапками, выпрашивая угощение, преданно смотрела в глаза Мишке и тихонько тявкала.

— Расскажу в городе о вашей собаке — никто ведь не поверит, — восхищенно промолвила Оля. — Да вам ее в цирк нужно отдать. Готовая артистка!

— Чтоб ее там мучили? — не выдержал я. — В цирке животные подневольные. Они, может, не хотят выступать — дрессировщик заставляет.

— Он у нас, Оля, стойкий борец за свободу, — вякнул Мишка. — Картошку ни за что в цирк не отдаст! Уж лучше пусть она будет голодной — зато свободной.

На его подколки я не обращал внимания. Я даже не посмотрел в его сторону. Но Мишкина реплика произвела на Ольгу впечатление.

— Надо же, какие у вас оригинальные мальчики живут, — Ольга насмешливо покачала головой. — Я читала, что за свободу животных борется актриса Брижитт Бардо, у нее дома настоящий собачатник плюс кошатник, и все, говорят, «дворяне». Вообще, за них обычно скучающие буржуазные дамочки заступаются. А тут — парень. Во дает!

Ее голос переполняла ирония, и я готов был сквозь землю провалиться. Ну, зачем затеял перепалку с такой красивой девочкой? Теперь она будет думать, что я зануда. И попробуй докажи обратное.

Картошке надоело стоять на задних лапах. Она вернулась в исходное положение, виновато взглянула на меня и деликатно отвернула мордочку.

— Ну, вот, — Мишка вытянул ладонь вперед. — Капля! Еще одна. Сейчас дождь разойдется. Айда по домам!

Редкие дождинки падали в траву, скользили по щеке, мочили листья и камни. Картошка недовольно покрутила головой, смешно чихнула и вдруг, будто кто-то дал ей команду, резво вскочила и опрометью бросилась на дорогу.

— Бежим! — предложила Зоя. — Туча надвигается нешуточная. Не успеем от нее уйти — будем как мокрые курицы.

И мы побежали.

Впереди нас бодро семенила Картошка. На обочине дороги отдыхала в луже стайка серых гусей. Гусак, завидев нашу компанию, лениво поднялся, вытянул голову, и громко загоготал. Гусыни поддержали его боевой клич. Наверное, гусак решил, что мы его боимся, если так быстро бежим. Он захлопал крыльями, пригнул клюв почти к самой земле и с шипением бросился в сторону Ольги.

— Аааа! — испугалась она. — Он меня укусит!

— Это собаки кусаются, — не удержался я от замечания. — А гуси клюют и щиплют.

Оля раскричалась еще громче. Гусыни продолжали тревожно гоготать. Гусак, растопырив крылья, бежал за городской девчонкой. Картошка озадаченно оглянулась и, обнаружив за собой такую картинку, развернулась и помчалась на гусака. Тот остановился, громоподобно затрубил и начал отступление к луже, в которой за него шумно переживали гусыни.

Храбрая Картошка влетела в лужу и ухватила гусака за крыло, за что тут же получила от него острастку: он долбанул ее клювом в голову. Но собака не выпускала крыло, более того — принялась ожесточенно трепать его, только перья полетели. Гусак, тоже не робкого десятка, извернулся и стал бить Картошку другим крылом, попутно он клевал ее и злобно шипел. Гусыни подняли оглушительный гвалт, а одна из них, самая большая и тучная, кинулась на подмогу своему предводителю. Ох, и досталось же от них собаке!

Оля успокоилась и, отбежав на безопасное расстояние, с любопытством наблюдала за развернувшейся баталией. Куда только ее страх девался!

— Смелая собака, — заметила Оля. — Не зря вы ее кормите.

— Мы ее кормим не за что-то, а просто так, — заметил я. — А гусак тебя просто стращал. Он еще ни разу никого не клюнул — только пугает.

— Ага, — недоверчиво поежилась Оля. — Кто знает, что у него на уме. Ишь, как расщеперился!

Картошка уже выпустила гусиное крыло, отбежала на безопасное расстояние и, сбивая лапой пух с носа, ворчала на своего противника. А тот гоголем ходил по луже и, вытянув шею, победно трубил, воинственно хлопая себя крыльями по бокам, — показывал, что готов продолжить битву.

Дождь усиливался, пригибая к земле высокие мальвы во дворах, беспощадно колотя по широким листьям георгинов, сбивая со слив перезревшие плоды. Они закатывались в сырую траву, поблескивая желтыми, розовыми и фиолетовыми боками. Сливы в нашем поселке любили, и в палисадниках обычно росло сразу несколько их сортов. Весной они радовали глаз кипением белого, розового, красновато-желтого цвета — будто ленивый художник небрежно плеснул красками на еще голые, без единого листочка, корявые деревья. А ближе к осени среди прозрачно-зеленой листвы, начинающей покрываться бордовыми, желтыми, иссиня-черными пятнами, появлялись разноцветные гирлянды слив.

Стараясь не наступать на сливы-падалицы, я добежал до своего дома, взлетел по скользкому крыльцу и дернул дверь. На удивление, она оказалась запертой изнутри на крючок. Как же я мог забыть об утреннем предупреждении мамы, что она задержится на работе: у них кого-то провожали на пенсию, и по такому случаю намечался торжественный вечер, долженствующий плавно перейти в непременный в таких случаях долгий ужин. А папа с дядей Володей собирались пойти в свой народный театр. Как я понял, режиссер хотел показать новую постановку на каком-то смотре-конкурсе в городе и потому проводил репетиции чуть ли не каждый вечер и, что называется, до упаду: папа возвращался поздно, уставший, но в его глазах светился отчаянно веселый огонек: «Мы всем покажем, что и в глубинке есть настоящая культура, вот так!»

Значит, дома только Марина. Но почему она так долго не открывает? Я принялся барабанить в дверь еще громче.

Наконец, дверь открылась. Марина, растрепанная, в наспех наброшенном халатике, слабо улыбнулась:

— Извини, Пашка, я заснула.

Не дожидаясь, когда я войду в коридор, Марина, придерживая халат на груди, ринулась обратно в свою комнату, бросив на ходу:

— Пошла дальше спать. Что-то меня на дождь разморило…

Время было еще не позднее, и я позволил себе посмотреть телевизор, по которому как раз показывали «Кабачок 13 стульев» — смешную передачу о польских чудаках и чудачках. Марина обычно тоже ее не пропускала, но в сегодняшний вечер, видно, и вправду хотела спать. Что вообще как-то странно: обычно она допоздна читала, слушала музыку, что-нибудь вязала или шила — свои самые лучшие обновы она делала собственноручно. В сельпо, хоть Марина и числилась там не на самом последнем счету (все-таки бухгалтер!), даже по блату взять нечего: в промтоварный отдел завозили блеклые байковые халатики, однотипные платья из ситца, сатиновые шаровары да старушечьи тужурки и кофты мышиного цвета. На фабриках, где их производили, видимо, раз и навсегда кончились все другие краски, остались только серые, невыразительные, блеклые.