Геннадий Шпаликов - Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

• Название: Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.
• Автор: Геннадий Шпаликов
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-89178-076-3

Сборник произведений трагически рано ушедшего из жизни поэта, писателя и драматурга Геннадия Шпаликова.

---

Они шли втроем по пустой утренней улице: отец, сын, мать.

Наступил апрель. Дни теперь были длинные, долгие, и в то же время они летели стремительно, солнечные, светлые. Это была весна нашей победы.

Школьное здание было покрыто строительными лесами. Рядом с рабочими трудились школьники старших классов, помогая восстанавливать школу.

А на первом этаже своим чередом шли уроки.

Тот же самый класс.

Вошла преподавательница, дети встали. Женька и Игорь — на одной парте. Учительница поздоровалась по-немецки. Ребята ответили нестройным хором.

Начался урок немецкого языка. Накануне была контрольная, и учительница, молодая женщина в светлой кофточке, русая, с приветливым круглым лицом, раздавала тетрадки, называя оценки и добавляя при этом те обычные слова, которые говорят преподаватели. Наконец очередь дошла до Игоря. Он встал.

— Игорь, а твоей тетради опять нет, — сказала учительница. — Если так будет продолжаться, двойки в четверти тебе не миновать.

Игорь молчал.

— Неужели тебе не хочется в совершенстве овладеть немецким языком? — продолжала учительница.

— Нет, не хочется, — Игорь усмехнулся.

— Нельзя ненавидеть народ, — сказала учительница, — народ, который дал миру великого композитора Бетховена, классиков мировой; литературы Гейне, Гете и Шиллера…

— И Гитлера, — сказал Игорь.

— Да, но немецкий народ нам дорог не этим.

— Не знаю, чем он вам так особенно дорог, — сказал Игорь. — Вы во время войны где были?

— Я была в Куйбышеве, — сказала учительница.

— А я здесь, — Игорь осторожно опустил крышку парты и молча вышел из класса.

Игорь стоял в пустом коридоре у окна. Мимо проходил старик гардеробщик, он же давал звонок.

— Что, выгнали? — спросил он.

— Выгнали, — сказал Игорь.

— Бывает, — равнодушно сказал старик и пошел дальше.

Прозвенел долгий звонок. Учительница немецкого языка встала, чтобы попрощаться, Класс тоже встал.

Как обычно, учительница прощалась по-немецки.

Класс ответил молчанием.

Она повторила прощание.

Класс молчал. Лица у ребят были серьезные и строгие. Учительница обвела их взглядом и вышла из класса.

Женька и Игорь молча шли по улице. Позади них, как всегда, семенила Лена.

— Что с вами? — спрашивала она. — Поругались, а идете вместе…

— Отстань ты… — сказал Женька.

— Женька двойку получил? — продолжала интересоваться Лена.

Женька остановился.

— Что ты за нами ходишь? — спросил он. — Иди лучше попрыгай! — он кивнул в сторону девочек со скакалками.

Лена остановилась с обиженным лицом, а ребята пошли дальше.

— А ты пойдешь на казнь смотреть? — спросил Женька.

— На какую казнь? — спросил Игорь.

— Утром по радио передавали: в пять часов начнется, на площади Коммунаров.

— А кого? — равнодушно поинтересовался Игорь.

— Один наш, полицай. А другой гестаповец.

— Понятно, — сказал Игорь.

— Ты пойдешь?

— Я уже раз видел… — сказал Игорь.

— Когда? — не понял Женька.

— Видел — и все.

Ребята молчали.

— Я бы сам тогда на это не пошел смотреть, — наконец сказал Женька.

— Не пошел, заставили бы, — спокойно сказал Игорь.

— Меня бы не заставили! — Женька даже остановился.

— Сейчас это трудно проверить, — усмехнулся Игорь.

Они стояли друг против друга: напряженный, побледневший Женька и Игорь, спокойный, чуть вялый.

Толпа людей расступилась, пропустив к центру площади закрытую машину, и сомкнулась снова.

Не ради праздного любопытства собрались на площади жители этого небольшого городка. Многие из них вынесли на себе всю тяжесть и унижение оккупации. У многих она отняла близких людей. Это были страшные годы рабства, но в то же время это были годы борьбы: за свободу, за нашу власть. В этой борьбе погибали лучшие из лучших. И вот справедливость восторжествовала, победила: теперь живые мстят палачам и предателям.

Суровы лица людей на площади. Среди других мы видим солдата (он преподавал пение в школе), Зину, мать Игоря, Люсю и учительницу немецкого языка.

А день пасмурный, весенний. Над площадью кружились и кричали птицы, ветер сносил их, переворачивал на лету.

Звучат слова приговора.

А в это время Игорь и Женька пробирались в толпе к центру площади.

Спины, спины, чьи-то локти, снова спины — сколько их! Игорь пробивался первым. Лицо у него было сосредоточенное, даже злое. Он как таран входил в толпу, а уже за ним по освобожденному проходу двигался Женька.

Но когда наконец они прорвались в первый ряд, все уже было кончено.

— Уже, — тяжело дыша, сказал Игорь, он смотрел прямо перед собой.

Женька взглянул и быстро опустил глаза.

— А ты не смотри, — тихо сказал Игорь. — Не хочешь — не смотри.

Но Женька поднял глаза и теперь уже смотрел долго и пристально.

Площадь молчала.

Игорь и Женька молча шли по улице.

Вечерело. Ребята шли в сторону широкого апрельского заката. Улица круто опускалась вниз. В окне третьего этажа, свесив ноги, сидел совсем молодой парень с гитарой и скорее насвистывал, чем играл «Синенький скромный платочек». Через улицу, на балкончике дома напротив, стояла, облокотившись о перила, девушка. Эта старинная, мирная идиллия никак не вязалась с только что происшедшим на площади, но в ней был простой и верный смысл: война — войной, весна — весной, и хорошо, что все кончается и что у людей кроме войн имеется впереди много прекрасных занятий: любить, смотреть через улицу на девушку, которая тебе нравится.

Весенний вечер. Во всем уже весна.

Во всяком городе существует парк, где собирались раньше люди по вечерам, собираются они и теперь… Может быть, — и наверняка — до войны все это выглядело иначе. Может быть, во всем было больше света, музыки — был размах развлечений. Но теперь все было проще. Горела лампочка, стоял на скамейке приемник, а к нему от патефона тянулись провода. Пластинки вертелись старые, трофейных еще не было, а новые пока не дошли, не долетели сюда.

Да и парка уже, собственно, почти не было. Его вырубили по необходимости за войну, за четыре жестоких зимы. Была рядом стена, высокая, кирпичная — госпиталь примыкал вплотную.

Сбоку на длинной деревянной скамейке сидели уже знакомые нам люди: солдат с костылями (из госпиталя), Женька, Игорь и еще один младший лейтенант в темных очках — он был слеп.

Девушки танцевали парами, очень серьезно и старательно, Звучал довоенный фокстрот, и младший лейтенант слушал улыбаясь, и постукивал в такт ладонью по колену.

— Ну как? — он повернулся к Женьке.

— Пока ничего интересного, — Женька внимательно разглядывал танцующих девушек.

— Вот эта ничего, — сказал солдат с костылями.

— Эту пропустим, — сказал Женька.

— Ты знаешь, смотри на тех, кто не танцует, — сказал младший лейтенант. — Самые лучшие девушки, бывает, стоят у стенки.

— Я сейчас, — сказал Женька и пошел вокруг площадки.

У стенок, действительно, стояло много девушек. Женька шел мимо них, внимательно рассматривал каждую.

А девушки насмешливо и весело смотрели на него.

— Добрый вечер, Женька!

— Пригласил бы!

— Ты кого выглядываешь?

— Женька?

— Эй, кавалер, ты не меня ищешь?

А Женька, не обращая внимания ни на кого и не отвечая, шел дальше.

Он остановился внезапно.

В углу сидела очень молодая девушка в светлом платочке. Она зачарованными глазами смотрела на прием-пик, танцующих, ей было просто хорошо. Ей тут все очень нравилось.

Женька решительно направился к ней.

И через некоторое время они уже танцевали. Женька был одного роста с ней, и все было бы ничего, но он совершено не умел танцевать и просто переступал ногами, стараясь, правда, не наступать на туфли, и вел ее через площадку к тому месту, где сидел младший лейтенант.

Это ему удалось вполне. Когда танец кончился, рядом с Женькой сидела эта девушка.

Дальше звучал вальс, тоже старый, старинный, прекрасный вальс.

Женя незаметно подтолкнул младшего лейтенанта, тот встал, сделал шаг вправо и пригласил девушку.

Они были чудесная пара, эта девушка и младший лейтенант — худой, строгий, в гимнастерке, туго затянутый ремнем, с орденом Отечественной войны. И танцевали они очень хорошо. Немного медленно, но хорошо.

— Вас как зовут? — спрашивал младший лейтенант.

— Вера.

— А меня Толя. Я вообще четыре года не танцевал.

— Вы хорошо ведете, — девушка посмотрела на него снизу.

— Главное, Вера, чтобы мы не врезались в забор.

— А вы ничего не видите? — спросила Вера.

— Сейчас это не имеет значения, Это все равно что танцевать в темной комнате. Раньше мы это даже любили: тушить свет и танцевать.