Людмила Анисарова - Новиков-Прибой

• Название: Новиков-Прибой
• Автор: Людмила Анисарова
• Издательство: «Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03523-2

Имя Новикова-Прибоя (1877–1944), самобытного писателя-мариниста, знакомо не только морякам. Крестьянин, мечтавший служить на флоте, прошедший через цусимский ад и японский плен, избороздивший многие моря и океаны, стал писателем. Критики укоряли его за цветистость языка и беллетристические штампы, а читатели сметали с прилавков многомиллионные тиражи его книг. Создание романа-эпопеи «Цусима» потребовало от писателя не меньшего мужества, чем то, которое проявили русские моряки в сражении с японским флотом, история его создания сложна и драматична, полна ярких, острых коллизий. «Я не выношу дряблости человеческой души» — эти слова одного из его героев могут стать эпиграфом к биографии самого писателя, который выковал свой характер, покоряя и побеждая судьбу, далеко не всегда благоволившую к нему.

---

«Чайки — любимые птицы моряков. Они постоянные наши спутники в морских скитаниях». Легенду о переселившихся в птиц душах погибших моряков Антон рассказывает Амелии, когда они покачиваются в ялике, любуясь спокойным морем. Ласковое, умиротворённо играющее солнечными бликами, оно не может обмануть героев. И бывалый матрос, и выросшая в портовом городе девушка знают, какие опасности таят в себе бескрайние морские просторы, чем может обернуться обманчивый штиль. О приближающейся буре и предупреждают мореплавателей тревожные крики чаек, летящих за кораблём.

Мечтательная Амелия не может остаться равнодушной, слушая печально-красивую легенду. «Ах, если бы я могла переродиться в чайку, — говорит она. — Я бы летала за тем кораблём, на котором плавает самый милый для меня моряк. Каждое утро, с восходом солнца, я каким-нибудь особенным криком посылала бы ему приветствие…» Это и есть объяснение в любви, не требующее никаких других слов.

Герои повести знакомятся в море, в море проходят их свидания, но и разлучает их именно оно.

Знакомство состоялось, как пишет автор, «при необычайной обстановке»:

«Помню: жаркий день и спокойное, дремлющее море, словно утомлённое зноем полуденного солнца. Я купаюсь, отплыв далеко от берега, ощущая прилив бодрости и свежих сил в мускулах. Ко мне, плывя навстречу, приближается пунцовая повязка на голове женщины. Видны узкие круглые плечи, точёная шея, слегка побледневшее от усталости лицо с изумрудными глазами. На фоне прозрачно-зелёной воды, в озарении буйного света, позолотившего её свежее тело, в сверкающих брызгах, падающих, как бриллианты, от взмахов её рук, женщина мне кажется прекрасной морской феей, какой-то солнечной сказкой. Я чувствую, что мой покой нарушен надолго».

Море подарило герою повести любовь. Любовь, которая согревает и успокаивает тоскующую душу в далёком плавании. Любовь, которая светит путеводной звездой в любую непогоду и даёт силы перемочь все трудности.

Все моряки — романтики. И необходимая суровость, приобретённая в походах, сочетается в них с нежностью и даже сентиментальностью, которые они конечно же пытаются скрыть всё той же суровостью, но уже во много раз преувеличенной, чтобы, упаси бог, никто не догадался, как отзывчивы они на красоту и ласку.

Амелия не приходит в назначенный час на свидание, и расстроенный Антон нанимается на первый попавшийся корабль, чтобы как можно быстрее покинуть город, «отравивший его сердце».

Трёхмачтовый парусник «Нептун», набитый товаром, держит путь на Александрию.

Повествование, ведущееся от первого лица, рисует трудную, полную лишений жизнь на корабле:

«При капризной погоде, при ветрах, постоянно меняющих своё направление, то затихающих, то доходящих до степени шторма, мы ни днём ни ночью не знаем покоя. Часто, сменяясь с вахты, не успеешь отдохнуть, как снова гонят наверх — крепить паруса, брать рифы, обрасоплять реи, менять галсы. Хуже всего достаётся в ненастные ночи, когда кругом царит такая тьма, что того и гляди свернёшь себе голову, когда, надрывно завывая, свирепствует холодный, пронизывающий ветер, а с чёрного, как сажа, неба беспощадно хлещет дождь, промачивая всё платье до последней нитки. В такие моменты кажется, что уже больше никогда не взойдёт солнце, не рассеет этой сырой, хлябающей тьмы, тяжело навалившейся на ревущую поверхность Атлантического океана».

Но вот изменилась погода, и измученные матросы, чьи уста извергали накануне самые злые и самые затейливые ругательства, проклинавшие эту «дьявольскую жизнь» и это «подлое судно», на котором им приходится плавать, «радостно встречают хорошее утро и невольно, быть может, в тысячный раз, засматриваются в ту сторону, где так красиво алеет заря, разливаясь по волнистой, ещё пенящейся шири океана рдеющими красками, где, сбрасывая с себя блестящие наряды, постепенно переходящие из ярко-малиновых в золотисто-шафранные цвета, торжественно поднимается огневое солнце».

Данное автором противопоставление позволяет ему в очередной раз показать главное качество настоящего моряка — истово-сокровенную любовь к морю, любовь, которая никак не может быть благостной, ровной, прекраснодушной, потому что она вся — борьба и преодоление. Замечательны пылкие слова героя: «Будь я королём-самодержцем, я бы издал суровый закон: все, без различия пола, должны проплавать моряками года по два. И не было бы людей чахлых, слабых, с синенькими поджилками, надоедливых нытиков. Я не выношу дряблости человеческой души. Схватки с бурей в открытом море могут исправить кого угодно лучше всяких санаторий…»

За свой крутой нрав море платит тем, кто ему служит, не только красотой — оно дарит встречи с людьми, которых на суше не встретишь, — людьми особенными, чья просолённая судьба трудна, и прекрасна, и непостижима.

Джим Гаррисон,

«старый, изломанный, с морщинистым лицом», отдавший морю без малого 50 лет, вызывает поначалу жалость. Ему не по силам работа матроса, но на берегу он оставаться не может: «Тянет в море, нет больше сил терпеть». Он рад тому, что его взяли в плавание, и изо всех сил старается показать, что он ещё способен на что-то. Однако ему это плохо удаётся, он «не только не может лазить по мачтам, но и внизу работает вяло, ходит медленно, сутулясь под тяжестью сурово прожитых лет». Между тем эти сурово прожитые годы Джим вспоминает с радостью и благодарностью. Отдыхая ночью на палубе, глядя в звёздное небо и перебирая всю свою жизнь, он рассказывает, например, Антону, что имеет по всему свету не одну, а много семей: «Был и я когда-то молод и силён. И везло же мне, чёрт возьми, насчёт женщин! Липли они ко мне, как ракушки к судну. Ну и рассеивал своё племя по земному шару. Если собрать вместе всех жён и детей — ого! Изрядная цифра получится…»

Если в повествовании Джима вдруг пробиваются грустные ноты («приходится кончать свой век одиноким»), он, устыдившись, тут же «разражается отъявленной руганью».

Описание гибели Джима, которую он выбрал сам, выбрал сознательно и бесповоротно, — безусловно, самые сильные страницы повести. Автор рассказывает о приготовлении к смерти старого матроса как о будничном, заурядном событии. И именно это оттеняет потрясающий до глубины души пафос его прощальных слов: «Я хорошо пожил, чёрт возьми! Если бы мне снова родиться и меня спросили бы, кем я хочу быть, я выбрал бы только долю моряка, не задумываясь нисколько».

Робкая попытка Антона остановить старика («Не подождать ли вам, Джим?») выглядит и ненужной, и неуместной. Храбрый моряк Шелло (оказавшийся братом Амелии), «злобно сверкнув глазами», дёргает его за блузу, а сам Джим упрямо бросает: «Кажется, я достаточно взрослый человек, чтобы поступить так, как мне хочется».

В самый последний момент сдержанные друзья Джима Гаррисона становятся вдруг по-детски сентиментальными. «Прощай, Джим, прилетай к нам чайкой!» — восклицают они все вместе. И когда Джим бросается в воду с привязанным за спиной тяжёлым камнем, моряки, вероятно, не могут скрыть слёз. Только мы, читатели, этого не видим. Автор пишет: «— О, решительно! — замотав кудрявой головой, говорит Блекман и убегает вниз, а за ним удаляются и все остальные».

Конечно, о Джиме и его славной гибели на «Нептуне» вспоминают долго: «Это был моряк с дьявольским присутствием духа». Так, наверное, можно сказать обо всех мореплавателях. Ведь море не принимает слабых: оно или выбрасывает их на берег, или обтачивает характеры, как камни, добиваясь нужного ему совершенства, которое включает в себя и отвагу, и выносливость, и самоотверженность, и честность.

Море делает людей романтиками и философами. Таковы почти все герои Новикова-Прибоя. Чаще всего не получившие никакого образования, они всё время пытаются постичь и объяснить жизнь, уловить её закономерности. В ответ на слова скромного шведа о том, что каждый человек несёт свой крест, Шелло рассуждает: «А вдруг окажется, что не крест тащит человек на своих изнурённых плечах, а гнилое, никому не нужное бревно, и не к Голгофе приближается, а к помойной яме — что тогда делать?»

Море объединяет людей, уничтожая любую рознь: национальную, религиозную. Здесь все космополиты, граждане одной планеты, «мировые бродяги», которым дано больше чувствовать и понимать, поскольку они свободны от многих условностей, опутывающих людей на суше.

Кульминацией повести является описание шторма, в результате которого пострадал главный герой. Несколько сменяемых друг друга картин, подобно полотнам Айвазовского, дают яркое представление о жестокости и непредсказуемости коварной и грозной стихии: «…ползут отяжелевшие глыбы чёрных туч, затмевая лазурь неба», «…ветер дует порывами, крепчая и постоянно меняя своё направление; вздрагивает судно, качаясь на волнах; с гулом и рёвом приближается, кружась, пламенно-бурая мгла»; «Примчавшись с угрюмого севера, из холодной ночи, в бешенстве мечутся вихри, буйно гуляют по водному простору. Ревёт, шипя и ухая, возмущённое море… Содрогаясь, беспомощно качается наш „Нептун“, ложится на тот или иной борт, ныряет носом в образовавшиеся крутизны, вздымается, как испуганный конь, на дыбы перед вскипающими буграми вод. Он плывёт, управляясь только одним рулём, отдавшись на волю урагана, жалкий, с разорванными парусами, трепыхающимися на нижней рее фок-мачты».