Владимир Ажажа - ПОДВОДНАЯ ОДИССЕЯ «Северянка» штурмует океан

• Название: ПОДВОДНАЯ ОДИССЕЯ «Северянка» штурмует океан
• Автор: Владимир Ажажа
• Издательство: Вече
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-9533–3847–9

Более полувека назад, в разгар холодной войны, постановлением правительства одна из советских военных подлодок была выведена избоевою состава и переоборудована для научных исследований. Ей присвоили имя «Северянка». Впервые в мире субмарина стала служить исключительно целям науки. Владимиру Ажаже, уфологу с тридцатилетним стажем, офицеру- подводнику в отставке, и его коллегам довелось исполнить то, о чем только мечтали Жюль Верн и другие фантасты — через иллюминаторы подлодки заглянуть в тайны морских глубин.

О создании уникального научного подводного судна, экспедициях в Северную Атлантику и Баренцево море, неожиданных открытиях и встречах с неведомыми обитателями морских глубин, тяжелых трудовых буднях первооткрывателей–подводников, их мужестве повествует эта книга, рассчитанная на широкий круг читателей.

---

А в 1954 году удалось применить более совершенный вид лова. Вместе с лампами опускается не сеть, а массивный резиновый шланг, соединенный с установленным на палубе мощным центробежным насосом. Килька, привлеченная светом, засасывается в шланг и наверху высыпается из отверстия насоса, как из рога изобилия, только успевай подставлять ящики. Такой лов без применения традиционных сетных орудий и крючков впервые осуществлен в нашей стране. При этом способе резко повышается производительность труда и неузнаваемо облегчается и меняется труд человека. Рыбак превращается в механизатора, освобождается от изнурительной работы. Кроме того, открываются реальные возможности применения рыбонасоса и в других районах промысла для лова, в первую очередь таких стайных рыб, как сардина, сайра, сельдь, мойва, у которых также проявляется положительная реакция на подводное или надводное освещение.

Новый вид лова кильки внедряется под руководством Ивана Васильевича Никонорова, по приглашению которого мы приехали, захватив свой громоздкий багаж. Это компрессор, акваланги, кино- и фотобоксы. Нас интересуют вопросы, решение которых позволит добывать еще больше рыбы. Во–первых, требуется опуститься на глубину, в гости к кильке, и посмотреть у как протекает прогресс лова. Во–вторых, нужно проверить влияние на кильку световых источников разной мощности и разного светового спектра. И, наконец, последняя задана — изучить реакцию рыбы на движущиеся лампы, а также на лампы, работающие в режиме, когда напряжение непрерывно изменяется.

Мы с Олегом уже имели опыт подобных работ. Он изучал реакцию весенней сельди на свет в Северной Атлантике, плавая на среднем рыболовном траулере. А мне в том же районе через иллюминатор «Северянки» привелось наблюдать отношение к свету зимней атлантической сельди. Установившееся в быту мнение, что рыба идет на свет, справедливо не для каждой пресноводной рыбы, а тем более для морской. Во всяком случае, после наблюдений из подводной лодки я могу утверждать, что зимнюю атлантическую сельдь на свет не приманишь, и если требуется разрабатывать новые виды лова, то надо искать какие‑то другие способы привлечения рыбы.

Стоял май 1960 года. В прошедшие зимние месяцы мы продолжали тренировки в бассейне, увеличивался и наш арсенал подводных технических средств. У нас в распоряжении были теперь два первоклассных «Конвас–автомата» с герметическими боксами, проектировался подводный буксировщик — носитель аквалангиста.

Каспийское море встречает неприветливо. Дует студеный ветер и разводит короткую, неприятную волну. Цвет воды здесь, в северной части моря, желтоватый. Это сразу бросилось в глаза после зелено–синего Черного моря или сине–серого Баренцева. Время до прихода в назначенное место используем для установки компрессора, который пришлось поместить на шлюпочную палубу около фальшивой трубы. Трубку, засасывающую свежий воздух, направляем в сторону от выходного отверстия выхлопных газов судового двигателя, чтобы в баллоны не попала окись углерода. Правда, на пути различных вредных примесей верным стражем нашего здоровья стоит очистительный фильтр, но он, к сожалению, не защищает от угарного газа. И поэтому дежурный у компрессора обязан внимательно следить за изменением направления ветра и соответственно поворачивать входную трубку компрессора.

«Ломоносов» полным ходом режет волны. Показательно, что такое имя носит немало исследовательских судов. Главный «Ломоносов» принадлежит Академии наук и совершает научные рейсы в Атлантическом океане. Другие «Ломоносовы», подобно нашему, бороздят воды внутренних морей и озер, разнося по ним память о великом предке.

Утром механик Дурындин заскочил в каюту и разбудил нас громкими возгласами: «Быстрее наверх. Тюлени!» Мы выбежали. На успокоившейся светлой глади моря черными бусинками виднелись сотни тюленей. От корабля они удерживались на почтительном расстоянии, не ближе 100—150 метров. Некоторые с непринужденной легкостью лежали на воде. Приятно пригревало солнце, и тюлени нежились, вбирая весенние порции ультрафиолета. На палубу вынесли ружье «Отставить!» — грозно крикнул Никоноров и погрозил кому‑то кулаком. Сквозь бинокль были хорошо видны забавные усатые морды, лоснящиеся в солнечных лучах. Конечно, нарушать эту ластоногую идиллию просто не хотелось.

«А у нас недавно был случай, — вдруг сказал появившийся на мостике моторист. — Сосем кильку рыбонасосом, и вдруг стоп! Подача рыбы прекратилась, а двигатель насоса весь затрясся от возросшей нагрузки. Остановили двигатель и осмотрели. Все в порядке. А когда подняли резиновый шланг, то не поверили глазам. К входному отверстию рыбонасоса был притянут тюлень. Он извивался, показывая острые зубы, но был плотно притянут к шлангу животом и самостоятельно освободиться не мог. Мы, конечно, ему помогли. А он, глупый, не понимал, и когда его опускали в воду, все силился укусить».

Мы шли в юго–западную часть моря на так называемый Сальянский рейд. Туда впадает полноводная Кура, воды которой в изобилии несут питательные органические вещества. Такой непрерывный процесс «удобрений» обеспечивает богатейшее развитие планктона — живого корма рыбы. Поэтому участок впадения Куры — это своеобразный рыбный питомник, один из богатейших на Каспии районов промысла.

На рейд входили днем. Сотни похожих друг на друга судов отдыхали на якорях, вернувшись с ночного промысла кильки. Часть из них теснилась у борта огромной плавбазы, буквально облепив ее. Сдав улов или получив продовольствие, рыболовный сейнер быстро «отскакивал» от базы, и его место занимал следующий. Просыхали конусные сети, на палубах гигантскими лианами громоздились шланги рыбонасосов.

Здесь рыболовная флотилия отстаивается днем. А с сумерками остроносые сейнеры идут на 20—30 миль в открытое море на промысел, становятся на якорь или ложатся в дрейф и включают освещение. Когда смотришь на эту армаду ночью, забываешь, что вокруг водная стихия, кажется, перед тобой раскинулся большой электрифицированный город.

Ночь. Темная, настоящая южная. Прохладный ветер напоминает о том, что в природе еще весна, а температура воды — всего четырнадцать градусов — предвещает нашей группе суровые испытания. Ультразвуковой рыбоискатель — эхолот—на глубине, в слое 25—40 метров, обнаружил скопление кильки и темной лентой изобразил ее на бумаге самопишущего регистратора. Застопорили ход. Огромный хобот — гофрированный шланг с укрепленными на конце двумя лампами — идет вниз. «Включить лампы, пустить насос!» — командует Иван Васильевич. И над спокойным морем, заглушая остальные звуки, понесся величественный рокот рыбонасоса. Через две–три минуты из выходного отверстия потек серебряный килечный ручеек. Подставленные ящики, как в сказке, начали наполняться рыбой.

Заглядываю за борт. Темная вода, в которой ничего не видно, и вдобавок холодная. «Что ж, начинать?» — поет над ухом Виктор. «Давай», — быстро отвечает Олег, влезая в шерстяную фуфайку. На добротное водолазное белье из верблюжьей шерсти мы натягиваем водонепроницаемые костюмы из тонкой резины. Костюм состоит из рубахи и штанов, соединяющихся на талии герметизирующим жгутом. Рубаха скроена совместно с мягким резиновым шлемом. Теплое белье и костюмы резко увеличили наш объем. Для компенсации возросшей положительной плавучести надеваем пояса со свинцовыми грузами. Каждому требуется разное количество грузиков, мне — шесть килограммов, т. е. двенадцать штук. Самому массивному из нас — Олегу — двадцать грузиков, или десять килограммов. Смачиваем ласты мыльной водой и с трудом втискиваем в них свои «резиновые» ноги. На спину грузной ношей садится акваланг. По палубе передвигаемся с трудом, но через мгновение, в соответствии с законом Архимеда, мы превратимся в «грациозных» амфибий.

Ночное погружение. На поверхности воды не будет видно всплывающих пузырьков. Использовать для связи сигнальную веревку нельзя, поскольку нас трое, и в узком участке наблюдений три веревки будут не помогать, а мешать. Правда, впоследствии мы опустили сигнальный конец — один на всех. А сейчас единственная надежда — друг на друга, на товарищескую взаимопомощь.

По висячему штормтрапу опускаемся в воду, руками оттягиваем резину шлема, выпуская собравшиеся в гидрокостюме пузырьки, и ныряем. Чтобы войти в воду, наклоняемся туловищем вниз, резким толчком забрасываем ноги вверх, как бы делая стойку. Этот маневр известен иногда под названием «толчок от бедер». Вес поднятых ног вдавливает аквалангиста в воду, и тут идут в ход ласты. Два–три размашистых гребка ластами, и мы переходим в состояние невесомости.

Под кораблем — 150 метров, где‑то внизу чуть проглядывает блеклое пятно лампочки. Медленно спускаемся вдоль хобота рыбонасоса. На глубине семи метров болезненно ощущаю, как тонкая пленка шлема втягивается в ушные раковины, вода давит неумолимым прессом. На пятнадцати метрах чувствуется резкое похолодание. Тут граница между слоями воды, нагретыми солнцем, и нижними, холодными. Идем еще ниже, и перед глазами встает неповторимая картина подводного царства, которое здесь, на Каспии, уже перестает быть владением Нептуна и приобретает нового хозяина — человека.