Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни

• Название: Барабаны пустыни
• Автор: Али аль-Мисурати
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

В предлагаемый сборник вошли произведения ливийских прозаиков минувшей четверти XX века, охватывающие период подъема национально-освободительной борьбы и осуществления социально-политических преобразований в Ливии после революции 1969 года.

Рассказы посвящены актуальным проблемам ливийского народа: трудной судьбе бедуина, ценой жизни добывающего насущный хлеб для своей семьи в бесплодной Сахаре («Глоток крови»), борьбе с колонизаторами («Похороны»), положению женщины как в городе, так и в деревне («Внеочередная молитва», «Собаки»). Новеллы, включенные в сборник, рисуют правдивые картины из жизни современной Ливии и представляют бесспорный интерес для советского читателя.

---

Разделенные занавеской, мы уселись на свои места, и «урок» начался.

— В арабском языке различают три части речи: имя, глагол и частицу. Имена бывают женского и мужского рода…

Закончить мне не удалось. Хозяин сказал, как отрезал:

— Говори только о женском роде!

Все мои попытки объяснить сущность грамматических категорий оказались безуспешными, хозяин твердил упрямо:

— Я человек старых правил, держусь дедовских обычаев и совсем не собираюсь открывать своей дочери глаза на то, чего ей знать не подобает. Она правоверная мусульманка, слепо мне доверяет, полностью подчиняется, носит покрывало, так что…

«Ну и ну, — подумал я, — надо же, как мне не повезло. Уж лучше ходить голодным, чем подлаживаться к этому глупому, упрямому ослу!»

До боли в сердце мне стало жалко бедную девушку, заживо погребенную в стенах отцовского дома, как в глухой темнице.

Наконец хозяин поднялся, но муки мои еще не закончились.

— Эти занавески все же пропускают свет: ты можешь увидеть ее, а она — тебя. Дома я прикажу повесить более плотные. Да, кстати, не забудь: никаких разговоров на посторонние темы, договорились? На урок можешь приносить труды шейха аль-Кафради или в крайнем случае шейха Дахляна. Никаких новых книг я не признаю. Да, лучше всего сочинения шейха аль-Кафради. По ним учился еще мой отец.

— Но шейх аль-Кафради труден для понимания, даже для взрослых мужчин труден, — не вытерпел я. — Что уж тут говорить о молодой девушке!

— А моя дочь умная и понятливая, вся в меня! И не будем спорить. Еще раз напоминаю: я жду тебя завтра, в три часа, без единого листочка бумаги, без ручки или карандаша. Ведь недаром пророк наш великий сказал: «Девушку облучать можно только чтению». Специальный хадис[2] этому посвящен.

Битых два часа втолковывал я ему, что нельзя научить чтению, не обучая одновременно письму, что подобного хадиса вообще не существует и что все эти ссылки на пророка — одно богохульство. Мои доводы могли убедить кого угодно, только не его. Он твердил свое:

— Я человек старых правил, чту дедовские обычаи…

Ах, чего не приходится терпеть ради куска хлеба…

Прихожу я на следующий день, как мы условились, ровно в три. Встречает меня дряхлая старушка. «Я — учитель», — говорю я ей. А она в ответ: «Мусорщики его уже забрали» — и бац! — захлопывает передо мною дверь. Позже я догадался, что она ничегошеньки не слышит.

Являюсь назавтра, стучу. Из-за двери мне говорят, что моя ученица на свадьбе у подруги.

На третий день выясняется, что хозяин в отлучке, а без него, как известно, вход в дом мне заказан.

Проходит целая неделя, и наконец в очередной мой приход отпирает мне сам хозяин, ведет в комнату, усаживается рядом со мной, и занятия начинаются. Время идет, за занавеской ни звука, и вдруг надтреснутое: «Кхе-кхе-кхе». Хозяин опрометью летит на скрытую от меня занавеской половину комнаты. Вопли, крики — ничего не могу понять! Наконец из обрывков разговора выясняется, что за занавеской сидит старуха нянька, а молодая девушка, единственная дочь хозяина, правоверная мусульманка в чадре, свято придерживающаяся всех канонов религии, уже несколько дней назад сбежала из дому с сыном соседа…

— О аллах, что мне делать? Я умру от стыда! — кричит в ярости хозяин и разражается рыданиями. — Не могу больше жить! Утоплюсь в море!

Надеясь успокоить его и отвлечь, я бормочу, что надо бы поискать — не может быть, чтобы девушка даже записки не оставила. Рыдания хозяина становятся еще горестнее:

— Какая записка! Она ведь не умеет писать!

«Жаль его, — подумал я. — Но он сам виноват. И узники бегут из темницы. Их не остановишь ни замками, ни железными засовами. Разве решилась бы девушка уйти из родного дома, если бы не был он для нее тюрьмой? Отец нанял меня, чтоб я давал уроки его дочери. А вышло по-иному — она сама преподала ему урок. Что и говорить, суровый урок, но необходимый».

Перевод В. Шагаля и Н. Фетисовой.

Немедленно приезжай

Перекрывая шум машин и гул работающих механизмов, слышится чей-то голос: «Абдель Басит, к телефону… междугородный… Аб… дель… Ба… сит…»

Этот зов не могут заглушить крики снующих по цехам мукомольного завода рабочих, лица которых, словно маски, густо покрыты мучной пудрой.

Но Абдель Басит ничего не слышит. Он весь ушел в себя, игриво напевая мелодию из популярного фильма. Вчера он просмотрел его пять раз кряду, не покидая прохладного зала одного из захолустных кинотеатров Триполи. А что еще делать после работы, когда вечерами не знаешь, куда себя деть? Появилось свободное время — выпьешь чаю, густого, крепкого, как кофе, по вкусу что колоквинт; чашечку, другую, третью или целых пять, а то и шесть. Ну а дальше что? Прочитать историю об Абу Зейде аль-Хиляли? Он и так знает ее назубок, как-никак не раз слушал ее по радио и перечитывал. Ну хорошо, можно даже пересказать эту историю друзьям. Слово в слово. Они готовы рты открыть от удивления: до чего же складно рассказывает Абдель Басит- И все. На этом развлечения кончаются.

Работает Абдель Басит усердно. Добросовестностью его аллах не обидел. Приехал он в Триполи сразу же, как только убрались оттуда итальянцы и немцы. Поработал гарсоном в ресторане, потом немного пекарем, а теперь — какой уже год! — на мукомольном заводе. В тайне от всех Абдель Басит копит деньги. Пиастр за пиастром. В этом деле он никому не доверяет, заработает лишний пиастр — и тотчас его за пояс, подальше от чужих глаз. Он не курит, не позволяет себе ничего лишнего, питается скромно, ест из одной миски с такими же работягами, как и он сам. Живет только надеждой, что когда-нибудь наступит и для него долгожданный день: наберется наконец у него подходящая сумма, и он сможет жениться. Девушку себе он уже присмотрел.

На дне его сундучка хранится коллекция дешевых открыток с фотографиями Самии Джамаль, Тахии Карьиоки, Софи Лорен и Мэрилин Монро. Стены комнаты украшены разными вырезками из иллюстрированных журналов «Аль-Кавакиб», «Ахер Саа» и других.

Абдель Басит весь ушел в свои мечты и, мурлыча себе под нос полюбившуюся ему песенку, ничего не замечает вокруг.

— К телефону! Слышишь, ты?! — закричал ему прямо в ухо секретарь управляющего.

Отряхивая на ходу с себя муку и вытирая о передник руки, Абдель Басит бросился со всех ног к телефону.

— Алло, алло!

В ответ он услышал приглушенный голос:

— Это я, твой отец, Маруб. Срочно приезжай! Сегодня вечером или самое позднее — завтра утром, первым же рейсом… Слышишь? Немедленно… Я жду…

Юноша было вознамерился спросить отца, что случилось и почему он вдруг так срочно понадобился, да тот уже бросил трубку: слышались короткие, прерывистые гудки. Через телефониста Абдель Басит попытался вызвать отца, но голос на том конце провода ответил, что Маруб сел на осла — и был таков.

Что делать? Раз отец сказал, значит, надо ехать, его слово — закон!

Отец Абдель Басита по сей день живет в далекой деревушке на юге страны. Все его имущество — это несколько пальм, оливковых и фруктовых деревьев. Есть у него и небольшое стадо верблюдов и коз. Скупость и жадность его давно стали притчей во языцех. Порой бывает жесток и несправедлив: олицетворение завещанного нам от прошлого родительского деспотизма. С ним рядом никто в доме не ощущает себя свободным человеком. Он отдает приказы налево и направо и требует беспрекословного их выполнения, благо исполнителей у него хоть отбавляй: добрый десяток сыновей и не меньшее число дочерей. Сколь часто отец женился, столь же часто он и разводился.

Что же все-таки делать? Абдель Басита одолевали тревожные мысли. «Приезжай немедленно!» А зачем, спрашивается? Ведь мать его — самый дорогой для него человек — уже давно умерла. Из деревни пришлось уехать, спасаясь от побоев и упреков новой жены отца. Чего же теперь вспомнили о нем? Дело, видимо, серьезное… Старик вечно ссорится с соседями, задирается с родственниками, домочадцами — то из-за земли, то из-за олив, то во время сбора урожая просто так, без всякого повода.

Стоит ему только помириться с одним, как глядишь — он уже вступил в перепалку с другим. Пожалуй, нет… Тут дело в чем-то другом. Хочешь не хочешь — придется ехать. А ослушаться его никак нельзя — вмиг лишит наследства.

И вот Абдель Басит направляется в контору управляющего выпрашивать себе отпуск на несколько дней. После долгих и мучительных уговоров управляющий согласился отпустить Абдель Басита, но предупредил, что деньги за эти дни у него вычтут из зарплаты. Что тут поделаешь, скрепя сердце пришлось согласиться.

Без подарков не обойдешься. И он решает заглянуть на рынок «Баб аль-Хуррия», чтобы купить сладости, игрушки и прочие мелочи: расчески, дешевенькие сережки, носовые платки. Отцу он выбрал две картины — плод бурной фантазии деревенского художника: на первой — пророк Илья борется с духами, на второй — ангелы и ягнята Авраама.