Александра Йорк - На перепутье

• Название: На перепутье
• Автор: Александра Йорк
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01168-9

«Для меня искусство и секс — две самые священные вещи в мире» — таково кредо сероглазой красавицы Тары, американки греческого происхождения, молодого археолога, готовой ради очередной бронзовой статуэтки I века нырять в самые опасные океанские бездны. Археология для Тары — всепоглощающая страсть. Но не только здесь, в мире неотразимых древнегреческих атлетов и бесстрашных мифических героев, есть образы, достойные ее любви. Димитриос — знаменитый греческий археолог. Леон — известный скульптор-модернист. Оба максимально близки к идеалу. Проблема в том, кого из них выбрать? И как достойно выпутаться из опасного любовного треугольника, в который попалась эта дерзкая Богиня искусств?..

---

Блэр мило перебила его.

— Вы меня убедили, Димитриос. Если мы, когда будем нырять, найдем какую-нибудь керамику, то все отдадим вам. — Она продолжала так же радостно улыбаться. У Блэр были безукоризненные светские манеры, и ее несколько сбила с толка искренность пояснений Димитриоса. Этот сухарь думает, что ей действительно интересно! Если не считать его темно-карих глаз, в которых светился острый ум, этот Димитриос настоящий бука. Даже с физической точки зрения он не представлял интереса. Блэр оценила его тело по привычке: лет тридцать пять, в отличной форме. Высокий для грека и без усов (обычные недостатки греческих мужчин), но цвет кожи типичный, монохромный, коричневый, не воодушевляет. До чего же изолированными от мира кажутся эти два человека! Кто же пригласил их на борт — она или Леон? Блэр повернулась к Таре, изобразив живой интерес, как будто маску на лицо натянула.

— А каким образом вы, американка, поднявшаяся из вод Эгейского моря, подобно греческой богине, занялись этим странным делом?

Тара тепло отозвалась на комплимент, ей даже стало казаться, что ее первое впечатление об этих людях ошибочное. Блэр казалась открытой и очаровательной женщиной.

— О, в Греции археология вовсе не «странное» дело. Скорее, это общенациональная страсть. А что касается того, что это вроде как не женское дело, то более половины археологов в Греции — женщины…

Леон держал бокал у губ, пальцами лаская его гладкую поверхность. Хотелось бы ему таким же образом провести своими пальцами по гладкой коже этой женщины-археолога. Желание коснуться ее, вылепить ее было совершенно неожиданным, но очень сильным. Такого желания ваять он не испытывал с подросткового возраста. И теперь оно вдруг ожило в нем, стало таким же непреодолимым, как когда-то в юности. Он не понимал этого тогда, и это не волновало его сейчас. Потребность ваять жила в его руках. В молодости он никогда не испытывал ответственности за свою работу, потому что руки как будто делали все сами, независимо от него. Когда в третьем классе его учительница пригласила в школу мать и показала ей «грудь», он молча стоял, готовый принять все, что уготовила ему судьба. Почему он вылепил одну грудь (вместе с соском и ареолой) из жевательной резинки, он сам не понимал. Это не было сознательным деянием, руки сами выполнили работу. Лицо учительницы было строгим и обвиняющим. Но, к его великому удивлению, мать рассмеялась.

— В чем проблема? — спросила она учительницу. — Мне это представляется довольно точным изображением женской груди.

Леон не посмел засмеяться, он так же смутился, как и учительница. В тот день, когда мать зашла к нему в комнату, чтобы поцеловать на ночь, она сказала: «Если ты хочешь заняться лепкой вместо рисования, тебе просто следовало сказать мне». На следующий день он нашел в своей комнате глину и инструмент для лепки. Отец только заметил: «Твоя мама сказала, что тебе нравится лепить. Что же, флаг тебе в руки и вперед! — затем добавил, подмигнув жене: — Только в следующий раз лепи две груди. Нечестно оставлять даму кособокой, как ты думаешь?» И все. С того дня он так или иначе занимается лепкой.

Леон на секунду прикрыл глаза, почувствовав легкую головную боль, зарождавшуюся около виска. Он крепче сжал бокал, дожидаясь, когда боль уйдет. Наверное, это из-за выстрелов. Он повертел головой, чтобы расслабить шейные мускулы, и возобновил наблюдение за Тарой, даже не пытаясь скрыть своего интереса. Похожа ли она на богиню? Нет, она стройнее и более напряженная. Более живая. Изнутри. Греческая туника была на Блэр. Тара же предпочла простое летнее платье и сандалии. Но мысленно он лепил задрапированное тело Тары. Складки ее грубой хлопчатобумажной юбки казались мягче шелка Блэр. И ее глаза тоже. Серые. Невинные. Детские глаза на лице взрослой женщины. У Блэр были длинные белокурые волосы, распущенные и переброшенные через одно плечо, как у богини. У Тары волосы черные, откинутые с лица, как будто она только что вышла из душа. И тем не менее именно Тара будила в нем воспоминания о гордой, но податливой женственности, которую он обожал в греческих статуях.

Эти мысли его беспокоили. Он подвинул свой стул к Димитриосу и задал вопрос, ответ на который отлично знал:

— Почему та фигурка греческого атлета, которую вы нашли, была обнаженной? Греческие атлеты всегда выступали обнаженными?

Тара ответила раньше, чем Димитриос успел открыть рот.

— Да, атлеты, участвовавшие в Олимпийских играх, были нагими, дабы показать физическую красоту во всем ее совершенстве. А может быть, кто знает, правдива старая легенда, — она насмешливо улыбнулась. — Рассказывают, что во время бега в Афинах трусы у атлета соскочили и он запутался в них у самого финиша. Поэтому соревнующиеся жители Афин еще до заката солнца приняли закон о наготе. Кроме того, — продолжила Тара, когда все посмеялись над ее рассказом, — так ведь удобнее, не находите?

Глаза уже не были мягкими, они сверкали в ответ на подковырку Леона. Кто этот человек, который так настойчиво на нее таращится? Ей можно не смотреть на него: его образ запечатлелся в ее памяти с первого взгляда, и она постоянно ощущала его присутствие. Тара помнила твердую линию подбородка, высокие скулы, широкий и высокий лоб, зеленые глаза — цвета морской воды на той глубине, где она нашла своего атлета. Во время короткой паузы она подняла глаза на луну, удивляясь, почему воздух вдруг стал таким неподвижным. Молчаливое небо над ней будто затаило дыхание — казалось, оно чего-то ждало. Все попытки отвлечься не принесли результата. Думать она могла только о зеленых глазах Леона Скиллмена. Безумие какое-то. Его взгляд ее нервировал: она ощущала в нем определенный подтекст.

Любопытно. Пожалуй, стоит попробовать», — думал Леон, наблюдая, как снова смягчились и потемнели глаза Тары, когда она смотрела в ночь и улыбалась.

Перри Готард откинулся в своем шезлонге и пригладил посеребренные виски мягкими ладонями рук с отличным маникюром. Какая великолепная шутка: Леон и Блэр задают совершенно очевидные вопросы, а этот простак Димитриос и очаровательная, наивная Тара отвечают им с полной серьезностью. Merde[1]! Если не считать невыразительного Димитриоса, они составляют группу очень красивых людей: Тара, не ведающая о своей красоте, которая скорее оттеняет красоту его жены, а не соревнуется с ней. Жена же, как обычно, идеальна. И Леон, зеленые глаза смеются, тело за недели на солнце стало бронзовым. Может, сегодня вечером на дне бутылки из-под шампанского окажется menage a quatre[2]! Перри выбросил еще одну пробку в море. Нет, невозможно. Девушка слишком серьезно к себе относится. Жаль, когда женщина так себя ведет, такое добро пропадает.

— Итак, вы последовали за вашим профессором из университета в музей? Сегодня ведь как: отыщите успешного мужчину, и вы не только обнаружите рядом женщину, но тоже успешную женщину. Что в таком случае притягивает: любовь, должность или власть?

Тара ласково взяла Димитриоса под руку.

— Я последовала за этим мужчиной, потому что он оказался одним из самых известных исследователей классической греческой цивилизации. Понимаете, мы с ним живем в пятом веке до нашей эры. А еще потому, что он мой лучший друг и присматривает за мной, как курица-наседка и… Почему вы смеетесь?

Блэр, все еще смеясь, повернулась к мужу. Было совершенно ясно, что Димитриос относится к своей протеже далеко не по-отечески. Но, судя по искренности ответа молодой женщины, она была абсолютно не в курсе глубины чувств ее босса.

Перри пришел на выручку.

— Пойдемте, я покажу вам наш маленький дом.

Он повел Тару по палубе, они любовались морем, ночными звездами и луной. Почувствовав легкое дуновение северного ветра, Тара подумала: утром нужно будет опустить дополнительные якоря, чтобы удержать их судно над тем местом, где они работают, на перепутье того Древнего мира около острова Кифера, где родилась Афродита. Впервые этот участок обнаружили искатели губок в начале двенадцатого века, но только теперь, с наиболее совершенным водолазным оборудованием, он был обследован более серьезно. Ею. Тара вспомнила об атлете, которого она нашла днем, и ее охватило приятное возбуждение.

Когда они спустились вниз и оказались в жилом помещении, Перри включил радио в гостиной и подошел к бару.

— Покрепче выпивки не желаете?

— Нет, спасибо, я ограничусь шипучкой. — Тара оглядела роскошное, просторное помещение, обставленное мебелью, которую не всегда встретишь даже в очень богатом дома. Странно, подумала она, взяв со стеклянного кофейного столика грошовую свистульку, встретить такой предмет среди окружающей роскоши. Для пущего эффекта?

Перри достал из холодильника при баре новую бутылку шампанского, открыл ее и вышвырнул пробку в иллюминатор. Долил шампанского в ее бокал.