Джоанна Троллоп - Чужие дети

• Название: Чужие дети
• Автор: Джоанна Троллоп
• Издательство: Аст, Аст Москва, Хранитель
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-043420-6

Этот роман имел сенсационный успех в Великобритании и стал основой знаменитого телесериала.

Что же привлекло миллионы читателей в истории самых обычных браков, разводов и вечных конфликтов мужей и жен, отцов и детей?

Искренность?

Возможность узнать в ком-то из персонажей себя?

Яркий талант автора?

Или — все это и что-то еще?

---

— А что я думала о том, когда отправилась в путешествие?

— Тебе, похоже, там понравилось. Я научил тебя, как покупать хлеб, и ты каждое утро, семеня ножками, ходила к булочнику, выглядела страшно серьезной, и возвращалась обратно всякий раз с нужной буханкой хлеба.

— Но на этот раз все по-другому…

— Разве?

— Все гораздо больше.

— Только в пропорциях. Ты тоже выросла.

— Я не хочу, — вдруг сказала Элизабет, — покупать новую порцию одиночества. Не желаю обманываться, что поменяю свою жизнь, когда на самом деле опять все будет по-старому, — но только в другом месте.

Дункан поднялся. Крошки печенья, которое он ел вместе с супом, посыпались, как перхоть, из складок его кардигана. Он стал похож на пожилую цаплю. Так мистер Браун выглядел всегда, когда сочувственно смотрел на кого-нибудь, вытянув вперед тонкую шею на длинном худом туловище.

— Да ты вправду старый потрепанный конь, который борозды не испортит… — ласково сказала Элизабет.

Он улыбнулся ей в ответ:

— А ты — прелестная женщина.

— Том Карвер так и сказал.

— Отлично, — проговорил Дункан. — По крайней мере, в этом он разбирается.

* * *

Вернувший домой, Том Карвер открыл для кота банку с крольчатиной в желе. Он не очень-то жаловал котов. Но этот зверь принадлежал Джози, и она бросила его здесь, когда уехала. Так что животное стало для Тома своего рода союзником, собратом по несчастью.

Это был огромный, почти квадратный добродушный кастрированный кот по имени Бейзил. Он целый день лежал клубочком на солнышке и перебирался за лучом с одного места возле дома на другое. Недавно у него обнаружилось воспаление уха. Когда Том отвез животное к ветеринару, то доктор заявил, что у Бейзила чрезвычайный избыток веса, и его сердце подвергается огромной нагрузке. Ветеринар предписал коту диету, которая включала в себя крохотные банки для гурманов — с превосходным постным мясом в пикантном желе. Бейзил посчитал, что они являются деликатесом, если порции так ничтожно малы, и приспособил их как дополнение к тому, что Том оставлял возле них: к маслу, бекону или пакетикам корма, способствующего пищеварению. Вероятно, теперь он стал еще толще и жирнее, чем прежде, — подумал Том, поглаживая широкий мягкий загривок кота.

Когда Бейзил был накормлен, Том спустился вниз, в полуподвальный этаж. Если Элизабет Браун нашла его кухню затейливой, то вряд ли она подумает подобное о нижнем этаже, — предположил он. Это было своего рода машинное отделение, разве что здесь стояла тишина. Помещение, светлое и спокойное, Том обставил безразмерными чертежными досками и длинными низкими шкафами. Внутри находилось нечто вроде ящиков для карт, куда архитектор складывал свои чертежи и планы. Освещение смотрелось безукоризненно. Единственным неприятным предметом в комнате был гигантский аппарат для печатания фотографий, да и он ютился за японской ширмой из вишневого дерева под прозрачной пленкой.

В комнате стояло спокойствие, не имелось ничего лишнего. Хотя, на взгляд Тома, после субботнего обеда в баре с Элизабет, комната выглядела довольно блекло.

Архитектор повернулся к ближайшей чертежной доске и осторожно включил раздвижную лампу над ней. На доске лежали чертежи для перестройки амбара. Это был симпатичный амбар девятнадцатого века, большой и добротный. У Тома возникли проблемы, когда он уговаривал хозяев не застеклять огромные фронтоны на востоке и западе, через которые когда-то проезжали повозки.

Он опустился на скамеечку перед доской и посмотрел на чертежи. Они были хороши, но не прекрасны. Им не хватало оригинальности. Том подумал об Элизабет, стоявшей на коленях на полу гостиной в Лэнсбери-Крисчент и рассматривавшей другие чертежи. Карвер вспомнил ее, сидящую напротив него за столом в баре, слушающую его, очень аккуратно поедая салат. Он решил, что было бы чудесно пойти туда снова поужинать, — возможно, после концерта или похода в кино. Может быть, следует позвонить на квартиру ее отца и пригласить ее на ленч завтра, в воскресенье, прежде чем мисс Браун сядет на поезд, чтобы вернуться в Лондон. Но потом он вспомнил, что не сможет этого сделать.

Том поднялся со скамеечки и обошел весь полуподвальный этаж. Дейл собирается прийти завтра. Сейчас у дочери наступили трудные времена, ее бросил парень.

Карвер подошел к окнам и выглянул в сад в сумерках. Наверное, не стоит говорить Дейл об Элизабет, — решил он.

Глава 3

Бекки задалась вопросом, можно ли умереть от холода в пятнадцать лет. Она знала, что в старости такое случается: ты не можешь много двигаться и беспокоишься, если температура отопления будет повыше. Ведь тогда сложнее заплатить по счету.

Девочка едва ли могла разделить подобное беспокойство. В ее понимании, можно легко избавиться от холода, сделав то, что нужно и предоставив заботу об оплате кому-нибудь другому. По крайней мере, она частенько придерживалась такого мнения. Но сегодня, в доме своей матери, Бекки лежала в кровати полностью одетой, окоченев от холода.

Дом промерз и пришел в негодность. Если бы в комнате был обогреватель (такового здесь не имелось), то даже тогда Бекки не решилась бы воспользоваться им. И не потому, что ей не велели его включать — просто два часа назад внизу разыгралась отвратительная сцена, когда Рори заявил матери, что проголодался. А мать, которая хохотала в тот момент, как безумная, над какой-то шуткой в местной газете, вдруг впала в дикую ярость. Она заметалась по неприбранной кухне, пока не нашла свою сумку и не вывалила все ее содержимое на голову Рори. При этом мать визгливо кричала, что он может съесть все, что ему заблагорассудится, потому что есть нечего — до тех пор, пока его проклятый папочка не удосужится вспомнить о своих обязанностях.

Рори мертвенно побледнел и остался сидеть, когда пенни и монетки в двадцать пенсов скатывались на пол с его кожаной куртки и джинсов. Среди них оказалась только одна фунтовая монета. Она лежала на циновке возле ног мальчика и смотрелась на фоне мелочи на удивление невероятным богатством. Рори не пытался поднять деньги. Никто из детей не сделал этого. Они просто стояли, где были — замерзшие, не глядящие друг на друга и на мать.

— Две сотни фунтов стерлингов в неделю! — кричала Надин. — Две сотни паршивых фунтов стерлингов! Они полагают, я должна жить на это? Как, по их мнению, я могу содержать вас?

Дети ничего не ответили. Очень медленно Клер подтянула обутые в ботинки ноги под легкие складки своей оранжевой юбки, плотно натянув ее на колени. Отец сказал ей, а также Бекки и Рори, что денег достаточно, чтобы платить аренду за мамин коттедж, что он будет покупать им одежду и школьные принадлежности. Но мама говорит, что это неправда. Ничто из того, что сказал отец, не было правдой. Она назвала папу лжецом. Мать заодно сообщила, что у папы теперь другие дела.

Клер почти ничего не поняла из этого. Дрожа от холода в загроможденной кухне с кричащей матерью и Рори, глядящим с таким выражением, словно его вытошнит в любую минуту на все эти монеты на полу, Клер очень хорошо поняла, был ее отец лжецом или нет. Но его отсутствие означало страдание. Настоящее страдание для них.

Однажды начав орать, Надин, казалось, просто не могла остановиться. Она ругала Джози и Мэтью, потом Джози и Мэтью вместе, а заодно и их, своих детей, которые оказались такими вероломными, чтобы пойти на ту свадьбу. Мать ругала состояние своей машины и коттеджа, кричала, что ее жизнь кончена. Потом она принялась за Руфуса.

Она встречала Руфуса только однажды, но обзывала его и справедливо обвиняла в присвоении комфорта, денег, любви — всего, чего теперь были лишены ее дети. Когда Надин приступила к Руфусу, Бекки подняла голову и перехватила взгляд Рори. Выражение глаз брата заставило ее молчать, не издавая ни звука и не двигаясь. Казалось, прошли часы, после чего крики и обвинения разом прекратились — столь же внезапно, как и начались. Теперь мать обнимала и целовала детей, говорила, что они значат для нее все на свете, потом рылась в буфете в поиске пакетиков растворимого шоколадного порошка, для приготовления которого требовалась только кипяченая вода (даже молока, с которым лишь одни хлопоты, оказалось не нужно).

Когда они пили шоколад, Надин сказала, что нужно ложиться спать. Бекки запротестовала, ссылаясь на то, что сейчас всего лишь полдесятого. И мать с угрожающей ноткой в голосе спросила, что собирается делать Бекки в половине десятого вечера в дурном настроении в этой забытой богом дыре, где даже телевидение испустило дух, и кого, черт побери, нужно винить в этом?

Не сказав ни слова, Бекки поднялась на второй этаж вслед за Клер. Она думала попросить сестру лечь вместе с ней в кровать, чтобы согреться. Но по тому, как сгорбились плечики девочки под кардиганом, она сразу поняла: сестра откажет ей, чтобы наказать ее. Ведь после эпизода внизу просто необходимо наказать кого-нибудь за все, что было так ужасно.