Вячеслав Сукачев - По чистым четвергам…

• Название: По чистым четвергам…
• Автор: Вячеслав Сукачев
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

---

— Виктор Степанович, — сказала около десяти часов вечера Лилия Кузьминична, высокая сухощавая женщина, лет десять работавшая в отделе еще до Тихомирова, — муж у меня завтра в командировку улетает. Надо бы собрать его, да и…

— Хорошо, хорошо, пожалуйста, — поспешно согласился Тихомиров.

Еще через полчаса к нему обратился Ваня Серегин: Виктор Степанович, сегодня уж точно ничего не будет, а у меня, сами знаете, проект дома дожидается. Я бы еще пару часов успел поработать…

И на этот раз Тихомирову нечего было возразить. Остались теперь с ним лишь молодые специалисты — Эдуард с Еленой Николаевной.

— Эдуард, если и вы спешите, — минут через двадцать после ухода Серегина сказал Тихомиров, раздраженный кисло-унылым видом молодого специалиста, — я вас не задерживаю.

— Благодарю вас, — буркнул Эдуард и мгновенно пропал в толпе, густо повалившей с вечернего сеанса кино.

— Ну а вы, Елена Николаевна, разве никуда не спешите? — насмешливо спросил Виктор Степанович, искоса взглянув на спутницу, молча шагавшую подле него.

— Нет, не спешу, — ответила Елена Николаевна, — кроме того…

— Что? — насторожился Тихомиров.

— Нам с вами по пути…

— Разве?

— Да. Я живу на Комсомольской.

— У вас свой дом? — удивился Тихомиров, вглядываясь в кругленькое миловидное личико Елены Николаевны, обрамленное локонами белокурых волос, изрядно пострадавших от горячих щипцов.

— Да, мы с мамой живем в собственном доме.

— Вот как. — Виктор Степанович моментально вспомнил родительский дом, мать и всю ту работу, которую приходилось делать на собственной усадьбе: заготовить дрова и уголь, соорудить завалинки, вставить и убрать на лето вторые рамы, наносить воды, вычистить печи и выбросить золу…

— У нас паровое отопление и газ, — словно подслушав мысли Тихомирова, сказала Елена Николаевнам. А вот раньше приходилось трудно.

— Понимаю, — кивнул Виктор Степанович и неожиданно признался: — Я ведь сам из деревни и хорошо помню, что такое собственный дом… Одним ремонтом да уходом за ним можно человека в гроб загнать.

— Правда? Вы из деревни? — почему-то обрадовалась Елена Николаевна. — А на вид совсем-совсем городской… Мы ведь тоже, Виктор Степанович, деревенские. Это папа лет десять назад вдруг взял да купил дом в городе. Мама не хотела переезжать, как чувствовала…

— Случилось что-нибудь?

— Через два года папа умер, — тихо сказала Елена Николаевна. — Рак легких был у него.

— Болезнь века, — вздохнул Тихомиров, — у нас в отделе три года назад хорошая женщина от него же померла.

— Правда?

Была у нее вот эта привычка: высоко вздергивать бесцветные бровки, испуганно-вопросительно смотреть снизу вверх и с придыхом спрашивать собеседника: «Правда?»

Так они шли и шли по улице, постепенно затихавшей после долгого вечера, вели несложный, необязательный разговор, впервые чисто по-человечески присматриваясь друг к другу, уже объединенные своим деревенским происхождением, которое словно бы обязывало их теперь держаться друг друга в этом огромном, все еще чужом городе, среди шестисот тысяч его жителей.

— А вот и ваша остановка, — сказала Елена Николаевна и взглянула на продолговатые наручные часики. — Ого, уже начало двенадцатого.

— Как, уже двенадцатый час? — удивился Тихомиров, впервые не заметивший быстро пролетевшего дежурства. — Однако заболтались мы с вами, Елена Николаевна.

— До свидания, — она поудобнее перекинула ремешок сумочки через плечо и взмахнула коротковатой, полной в локте, рукой.

— Э-э, — растерялся Тихомиров. — А как же вы? Сами доберетесь?

Лишь на какую-то долю секунды заколебалась Елена Николаевна, но и этой доли хватило для решимости Виктора Степановича проводить ее до дома.

А в этот вечер стояла над землею полная луна. Высокое звездное небо с зарницами над кромкой дальних гор безмятежно и отстранений прочерчивалось мгновенными росписями метеоритов, и стоило лишь успеть загадать желание под этот летящий из космоса свет, как все должно было исполниться — любое желание сокровенное твое…

VIII

По странной прихоти судьбы Катюхину комнату заняла ее давняя напарница по трамваю Томка. Кем она приходилась Катюхе? Подругой? Вряд ли… Врагом? Тоже неверно. А так что-то, средненькое, между тем и другим. Кроме того, Катюха никогда не забывала, кому была обязана беспамятной и непутевой первой ночью с мужчиной. Видимо, помнила об этом и Томка… Впрочем, через десять лет Томка была уже совсем не та, что прежде, и Томкой ее никто не отчаивался звать, на худой конец — Тамара Федоровна, а так все больше тетей Томой звали. Она пожелтела, некогда прекрасные голубые глаза ввалились, щеки запали, прокуренные зубы, съеденные кариесом, тоже не украшали ее. Помимо всего прочего, в движениях Томка стала суетливой, напряженно-нервной, и даже походка у нее переменилась — она уже не тянулась в струнку, как это было раньше из-за невысокого роста, а ходила ссутулившись, расслабленно вихляя всем телом.

— Вот ты, Катька, замужем, да? — говорила Томка на кухне у Тихомировых и отпивала из стакана глоток темно-красного вермута. — Так, да?

— Ну, замужем, — настороженно отвечала Катюха.

— И что вот ты выиграла? Чем ты лучше меня живешь? — Томка закуривала папиросу, по-мужски размашисто и жестко ударяя по коробку спичкой. — Тем, что у тебя короеды есть? Так я хоть сейчас могу себе из детдома взять — там у них на любые вкусы есть. Взять и воспитывать, понятно? Но зато мне ни одна скотина мозги пудрить не будет. Я сама себе хозяйка, понимаешь? Вот хочу и сижу у тебя, потому что мне это приятно, потому что я так захотела!

— Но ведь он будет чужой, — говорит Катюха, напротив которой стоит полнехонький стакан с вином.

— Кто? — Томка уже забыла, о чем только что говорила Катюхе.

— Ну, ребенок-то, из детдома…

— Подумаешь, важность какая, — небрежно отмахивается Томка и щурит от дыма папиросы обведенные синей тушью глаза. — Сегодня — чужой, а завтра уже и от родного не отличишь… Все одно, вырастут — сволочами станут!

— То-ма! — нахмурилась Катюха.

— А что, не так, что ли? — психует Томка и сильно стучит коробком по столу. — Ты думаешь, нынешние подлецы сразу вот такими и родились? Ты так думаешь? Нет, милочка, они тоже «агу» говорили, они тоже в люли-ляли играли, а как подросли, так и вышли в вонючих козлов…

— Ну, Тома, не все же козлы, как ты говоришь, есть и нормальные люди…

— Все! — почти кричит Томка. — Все до одного. Только одни умеют притворяться, а другие — нет. Понятно?! Ты ведь дура, Катька, ты ничего вокруг себя не видишь. Как квочка сидишь возле своих микробов, крылышки распустила и сидишь… А вокруг тебя жизнь идет… И твой, ты думаешь, он сейчас на работе? Посмотри, который теперь час? Девятый час уже, а работают нормальные люди до шести! Понятно?! Так где же он у тебя?

Катюха разозлилась. Она молча встала и вышла в прихожую. Взяв телефонный аппарат на длинном шнуре, принесла его в кухню и двинула по столу в сторону Томки. Стакан с вином покачнулся, и темно-красная жидкость плеснула на стол.

— Ты чего это? — сразу стушевавшись, спросила Томка.

— Ничего, — Катюха села на свое место — Звони Виктору на работу.

— Зачем?

— Звони… Узнаешь, там он или нет.

— Нет, Катя, — двинула от себя аппарат Томка, — я звонить не буду. Он скажет, с какой это стати я ему звоню? А я что отвечу?

Катюха сняла трубку и набрала номер.

— Да, — услышала она недовольный голос мужа, — слушаю.

— Ты скоро придешь? — спросила Катюха.

— Катя? — удивился Тихомиров. — Что-нибудь случилось?

— Да нет, все нормально… Хотела узнать, когда ты придешь?

— Минут через сорок буду. А дети что?

— У себя… Занимаются.

— Ну? — положив трубку, торжествующе взглянула на Томку довольная Катюха. Но та, кажется, опять забыла то, о чем только что говорила. Ее заботило теперь совсем другое.

— Что, скоро придет?

— Сказал, минут через сорок будет.

Томка засуетилась: торопливо допила свое вино и затушила папиросу в пепельнице, полной окурков.

— Мне пора, милочка.

— Сиди. Чего ты напугалась? — удивилась Катюха.

— А чего мне пугаться?! — вскинулась Томка. — Нечего мне пугаться. Просто не хочу встречаться с твоим — ну его. Вытаращит глаза и будет молчать: ни компании не поддержит, ни к себе не уйдет. Зан-нуда он у тебя, Катька, прости господи… А ты что не пьешь-то? — вроде бы как случайно заметила она полный Катюхин стакан.

— Да что-то не хочется мне. Может быть, вместе выпьем?

— Была не была, — после притворного раздумья, рубанув воздух рукой, сказала Томка, — разливай!

Катя отпила несколько глотков и взглянула на Томку: зажмурившись, высоко запрокинув голову, мучительно медленно цедила ее подруга вино сквозь зубы. Кожа на тонкой шее напряглась, и видно, как перекатываются под нею мелкие Томкины глотки…