Ирадж Пезешк-зод - Дядюшка Наполеон

• Название: Дядюшка Наполеон
• Автор: Ирадж Пезешк-зод
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1981

Написанный в 1972 году сатирический роман иранского писателя Пезешк-зода «Дядюшка Наполеон» выдержал на родине автора уже более десяти изданий. Действие романа развертывается в Тегеране в 40-х годах двадцатого столетия. Автор рассказывает о жизненных перипетиях большой семьи среднего сословия.

«Дядюшка Наполеон» читается легко, Ирадж Пезешк-зод — отличный рассказчик, наблюдательный и насмешливый. Это живая, мастерски написанная, правдивая и в конечном счете очень веселая книга. Она содержит немало ключей к тайнам и особенностям бытовой психологии и национального характера иранца.

---

Маш-Касем поливал цветы. Но вопреки обыкновению на нем было его выходное платье. Закатав штаны до колен, он осторожно наклонял лейку, боясь замочить одежду.

— Слава богу, что ты не расхворался всерьез, родимый, — не поднимая головы, сказал он. — Уж как я тебя жалел. Вчера после обеда приходил навестить тебя… А ты бредил. Вот бы этот доктор сегодня на тебя поглядел! Ведь он, бессовестный, болтал вчера, будто ты тиф подхватил… Богом клянусь, эти лекаря скотину от скамейки отличить не могут!

— Я-то, слава богу, здоров, Маш-Касем, а вот ты зачем так вырядился? Собрался куда-нибудь?

Маш-Касем, печально посмотрев на меня, ответил:

— Ей-богу, сердешный ты мой, зачем врать? До могилы-то… Теперь уж нам недолго осталось… Вот улучил минутку напоследок цветочки полить, очень даже возможно, что англичаны в этот самый час поспешают за нами. Ты на меня не серчай, ежели что не так…

— Маш-Касем, а что дядюшка делает?

— О-хо-хо, и не спрашивай, милок! Прогневил он, видно, господа бога. Прошлую ночь до утра глаз не сомкнул. Должно быть, завещание писал. Лет на двадцать за эту ночь постарел.

— А сегодня как он себя чувствует?

— Сегодня, слава богу, чуток поспокойнее. Вчерашняя-то суматоха улеглась.

— Маш-Касем, а Лейли в школу ушла или еще дома? Я хочу ей кое-что сказать.

— Хватился, сердешный! Да ага сегодня чуть свет отправил детей с господином Полковником к ним на дачу, в Абали… И правильно сделал… Не хочет, чтобы дети здесь оставались, когда англичаны придут, незачем им глядеть, как на отца кандалы надевают… Еще с ребятишками случится чего. От этих англичанов чего хочешь ожидать можно.

— Когда же они вернутся, Маш-Касем?

— А это уж, голубчик, когда англичаны нас заберут.

— А если не придут англичане?

Маш-Касем усмехнулся:

— Мал ты еще, родимый, не знаешь, кто такие англичаны… Да, мы с агой не раздеваемся со вчерашнего дня. Я два раза судки собирал, чтобы по дороге в Арак с голоду не помереть… Потому как англичаны пленных своих кирпичной похлебкой на змеином сале кормят… У меня один земляк был, которого англичаны схватили, так…

Поняв, что от Маш-Касема больше ничего не добьешься, я решил отправиться к Асадолла-мирзе, но, прежде чем я вышел из дому, он сам появился: забежал справиться о моем здоровье. Увидев меня на ногах, он очень обрадовался:

— Нет, подумать только! А этот бестолковый Насер оль-Хокама заладил одно: «тиф»… Хорошо еще, что не сказал «болезнь роста»!

Я попробовал было поговорить с ним наедине, но потом сообразил, что он чем-то озабочен или, может быть, просто не хочет вдобавок ко всем семейным неурядицам выслушивать еще и мои любовные жалобы.

Князь немедленно начал разговор с отцом:

— Ну, что слышно? Генерал Веллингтон еще не приехал арестовывать нашего Наполеона?

— Я сам еще не видел агу, но утром спрашивал Маш-Касема, тот говорит, что, с тех пор как семью отправили, он немного успокоился. Конечно, сегодняшнюю ночь опять провел не раздеваясь…

— Может, заглянем к нему, посмотрим?

Отец с Асадолла-мирзой направились к дядюшкиному дому, я, немного помедлив, последовал за ними. Дядюшка даже не взглянул на меня. Похоже, что он и не слыхал о моей болезни, а если и слыхал, то ничего не понял. Он был в темном костюме, на лацкане пиджака поблескивал орден Мохаммада Али-шаха. Меня поразила его необычайная бледность и глубоко запавшие глаза. Он тихо сидел в кресле. Услыхав шаги отца и Асадолла-мирзы, дядюшка попытался привстать, но не смог. Асадолла-мирза начал было свои шутки, но при виде осунувшегося дядюшкиного лица смешался и замолк. Слишком заметно было, что если дух дядюшки и обрел спокойствие, то плоть его безмерно ослабела.

Отец сказал:

— Вы немного бледны сегодня, наверно, спали плохо. Вам бы полежать лучше.

— Я уже свое отдохнул, — тихим голосом ответил дядюшка, — теперь время бодрствовать.

Я заглянул во двор, в комнаты — все вокруг было пусто и печально. Кроме дядюшки и Маш-Касема, в доме не осталось никого. На дверях висели большие замки.

Асадолла-мирза, встревоженный, дядюшкиным состоянием, сказал:

— Я тоже думаю, вам не помешало бы еще отдохнуть, по-видимому…

Но дядюшка с неожиданной твердостью проговорил:

— Асадолла, возможно, я немного ослабел, но я хочу, чтоб они знали: воин и в плену остается воином… Они не должны видеть моей слабости.

— Моменто, разве воин никогда не спит? Мы прекрасно знаем из истории, что даже Наполеон в ожидании прибытия представителей союзников позволил себе поспать.

— Асадолла, они мечтают захватить меня окончательно разбитым, чтобы имя мое было опозорено в истории…

— Но, ага…

Асадолла не успел закончить фразу, так как с улицы послышался сильный шум. Дядюшка, не сводя глаз с двери, взволнованно произнес:

— Что там?… Кажется, пришли!

Асадолла-мирза уже хотел пойти выяснить, но тут появился Маш-Касем.

— Из-за чего шум, Маш-Касем?

— Да это у Ширали с чистильщиком разговор вышел.

Дядюшка, приосанившийся было, опять откинулся на спинку кресла и снисходительно спросил:

— Так что же случилось? Ушел чистильщик?

— Какое там ушел… Ширали только замахнулся этой ногой бараньей, так он от страха-то словно на крыльях полетел… Все свои причиндалы, щетки-шмотки тут побросал.

Дядюшка, совершенно успокоенный, повернулся к Асадолла-мирзе:

— Ничего страшного. Этот голодранец не столько трудился, сколько на чужих жен и дочерей зарился.

— Бог вас вознаградит, ага, — тут же поддакнул Маш-Касем. — Жаль, что сразу так не сделали. Я с самого первого дня говорил, что этот парень мерзавец.

Дядюшкин лоб покрылся испариной. Он держался рукой за сердце, но продолжал все так же прямо и твердо сидеть в кресле. Несколько минут все молчали, потом дядюшка обратился к Маш-Касему:

— Касем, ты уложил мой гетры?

— Которые вы поверх башмаков одеваете?

— Да, те самые.

— Обе пары положил.

Отец и Асадолла-мирза то и дело поглядывали друг на друга, но, похоже, не находили, что сказать. Молчание становилось тягостным. Маш-Касем потихоньку вышел.

Дядюшка ровным голосом произнес:

— Асадолла, все свои дела я привел в порядок, теперь могу спокойно ехать. Но у меня есть к тебе просьба…

Дядюшке не удалось договорить, так как за окном раздался страшный гвалт, на этот раз со стороны сада. Дядюшка выпрямился в кресле, вслушиваясь в нестройный хор голосов, на фоне которого можно было различить голос Маш-Касема, кричавшего, что он ни за что не даст побеспокоить агу.

Отвернувшись, дядюшка хрипло сказал:

— Вроде пришли… Асадолла, погляди, что там делает этот дурак Касем?… Он, кажется, оказывает сопротивление, хотя я приказывал ему не сопротивляться!

Но Асадолла-мирза не успел выйти. Дверь распахнулась, и разъяренный Дустали-хан с перевязанной головой ворвался в комнату. Он так вопил, что невозможно было разобрать ни слова. Наконец дядюшка строго сказал:

— Успокойся, Дустали! Что с тобой стряслось?

Дустали-хан продолжал орать как резаный.

— Да замолчи ты, Дустали! — прикрикнул на него Асадолла-мирза. — Не видишь, что ли, ага нездоров.

Дустали-хан, который, казалось, только сейчас заметил Асадолла-мирзу, секунду не сводил с него глаз, а потом опять завопил:

— Это ты молчи, негодяй бессовестный! От такого родственничка всей семье тошно!

— Моменто, моменто, Дустали, в чем дело? Должно быть, тот, кто тебе в голову камнем запустил, так постарался, что последние остатки разума вышиб! Что ты кидаешься на меня, как пес бешеный?

— А какой подлец послал третьего дня Фаррохлега-ханум над дядюшкой Мансуром ос-Салтане «Фатиху» читать?… Чем несчастный старик перед тобой провинился, что ты так о смерти его хлопочешь?

— Дустали, не затевай ссоры! — сурово проговорил дядюшка. — Сейчас не время для раздоров. Что произошло?

Дустали-хан немного овладел собой. Он швырнул на стол несколько листков бумаги, которые держал в руках, стукнул кулаком и заявил:

— Или вся семья подпишется под этими показаниями, или я вам больше не родня.

— Что еще за показания, Дустали? И почему у тебя голова забинтована?

— Спросите у этого наглеца и хулигана, которому девчонку отдали. Этот подлец, негодяй, наркоман паршивый камнем мне голову пробил… Гиясабади этот!

Асадолла-мирза расхохотался:

— Молодец, Гиясабади! Мастерский удар был.

— Ну, а при чем тут свидетельские показания? — снова снисходительно поинтересовался дядюшка.

— Вот, пожалуйста. Это удостоверенное доктором Насером оль-Хокама свидетельство, что Гамар ненормальная. А это другое, несколько человек из соседей подписали. Ага, бедная девушка полоумная. А этот шарлатан Гиясабади транжирит ее состояние… Вы только подумайте, он Акбарабад продает… Разрешите, я вам показания зачитаю: «От лица уважаемых граждан, которым известно…» В это время в саду опять зашумели.