Лариса Черногорец - Необоримая стена

• Название: Необоримая стена
• Автор: Лариса Черногорец
• Жанр: Исторические приключения

---

— Представляете, еще каких-нибудь десять лет назад, чтобы взять билет на поезд до Москвы, нужно было за неделю писать заявление в полицейском участке, и только после получения специального разрешения, можно было купить билет и поехать в Москву. А паспорта пассажиров были у проводника и выдавались им по приезду на место, в обмен на сданный назад билет.

— Да и таких сговорчивых проводников тогда, наверное, не было.

— Ну не так уж он и сговорчив — я отдал большую часть нашего капитала за возможность ехать здесь сейчас. Да! День был не из легких! У вас сонный вид.

— Вы тоже не прочь поспать. Аника? — Настя, глядя на него своими широко распахнутыми серыми глазами, искренне улыбаясь.

— Как вы догадливы, мадемуазель, вторые сутки без сна — даже мне это не под силу. А, учитывая, что в кровати последний раз я спал…не помню когда…

— А давайте я пересяду к старушке напротив, а вы расположитесь на лавке как вам удобно, — она вспорхнула и пересела на противоположную скамейку, рядом со старушкой. Аника прилег и сквозь полузакрытые ресницы разглядывал её, задумчиво смотрящую в окно на проносящиеся мимо деревья. Строгое серое платье, застегнутое на все пуговицы, скромный платок, наброшенный на хрупкие плечи, холщовая сумка, купленная на вокзале и привязанная к тонкой таллии поясом, в которую она спрятала так драгоценный её сердцу образ — она была сама скромность, и при этом прекрасно сложена. Он любовался тайком её правильным профилем, нежным румянцем щек, длинной русой косой, завитками локонов у виска. Он практически не мог понять, даже на подсознательном уровне, зачем ввязался в эту историю и что его привлекает в этой девушке. Он не знал о Насте практически ничего, но что-то нежное, трепетное в её образе, голосе, манерах тянуло его к ней невидимым магнитом. Ресницы смыкались, становясь неподъемно тяжелыми. Под стук колес Аника проваливался куда-то в темную теплую яму…

Теплая ладошка потрепала его по щеке:

— Просыпайтесь, — Настя теребила его с испуганным лицом, — смотрите! Кажется, это он был у вас дома!

Аника протер глаза. В окна вагона радостно било лучами летнее солнышко. В конце вагона стоял, разговаривая о чем-то с жандармом, Лука. Под глазом его сиял фонарь. Аника мысленно похвалил себя за точность и красоту удара левой. От его неожиданного удара левой руки в бою неоднократно страдал не один соперник. Жандарм кивал головой и, оглядываясь по сторонам, неловко прятал купюру за пазуху.

— Повяжите голову платком, Настя, вашу косу ни с чьей не спутаешь. Я выйду в конец вагона — Жандарм будет искать девушку с парнем. По отдельности меньше вероятности быть пойманными, — он, неловко пригнувшись, старался ускользнуть от взгляда жандарма, который двигался в их сторону, вглядываясь в лица пассажиров. — На станции сходим. Встретимся там… — Аника, воспользовавшись тем, что жандарм пристально уставился на молодую парочку и потребовал у них документы, проскользнул в самый дальний угол вагона. У Насти тряслись коленки. При ней не было ни денег, ни документов, жандарм приближался. Настя положила руку на образ, лежавший в её сумке, мысленно прося помощи, образ, словно живой, был теплым. Жандарм мелькнул по ней, присевшей к старушке, взглядом и прошел мимо. Настя с облегчением вздохнула. Поезд, скрипя колесами, остановился на станции. Аники нигде не было видно. Это ведь еще не Москва. Настя тихонько спустилась на платформу и пошла к маленькому одноэтажному зданию станции. Ей стало страшно. Неужели Аника оставил её, или того хуже — его забрал жандарм… Она озиралась по сторонам. Немногочисленные прибывшие расходились, платформа пустела. Настя вошла в помещение станции.

— Наконец- то! — её потянули за руку и зажали рот, она попыталась вырваться.

— Тише, тише, это я, — она обернулась и увидела Анику, — смотри!

В дверную щель она смогла разглядеть спину Луки. Подобострастно раскланиваясь, он передавал что-то начальнику.

— Уходим, — теперь до Москвы рукой подать, а там нас сам черт не отыщет. — Они побежали вдоль дороги от станции к поселку, видневшемуся вдалеке.

Утреннее солнышко ласково пригревало. На порог станции вышел щуплый всклокоченный человек. Две темные фигурки удалялись по дороге, превращаясь в темные точки.

— Ну-ну, бегите, голубчики, скоро поквитаемся… — Лука злобно глядел им вдаль со станционных ступенек.

* * *

Небольшой станционный поселок расположился прямо возле пролеска в версте от станции. Настя еле поспевала за Аникой:

— Погодите, Аника, погодите, я так быстро не могу.

— Нужно торопиться, ведь вы не хотите давать объяснения в полиции, где ваши документы и что за икона у вас в сумке.

— Я…мне кажется, я сейчас умру от усталости и голода! Мне надо отдохнуть. — Она остановилась и села на лавочку у забора на окраине поселка. Аника обернулся. По её решительному взгляду было видно, что спорить бесполезно.

— Ну, хорошо. Попробуем разыскать харчевню или трактир, должно же здесь быть хоть что-то!

Как на грех ни харчевни, ни трактира в поселке не было. Умирая от голода, они постучали в ворота избы на окраине. Собака залилась лаем. Через несколько минут ворота приоткрылись и пожилой, седой человек осторожно выглянул в щель:

— Вам чего?

— Мы хотели купить немного еды — Настя просящим тоном попыталась разжалобить старика, — мы издалека, очень голодны, а харчевни у вас тут нет.

— Харчевня на станции, туда и ступайте!

— Нельзя нам на станцию, батя! — Аника смотрел прямо в глаза старика. Тот помялся, махнул рукой и отошел отворот, оставив их открытыми:

— А! Леший с вами, проходите!

Настя с Аникой прошли в избу. Грозный с виду, здоровенный пес, лаявший так, что в ушах закладывало, на поверку оказался ласковым и совершенно не страшным, крутился волчком под ногами хозяина, норовя сбить его с ног и облизать лицо. В покосившейся избе было неуютно и пыльно. Сразу было понятно, что живет здесь старый холостяк. Дед достал из печи чугунок с вареной картошкой в мундире, выложил на стол краюху хлеба и поставил жбан кваса:

— Вот, садитесь, ешьте, чем богаты…

Аника с Настей с такой жадностью накинулись на нехитрую еду, что даже на первый взгляд было ясно — не ели они не один день. Дед смотрел на них исподлобья, усмехаясь в бороду:

— Что, намаялись детки!

— Третий день ни крошки во рту, отец! — Аника оторвался от трапезы, — а что, отец, до Москвы далеко ли?

— До Москвы-то верст двадцать, только вот не знаю я, ребятки, как вам лучше — поезд следующий только завтра…

— А если не поездом?

— Ну, тогда и все пятьдесят будет — проселком, да через лес, потом на тракт выйдете, а там уж прямо, может, кто и подбросит, если повезет.

Настя оглядывала стены избы, у входа на гвозде висела упряжь:

— А что, дедушка, у вас и лошадь есть?

— Есть-то, есть, милая, да она у меня одна!

— Так, может, вы её нам продадите? — Аника оживился, — а мы вам цену дадим хорошую.

— Эх, ребятки, да я бы с удовольствием превеликим, только врать не могу — больно старая она, грех за такую хорошие деньги брать, а на новую мне не хватит, поэтому останусь я при своем. Да и на тракте двое на одной лошади заметней, чем десяток путников на случайной подводе. Вы уж не обижайтесь. Оставайтесь, если хотите, отдохните, поешьте, а завтра с утра в путь. Через лес напрямую я вас к тракту выведу. А там уж — как бог даст.

— Настя вопросительно смотрела на Анику. Было видно, что ей очень хотелось отдохнуть.

— Ну что ж отец, коли не прогонишь, так и сделаем, — Аника тоже оглядел избу, — а что — один ли живешь?

— Один. Всю жизнь один!

— А что ж так?

— Не много больно охотниц со мной жить было. Я охотой да рыбалкой живу, да вот, что земля родит — тем и перебиваюсь. Как с войны пришел, так все один да один.

— А чем занимаетесь?

— Бортничаю! В этих местах мед знатный. Вы ешьте, ешьте, я чаю поставлю, да медом вас угощу! Такой мед — редкость, настоящий, лесной, — он вышел в сени и через час пришел с большущим дымящим самоваром:

— Вот сейчас чаю попьем, — он разливал по глиняным кружкам ароматный травяной чай, — а вот и мед! — плошка с янтарным, душистым медом тут же появилась на столе. — Пробуйте, детки, пробуйте!

Ничего вкуснее на свете в своей жизни Насте пробовать не доводилось. Бабушка её была любительницей меда, но то, что продавалось на городском рынке и то, что стояло на столе у деда разительно отличалось друг от друга. Насте было стыдно, но она не могла остановиться и как маленькая облизывала деревянную ложку от сладкой массы. Старик улыбался полубеззубым ртом. Она осмелела и спросила:

— А как вас зовут?

— Иваном, а вас?

— А меня Настя, а это, — она кивнула на Анику, — Аникей.

— И куда же вы путь держите, Настя и Аникей, и почему это вам на станцию нельзя? Беглые, что ли?