Роберт Хайнлайн - Дверь в лето

• Название: Дверь в лето
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2002
• ISBN: 5-227-01883-9

Его предали. Предали те, кого он считал другом и любимой женщиной. Его гениальные изобретения — в чужих руках, а сам он — проснулся после гипотермии спустя тридцать лет после того, как ещё можно было что-то изменить. И ненависть и любовь остались глубоко в прошлом.

Но тот, кто не сдался, иногда находит «дверь в лето». Даже если для этого нужно вернуться в своё прошлое.

---

Через полчаса я забрался в машину, почесал Питу шею под подбородком и закурил, предоставив автомобилю самому выбираться со стоянки.

«Друг мой Дэн, — подумал я, — а ведь док был совершенно прав. Ты пытался утонуть в бутылке, и что же вышло? Голова в горлышко пролезла, а вот плечи застряли. Сейчас ты сыт, спокоен. Тебе хорошо, в первый раз за всю неделю. Чего ж тебе еще? А, может быть, док прав и насчет анабиоза? Ты что — дитя малое? Разве у тебя не хватает мужества пережить все неприятности? Зачем ты идешь на это? Только ради новых впечатлений? Или ты просто бежишь от себя самого, ползешь назад в лоно матери?»

«Но я на самом деле хочу туда, — возразил я самому себе, — в двухтысячный год. Только подумай, парень, двухтысячный год!»

«Ладно, как хочешь. Но стоит ли уходить из этого мира, не расплатившись по счетам?»

«Ну хорошо! А как ты будешь расплачиваться? Белла после всего этого тебе не нужна. Что еще ты можешь сделать? Подашь на них в суд? Глупо. Если кто и выиграет от этого процесса, так это только адвокат».

— Ну? — напомнил о себе Пит.

Я посмотрел на его покрытую шрамами морду. Он-то не станет подавать в суд. Если ему не понравится фасон усов другого кота, Пит пригласит его выйти и разберется с ним, как мужчина с мужчиной.

Похоже ты прав, Пит. Я как раз собирался навестить Майлза, оторвать ему руку и бить ею по голове, пока он не заговорит. Анабиоз подождет. Зато мы будем точно знать, кто придумал эту пакость.

Неподалеку стояла телефонная будка. Я дозвонился до Майлза и попросил его никуда не отлучаться.

* * *

Отец дал мне имя Дэниель Бун Дэвис.[4] Так он еще раз продемонстрировал свое свободолюбие. Я родился в 1940 году. Тогда все в один голос говорили, что времена индивидуалистов прошли, и будущее принадлежит массам. Отец не верил этому, и мое имя стало для него одним из символов независимости. Он умер, когда корейцы промывали ему мозги, и до конца остался верен своим убеждениям.

Во время Шестинедельной войны я обзавелся степенью магистра, специальностью инженера-механика и армейской робой. Я не гонялся за чинами: кроме имени, отец наделил меня непреодолимым отвращением ко всякого рода приказам, муштре и дисциплине. Я хотел просто отслужить свой срок и убраться из армии. Во времена холодной войны я служил неподалеку от Нью-Мехико в звании техника-сержанта арсенала, набивал атом в бомбы, а между делом размышлял, чем бы мне заняться на гражданке. Потом меня перевели в Оклахома-Сити, в службу снабжения, где я добывал свежие продукты для наших «джи-ай».

Пит странствовал со мной. У меня был приятель Майлз Джентри, призванный из резерва. Незадолго до призыва у него умерла жена, оставив ему Фредерику, свою дочь от первого брака. Они жили неподалеку, в Альбукерке, и маленькая Рикки (мы никогда не называли ее полным именем) с удовольствием заботилась о Пите. Благодарение кошачьей богине Бубастис,[5] Майлз и Рикки возились с Питом все уик-энды, и я был совершенно свободен семьдесят два часа в неделю.

Первые сообщения об анабиозе поразили меня, равно как и всех прочих. Оказалось, что за полминуты человеческое тело можно охладить почти до нуля. Правда, перед Шестинедельной войной это казалось лишь лабораторным трюком. Занимались этим военные, а у них всегда хватает и людей, и денег для исследований. Напечатайте миллиард долларов, наймите тысячу ученых и инженеров, позвольте им ставить любые эксперименты, и они выдадут все, что вам будет угодно, даже невозможное. С помощью анабиоза (или, если угодно, стасиса, гибернации, замедления метаболизма) можно было складывать людей хоть в штабеля, а потом размораживать их по мере надобности. Человеку дают легкий наркотик, гипнотизируют, и охлаждают до четырех градусов Цельсия. Главное при этом — избежать образования в крови ледяных кристаллов. Когда человека нужно разбудить, температуру поднимают, и через десять минут он встает, как поднятый по тревоге, разве что немного обалдевший. Правда, при быстром размораживании можно повредить нервные клетки. Поэтому оптимальное время для пробуждения — около двух часов, а ускоренное размораживание — это, как говорят в армии, «запланированный риск».

Вся штука заключалась в том, что планировать приходилось свой риск, а не риск противника — тот расчету не поддавался. Так же и с анабиозом. Но война закончилась, и я, вместо того, чтобы погибнуть или попасть в плен, был демобилизован из армии и занялся коммерцией на пару с Майлзом. Где-то в это же время страховые компании стали предлагать анабиоз всем желающим.

Мы с Майлзом завели небольшую фабрику на краю пустыни Мохауве (раньше это здание принадлежало ВВС) и начали делать «Горничных». Я ведал техникой, Майлз — деловыми вопросами. Да-да, это я изобрел «Горничную» и всех ее родичей: «Оконного Вилли» и прочих, хотя на их ярлыках и нет моего имени. Служа в армии, я часто задумывался, что может сделать один инженер? Работать на Standard Oil или на Dupont, или на General Motors? И тридцать лет выслуживать пенсию? Вы проглотите кучу деликатесов на званых обедах, вдосталь налетаетесь на самолетах, но никогда не будете хозяином самому себе. Есть еще государственная служба — там прилично платят, там нет никаких тревог, там хорошие пенсии, ежегодные отпуска. Что до меня, то я хотел отдохнуть от всех обязанностей, тем более, что после армии мне полагается оплачиваемый отпуск.

Чем бы таким заняться, что не требует шести миллионов человеко-часов до выпуска на рынок первой модели? Все в один голос говорили, что времена велосипедных мастерских, времена Генри Форда и братьев Райт безвозвратно прошли, — но я не верил этому.

К тому времени автоматика применялась уже достаточно широко. Сложные химические реакторы обслуживались всего двумя операторами. Машина могла выдавать билет в одном городе, а в шести других знали, что это место занято. Стальные кроты грызли уголь, а горнякам оставалось лишь присматривать за ними издали. Именно поэтому я долбил электронику, кибернетику и прочее все время, пока числился в платежной ведомости Дяди Сэма.

Вопрос: какова конечная цель бытовой автоматизации? Ответ: максимально облегчить домашнюю работу. Я и не пытался рассчитать ее «научную организацию». Женщинам нужно совсем другое — хорошо обставленная удобная пещера. Существующее положение домохозяек не устраивало. И в самом деле, домашнее хозяйство велось самым допотопным образом. Только раз я встретил хозяйку, обходившуюся совсем без прислуги, все прочие нанимали дюжих деревенских девиц, и они четырнадцать часов в сутки драили полы, питались объедками с хозяйского стола, получали плату, которую презрел бы даже помощник ассенизатора, да еще и радовались, что нашли «хорошее место».

Именно поэтому мы назвали наше чудище «Горничной», как бы напоминая об этих полурабынях, дочках иммигрантов, которыми бабки пугают внучат. Основой конструкции был пылесос, а продавать наших «Горничных» мы собирались по цене, позволяющей им конкурировать с обыкновенной метлой.

Наша «Горничная» (первая модель, а не полуразумный робот, которого я сконструировал потом) должна была драить полы весь день напролет и без всякого надзора.

Они мыли, терли, всасывали пыль, полировали — словом, делали все, что было заложено в их убогую память. Они драили полы — и только. Более сложные действия были выше их сил. Весь день они ползали, отыскивая пыль и грязь, кружили по чистым полам в поисках пятен. Как хорошо вышколенная прислуга, они не совались в те комнаты, где были люди — уезжали в другие, пустые, разве что хозяин догонит ее и выключит, чтобы похвалиться перед гостями. Временами она уползала в свое стойло — подзарядить аккумуляторы. Потом мы стали встраивать «вечные» силовые агрегаты.

Короче говоря, различие между первой моделью «Горничной» и пылесосом было минимальным, но она работала без надзора, и это обеспечивало сбыт.

Основные узлы схемы я содрал с «электрических черепах», о которых в конце сороковых писали в «Сайентифик Американ»; цепи электронной памяти позаимствовал из «мозга» управляемой ракеты (здесь мне крупно повезло: из-за строжайшей секретности их даже не запатентовали); рабочие узлы — из дюжины разных механизмов, включая полотер, каким пользуются в казармах, аптечный миксер и манипуляторы, которыми на атомных заводах берут все «горячее». Таким образом, ничего принципиально нового в ее конструкции не было: я просто собрал вместе уже известные узлы и детали. Такое «изобретательство» должно опираться на юриста, хорошо знающего патентное дело и умеющего находить всяческие лазейки в патентном праве.

Настоящая изобретательность требовалась при налаживании производства: мы собирали «Горничных» из частей, которые заказывали по каталогу. Исключение составляли только несколько эксцентриков и одна печатная плата. Плату нам поставляли по контракту, а эксцентрики я делал сам из отходов военной автоматики, брошенных в сарае, который мы гордо именовали фабрикой. Поначалу мы с Майлзом подбирали все, что могло нам сгодиться: запчасти, инструменты, краски. Нынешняя модель с мозгом стоит 4317 долларов девять центов, а первые «Горничные» обходились нам всего лишь в тридцать девять долларов. Товар мы отправляли перекупщику в Лос-Анджелес по шестьдесят долларов за штуку, а он продавал их уже по восемьдесят пять. Мы шли на это, чтобы обеспечить сбыт до той поры, пока не сможем торговать сами. Надо сказать, нам не всегда хватало денег даже на еду, а прибыль, естественно, начала поступать не сразу. Вскоре «Лайф» поместил о «Горничных» целый разворот… и здорово помог сбыту нашего чудища.