Клара Фехер - Море

• Название: Море
• Автор: Клара Фехер
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

О периоде Второй мировой войны, о жизни в осажденном Будапеште и о первых годах свободной Венгрии говорится в романе «Море».

Хотя «Море» не автобиографический роман, однако в нем нет ни одного образа, прототипом которого не служили бы живые люди, нет ни одного выдуманного эпизода — все рассказанное автор либо видела, либо сама пережила. Как и героине романа, Кларе Фехер пришлось бежать с военного завода, скрываться в оккупированном нацистами Будапеште.

---

И, к немалому негодованию слушателей, под тихие звуки менуэта Агнеш громко шмыгает носом и вытирает на щеках крупные слезы.

К чему приводит кружка пива

Акционерное общество «Завод сельскохозяйственных машин» — серьезная и надежная фирма, с огромными заводскими зданиями, литейной, монтажным цехом, собственной узкоколейной дорогой и сырьевыми складами, с центральной конторой и текущим счетом в банке, с дирекцией и зарегистрированными на бирже акциями… Поэтому сразу как-то трудно поверить, что своим возникновением оно обязано кружке пива.

А между тем дело было именно так.

Семнадцать лет назад, то есть в тысяча девятьсот двадцать седьмом году, два молодых инженера брели по асфальту Бульварного кольца. Стояла нестерпимая августовская жара. Оба молодых человека шли медленно, разомлев от пропитанного испарениями, неподвижного воздуха.

— Слушай, Геза, давай выпьем по кружке пива.

— У меня нет ни гроша.

— Я заплачу.

— Я не хочу, чтобы за меня кто-то платил.

— Глупый ты. Ведь сколько лет подряд ты вдалбливал мне в голову устройство машин.

— За это ты уже заплатил.

— Ты любишь только чистые сделки?

— Исключительно.

— Тогда тебе придется подохнуть с голоду.

— Не думаю, — ответил Геза Ремер.

Хофхаузер пожал плечами:

— Тебе лучше знать, старина. А если я одолжу тебе филлеров двадцать?

— На каких процентах?

Хофхаузер засмеялся.

— Ты неподражаем. Десять процентов в месяц.

— То есть сто двадцать процентов в год. Вот это неплохой ростовщик! Ну, да ладно, ты мне нравишься. Если когда-нибудь у меня будет свой завод, я возьму тебя в компаньоны. Давай свои двадцать филлеров, и присядем. Я беру их в долг на год.

— На сколько угодно.

На углу площади Октогон они зашли в открытое кафе и сели за столик. Ремер царапал ногтем яркую клетчатую скатерть.

— Послушай, Андриш, я открою тебе свой стратегический план, пускай это будет гарантией в отношении твоего кредита. В этом году я женюсь.

— Вот так новость! Неужто так приспичило? Поверь мне, семейная жизнь не так сладка, как кажется.

— Сейчас за меня хорошо заплатят, — ответил Ремер и нервно засмеялся. — Если поголодаю еще пять лет, за меня никто не даст и ломаного гроша.

— На ком же ты собираешься жениться?

— А черт его знает. На ком угодно, только бы с деньгами.

Андриш Хофхаузер был поражен. Он с недоумением посмотрел на своего коллегу, на самого талантливого, самого красивого, самого интеллигентного инженера-механика из всего их курса. Ремер был стройный кареглазый мужчина, с жесткими волосами, высоким выпуклым лбом, с энергичными быстрыми движениями.

— Ты только послушай, Андриш. Прошло два года, как я стал инженером. Работы, по сути дела, никакой. Расчищать снег не хочу, вешаться тоже не намерен. Отец мой умер, мать торгует молоком на рынке. Она не только не в состоянии помогать мне, но еще от меня требует денег. Это одна сторона. Если же я женюсь на богатой невесте, то построю завод. Но это тоже не главное, есть у меня патент на одну отливку, над которой я работал всего полгода, пока служил у Хоффера… Как только обзаведусь собственным заводом, я испытаю свое изобретение. Буду отливать листы четырехмиллиметровой толщины… Словом, необходимо сто тысяч пенге. Напрасно ты смеешься.

Однако Хофхаузен не смеялся. Он в раздумье пил пиво мелкими глотками, как бы цедя его сквозь зубы, — теплое пиво казалось вкуснее.

— Послушай, что я тебе скажу, Ремер. Ты серьезно задумал жениться?

— Я не привык шутить.

— Нет, но я… я так поражен… словом, если ты задумал серьезно, у меня есть для тебя подходящая невеста.

— А деньги есть у нее?

— Ого!

— Откуда ты ее знаешь?

— Она моя сестра.

Ремер оторопел.

— А она пойдет за меня?

— Пожалуй… возможно… Приходи сегодня часа в четыре к моему папаше. Я поговорю со стариком. Он непременно тебя примет.

Они заплатили за пиво и расстались на площади Октогон. Входя в метро, Хофхаузер помахал Ремеру рукой. Ремер оперся спиной о фонарный столб и захохотал. Слыхано ли? Тут же предложить свою родную сестру. Уж, наверное, красавица! Какая-нибудь горбунья и лет на десять старше… Но, будь она хоть последним уродом… не имеет значения… Он обзаведется собственной машиной, будет содержать любовницу, иметь квартиру в Фашоре, виллу, наверху — рабочий кабинет, уставленный мебелью из махагони[3] работы самого лучшего краснодеревщика. Он станет главным инженером, директором… Ей-богу, женится, женится, если отдадут за него…

В четыре часа пополудни Андриш Хофхаузер старший пригласил к себе инженера Гезу Ремера. Он принял его в своем кабинете, угостил коньяком, черным кофе, предоставив молодому человеку возможность украдкой осмотреться, прикинуть стоимость массивного письменного стола, огромного, на весь пол, персидского ковра, ваз баккара, картин и книжных полок. О деле заговорил лишь тогда, когда заметил, что взгляд молодого человека прикован к несгораемому шкафу.

— Стало быть, вы собираетесь основать завод?

«Точь-в-точь таким же будет и Андриш в старости, — подумал Ремер. — Полысеет, станет чопорным. Только у Андриша нет бородавки на носу… Может быть, она еще вырастет?»

Он посмотрел своему будущему тестю прямо в глаза.

— Да, собираюсь.

— Ну что ж… — в раздумье проговорил старик, глядя на кофейную чашечку.

Отправляясь сюда, Ремер всю дорогу думал, что неплохо было бы солгать, будто он видел девушку и влюбился в нее. Подобрал даже подходящие к случаю выражения. «Андриш меня хорошо знает, вы можете спокойно выдать за меня свою дочь. Я здоров, трудолюбив, два года, как стал инженером, и могу содержать жену». Глупости. Подобные разговоры здесь неуместны.

— Ну что ж, — повторил еще раз старик. — Расскажите, как вы представляете себе завод.

К вечеру перед глазами Ремера комната пошла кругом. Старик насел на него, заставляя делать расчеты, выкладки, составлять чертежи. «Он может принудить меня выдать весь проект, а потом выгонит вон», — подумал Ремер и продолжал потеть. «Потеть», разумеется, надо понимать в переносном смысле; комната охлаждалась двумя огромными вентиляторами; Хофхаузер велел принести холодного лимонаду и мороженого, а к вечеру они пили вермут со льдом. «Очевидно, девица ко всему прочему еще и глухая, но, если выдадут за меня, женюсь».

В десять часов вечера стол был накрыт к ужину. Полный план акционерного общества был готов. Хофхаузер убрал бумаги в сейф.

— Пойдем, сынок, в гостиную. Я познакомлю тебя со своей семьей.

Геза Ремер чувствовал, как у него немели руки и ноги, к горлу подкатывал какой-то комок, от которого он чуть не задыхался.

Они прошли через длинную библиотеку. Ремер лишь мельком увидел все ее богатство. Его взору представился огромный ряд справочников и энциклопедий, бронзовая фигура греческого воина со щитом и в шлеме. В углу, возле высоких книжных шкафов со стеклянными дверцами, стояли два уютных мягких кресла, между ними — торшер и небольшой кованый столик со стеклянным верхом; на столике красовалась новинка: детекторный радиоприемник.

— Профессор Аладар Ремер твой родственник?

— Да, мой дядя. Но мы не очень близки… они были против женитьбы моего отца…

— Словом, тогда ты… какой же ты веры?

— Я готов перейти в католическую веру.

— Так, — произнес Хофхаузер и прекратил свои расспросы.

Они прошли еще с полдюжины комнат. Ремера совершенно сбила с толку анфилада покрытых белым лаком, застекленных дверей, его поражало множество ковров, драпировок, тяжелых бронзовых люстр, китайских фарфоровых ваз.

— Пожалуйста, сюда, сынок.

В гостиной с оттоманки табачного цвета поднялась женщина лет сорока пяти — пятидесяти и поспешила им навстречу.

— Позволь, дорогая, представить тебе господина инженера Гезу Ремера, друга нашего Андриша.

— Очень рада, — ответила женщина и, когда она протянула руку для поцелуя, Геза ощутил запах лавандовых духов и мыла коти, запах изнеженной кремами бархатистой кожи, запах довольства и роскоши. Темно-синее шелковое платье на женщине тоже пахло лавандой. И Ремер впервые подумал о том, что от его матери всегда несет кислым молоком.

— Прошу вас, — указала хозяйка на глубокое мягкое кресло. Сама она села против Ремера на оттоманке. На стене висела большая написанная маслом картина размером, пожалуй, два метра на три, натюрморт с цветами. Вот когда было б неплохо, если б он разбирался в искусстве и сказал: как прекрасен этот Риппл-Ронаи, — но Геза только проглотил слюну, промолчал, подумав, что у этой привлекательной полной шатенки дочь не может быть безобразной. И ей самое большее лет двадцать восемь — тридцать…

— Сына моего, Андриша, ты уже знаешь… а вот и дочь, Лилика…