Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке

• Название: Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: ТЕРРА— Книжный клуб
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02287-Х

Еремей Парнов — известный российский писатель, публицист, ученый и путешественник, автор научно-фантастических, приключенческих, исторических и детективных произведений, пользующихся неизменным успехом у читателя.

В восьмой том Собрания сочинений вошел роман «Красный бамбук — черный океан» и рассказы, объединенные темой Востока.

---

 — Тем не менее выбор пал на вас. Видимо, это не случайный выбор. Насколько я знаю, вы тоже находились на дипломатической службе в Японии, знаете язык… Притом вы, кажется, авиатор?

 — Это не в счет. Летал на стареньком «амио»…. двести километров в час. Не удивительно, что меня подбили в первом же воздушном бою над Па-де-Кале…

 — Мы уходим от темы, майор, — властно остановил его Катру. — Меня интересует Тур.

 — В самом деле? Ну что ж, откровенность за откровенность. — Фюмроль замолк, собираясь с мыслями, затем, играя гильотинкой для сигар, спросил: — Про пощечину, которую получил Лаваль, знаете?

 — Мы здесь как на краю вселенной, — уклонился от ответа Катру. — Расскажите.

 — Когда мы с женой добрались наконец до Тура, судьба Парижа была уже решена и крепко пахло предательством. О капитуляции говорили совершенно открыто. Один из министров, с которым я столкнулся на пороге мэрии, признался, что новый главнокомандующий Максим Вейган считает наше положение безнадежным. Его предложение о перемирии с немцами одобрили оба заместителя премьера — маршал и Камиль Шотан. Но этого Вейгану показалось недостаточно, и он пошел на открытую провокацию. Когда состоялось очередное заседание кабинета, он вдруг с озабоченным видом поднялся из-за стола и куда-то удалился. Но не прошло и пяти минут, как вернулся и, держась за сердце, трагическим голосом сообщил: «Коммунисты завладели Парижем! В городе беспорядки. Морис Торез заседает в Елисейском дворце!» Выдержав драматическую паузу, Вейган потребовал немедленно начать переговоры о перемирии. «Мы не можем отдать страну коммунистам, это наш долг перед Францией!» Говорят, что эти слова он произнес, вскочив на стул. Ему даже аплодировали. Присутствие духа сохранил только Жорж Мандель. Он снял трубку и потребовал немедленно соединить его с префектом столицы. Разумеется, выяснилось, что все утверждения Вейгана — чистейший блеф. В Париже было спокойно, как на кладбище. Провокация не удалась. Но капитулянтские настроения уже прочно угнездились среди высших офицеров, правительственных чиновников и дипломатов, заполнивших в те дни не только гостиницы Тура, но даже старые замки на Луаре.

Пьер Лаваль не скрывал злорадства. Я как раз сидел в том самом кафе, где он произнес импровизированную речь перед господами с Кэ д’Орсэ. Он говорил, что всегда стоял за соглашение с Германией и Италией. Францию, видите ли, погубила безумная пробританская политика и авансы, которые делались Советам. «Если бы послушались меня, — закончил он, — Франция была бы теперь счастливой страной, наслаждавшейся благами мира». Рядом со мной сидел отец моего однополчанина, которого сбили в том же воздушном бою, что и меня. Он спокойно встал, подошел к оратору и вежливо осведомился: «Господин Лаваль?» Никто и глазом не успел моргнуть, как он отвесил бывшему премьеру полновесную оплеуху.

 — Это как-то отразилось на вашей судьбе?

 — Возможно. Инцидент привлек всеобщее внимание, и, когда японский посол потребовал встречи с премьером, кто-то из чиновников вспомнил, что видел меня в кафе.

 — И вы взяли на себя роль переводчика?

 — Разумеется. Японцы, как вы знаете, оказали сильный нажим, и было решено, не откладывая, послать в Ханой человека для связи. Я просто вовремя подвернулся под руку. Случай.

 — Действительно случай, — покачал головой Катру. — Где ваша супруга?

 — Она сейчас в Виши. Ожидает ребенка.

 — А вы, получается, так и не доехали до нашей последней столицы?

 — В тот день, когда национальное собрание размещалось в здании тамошнего казино, я сел на пароход в Марселе, — холодно отчеканил майор. — Вы удовлетворены, мой генерал? — Фюмролю показалось, что Катру чем-то разочарован. Возможно, он надеялся хоть одним глазком заглянуть в лабиринты политических интриг «новой Франции», запутанных и противоречивых. Случайность, выдвинувшая Фюмроля на важный дипломатический пост, в известной мере была предопределена царившей в верхах атмосферой безответственности и неразберихи, не могла приоткрыть закулисной раскладки.

Неслышно вошел Тхуан, и все так же благодушно ворча, смахнул со стола крошки щеткой из петушиных перьев, переменил холодную воду в стаканах и, склонившись к приемнику, издававшему прерываемый морзянкой треск, настроил его на другую передачу.

 — Вы видели Черчилля? — спросил Катру.

 — Я находился в здании мэрии, когда он вместе с Галифаксом и Бивербруком прибыл для беседы с Рейно и Вейганом. Обе стороны знали, что встречаются как союзники, быть может, в последний раз. Об операциях на континенте не было и речи. Англичан интересовало только одно: будет ли Франция продолжать войну в Африке. Как-никак у нас еще оставались обширные территории с семидесятимиллионным населением и непобежденный флот.

 — Не все потеряно, как вы только что сказали? — задумчиво протянул Катру. — Не стану спрашивать о вашем личном отношении к генералу де Голлю, маркиз. В нынешних обстоятельствах это было бы нетактично.

Фюмроль промолчал. Нащупав ногой портфель, он стал следить за ящерицей на потолке, которая то надолго замирала, то, рванувшись вперед, ловко хватала зазевавшуюся мошку. Даже приемник не мог заглушить ее чмоканье, так похожее на ликующий смех.

 — Не угодно ли пройти в кабинет, майор? — пригласил Катру, вставая, и, обернувшись к повару, бросил: — Проводи господина, Тхуан.

Кабинет генерал-губернатора напоминал контору преуспевающего адвоката. В застекленных шкафах палисандрового дерева вперемежку с книгами стояли фарфоровые вазы, курильницы из потемневшей бронзы и многорукие божки. Со специальных кронштейнов свисали причудливые коряги, на которых росли орхидеи. Из-за постоянно высокой влажности их не нужно было поливать, и они год за годом выбрасывали стрелки черно-красных и сиренево-желтых соцветий. Фюмроля поразило, что в шкафах горели мощные электрические лампы. Но он скоро понял, что виновата здесь все та же пересыщенная влагой атмосфера, в которой покрывается плесенью и гниет любая бумага. Окинув скучающим взглядом низкие резные столики с перламутровой инкрустацией и гипсовый бюст Марианны, олицетворяющий Францию, он остановился перед крупномасштабной картой, на которой были эффектно представлены все входящие в Индокитайский союз территории: Тонкин, Аннам, Кохинхина, Лаос, Камбоджа и арендованная у Китая Гуанчжоувань.

«Какая большая страна, — невольно пронеслось в голове. — Даже подумать смешно о том, что ее судьба будет зависеть от ничтожеств, заседающих в кабинетах, где еще недавно играли в рулетку. Бред!» А ведь еще вчера он верил в это. Неужели одной бессонной ночи и беглого взгляда из автомобиля на ханойские улицы оказалось достаточно для такого переворота? Что заставляет его сегодня думать совершенно иначе, чем вчера? Или просто настал миг кристаллизации, когда все, что он знал и видел, вдруг само собой выстроилось в систему и высветился из тьмы первозданного хаоса один-единственный ответ? Тогда где он? И знает ли его Катру?

Фюмроль нашел на карте китайский остров Хайнань, оккупированный недавно японцами. Это был ключ к Тонкинскому заливу, к Хайфону и дороге на Ханой, к Халонгу и угольным разработкам Хонгая. Не видеть этого мог только слепец. Он прибыл сюда, чтобы отдавать эту землю пядь за пядью, уступая все новым и новым требованиям коварного, сознающего свою силу врага. Чем же тогда он отличается от тех безвольных марионеток, которые вот так же, пядь за пядью, рвали его родину на куски? Катру может умыть руки. Он выходит из игры, не запятнав свое имя позором. И ведь не случайно он завел разговор о де Голле. В самом деле, почему боевой офицер Валери де Фюмроль не сбежал с корабля в первом попавшемся порту, чтобы пробраться в Англию? Почему он покорно готовился таскать каштаны из огня для людей, которые достойны презрения?

Вошел Катру в белом генеральском френче, на котором капелькой крови алела розетка кавалера ордена Почетного легиона. С первых же слов генерал-губернатор дал понять, что намерен держаться официально.

 — Пакет при вас? — спросил он, повернув ручку приемника.

 — Прошу, мой генерал, — Фюмроль поспешно достал из портфеля голубой конверт с черным грифом особой секретности. Катру распахнул дверцу вделанного в стену сейфа и, не глядя, бросил пакет на стальную полку.

«Господи, как далеко меня занесло!» — подумал Фюмроль, когда из приемника вновь полилась заунывная и влекуще-чужая мелодия. На этот раз хоть слова оказались знакомыми. Детским, чуть хриплым голоском японская певица пела про госпожу луну:

О цуки-сама, маруку, ман маруку-дэс…

 — Сегодня ночь полнолуния, — непроизвольно сказал вслух Фюмроль.

 — Что? — не понял Катру, разбирая бумаги на столе.

 — Прошу прощения, мой генерал, — досадливо прикусил губу Фюмроль.