Ованес Туманян - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Ованес Туманян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1958

Туманян был и остается самым популярным, любимейшим писателем Армении. Он вошел в историю литературы как великий национальный поэт. Жизненная правда, естественность и искренность чувства, простота и ясность языка характеризуют народную музу Туманяна.

---

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

XVII

Рассвета лучом Чатиндаг[42] озарен.
И, как с водопоя верблюды, на склон
Гуськом из ущелья идут облака.
В долине блестит и дымится река…
Что ж полно смятенья селенье в горах?
На кровлях толпится встревоженный люд,
И юноши, ружья сжимая в руках,
Толпою ко входу в ущелье бегут.

XVIII

К толпе возбужденных событием людей
Седой, величавый старик подошел
И, пыхнув прокуренной трубкой своей,
Сказал, указавши рукою на дол:
«Я прошлую ночь — этак в полночь — не спал
И, глаз не смыкая, в постели лежал…
Всего я лишился на старости лет, —
И сна и здоровья бывалого нет…
Да… помню: был темный полуночный час,
Вдруг пес забрехал за стеною у нас.
„Эй, кто там? Уймись ты!“ — я крикнул ему.
Гляжу — пес, как бешеный, кинулся в тьму!..
„Эх, времечко! — тут про себя я сказал. —
Чем прежде я был, и чем нынче я стал?
Бывало, один возле выгона спишь,
Чуть шорох — и вскочишь, и в оба глядишь…“
Так вот, говорю, не сомкнул еще глаз;
А помню — был горький, полуночный час…
Две тени мелькнули, пустились бегом
От пса и пропали во мраке ночном…
Туда побежали».
                         Толпа удальцов
В ущелье сошла и двоих беглецов
Недавние там отыскала следы,
Терявшиеся на песке у воды.

XIX

Шло время. Толпа деревенских парней
Все горы обрыскала за́ сорок дней,
Но только Саро-пастуха не нашла,
Укравшего дерзко Ануш из села.
И парни ни с чем воротились домой.
Про удаль Саро говоря меж собой:
«Эх, вот у кого нам пример надо брать!
Друзья, вот как надо невест умыкать!..»
Но, жаждою мести снедаемый, брат
Беглянки Ануш не вернулся назад.
Дал клятву Моси беглецов проследить,
Убить их на месте и гнев утолить.
В горах он скитался…
                                  Но вот как-то раз
Со жницами-женщинами в поздний час,
В изодранном платье, понурясь, тайком
Беглянка вернулась в родительский дом.

XX

«Эй, слышь, Вардишах[43], коль любишь меня,
Раскинь-ка на счастье горсть ячменя!
Исчахнуть бы мне, ослепнуть бы мне!
Послушай, что мне приснилось во сне:
…Ущельем иду, где воды шумят,
И овцы Саро в ущелье стоят,
Язык обрели — и песню поют,
Согласно поют, чудесно поют.
Раскинь свой ячмень! Порадуй сестру!
Ой, плох этот сон… Ох, он не к добру…
О боже, врата свои нам открой;
Ты нас сотворил, мы — прах пред тобой!..
Безгласные овцы в ущелье глухом
Так пели, сестрица, как мы не споем;
Бедняги Саро убогая мать
С платочком пошла пред ними
                                              плясать…» —
«Услышь, Манишак[44], к несчастью твой сон.
Гляди на ячмень — как падает он:
Вот — зло, вот — добро… А это — гляди:
Саро… он стоит на черном пути.
Господь, молодца Саро пощади!
В дом старой нани беду не пусти!..»

XXI

И бродит Саро по горам родным.
Как загнанный зверь, из оврага в овраг.
И рок впереди, и пуля за ним.
Луга ему — ад, и друг ему — враг.

Когда ж на горах закат догорит
И вечер дарит отрадную тьму, —
Его баяти[45] печально звучит
И горы-друзья внимают ему:

                   «Ночные горы — эгей!
                   Вас мое горе темней.
                   Ой, горы, вам я кричу,
                   Одни вы вторите мне.

                   С надеждой к вам я бежал,
                   Я так от мира устал!
                   О горы, скройте меня
                   В глухих расселинах скал!

                   Как к дому друга, иду
                   К скалистым кручам во льду.
                   Умру, избавлюсь от мук,
                   Ночлег спокойный найду.

                   Умру… но как же она?
                   Ах, эта мысль мне страшна.
                   Пусть я избавлюсь от мук, —
                   Она как будет одна?»

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

XXII

Рыдает Ануш, пав на землю лицом.
Соседки безмолвно столпились кругом;
Не знают они, что ей, бедной, сказать,
И чем обнадежить, и как утешать…
Покамест бог миловал: бешеный брат
Из дальних полей не вернулся назад…
Но с пеной у рта жестокий отец
Плюется, клянет несчастную дочь:
«Пусть горе тебе принесет твой венец!
Уйди ты, распутница, с глаз моих прочь!
Подальше от дома свой стыд уноси,
Уйди! Не позорь ты отца своего!
Ты знала — его ненавидит Моси,
Ты знала — что мы невзлюбили его!
Так как же решилась ты с ним убежать?
Нет! Лучше б тебе в могиле лежать!..»
На крик старика всё селенье сошлось.
И слышно: «Утихни!.. Умерь свою злость!»
И сельский священник приплелся на крик —
Осанистый белобородый старик.
«Прочь, прочь уходите! — он людям сказал. —
Уйдите, чтоб сам я всю правду узнал!
Ануш всё мне скажет сама. И тогда
Увидите, что поправима беда.
Не плачь, успокойся, утихни, мой свет!
Скажи мне, ты любишь его или нет?
Сама захотела ты с ним убежать?.
Сама? Ну, так должен я вас обвенчать,—
И всё тут!.
                   Эй! кто там так громко кричит?..
Да что там?.. Пускай кто-нибудь поглядит!..
Убил?.. Кто?.. Моси?.. Не хватало беды…
Ануш, эй, Ануш!.. поскорее — воды!..»

XXIII

Как бурный поток, что, свиреп и могуч.
Внезапно бы на́ землю хлынул из туч.
Как яростный вихрь, распахнувший крыла,
Помчалась толпа парней из села.
Спешат, уж не спрашивая ни о чем,
Гонимые горем, как черным смерчом.
Влетели в ущелье. И мнится — у ног
Шипит и клубится кровавый поток…
И вмиг — никого не осталось в селе.
Теснясь, в нетерпеньи стоят на скале
И, с трепетом вслушиваясь в каждый звук.
Глядят напряженно. Но скалы вокруг
Безмолвны. Лишь пену бушующих вод
Бессонный Дэв-Бед по дну бездны несет.

XXIV

И вот показался убийца из мглы
Ущелья. Шаги неверны, тяжелы.
Идет… Все черты его искажены,
Глаза выраженьем ужасным полны.
И — страшный, медлительный — к двери своей
Прошел он, не глядя на лица людей;
Повесил на столб волосатой рукой
Ружье свое, схожее с черной змеей.
Застыла толпа. Каждый — как онемел
От страха… Никто и дохнуть не посмел,
Молчат. Вдруг завыла старуха одна.
Лицо раздирает и вопит она:
«Арай!»[46] Это сын ее, сын… он убит.
Она, обезумев от горя, бежит.
И, страшен и нечеловечески дик,
В пустынном ущелье звучит ее крик.

XXV

И с воплем «арай» исступленной толпой
Все женщины кинулись узкой тропой
В ущелье, за матерью вслед. И вдали
Ее возле мертвого сына нашли.
И плач их надгробный так скорбно звучал,
Что душу, казалось, живым разрывал.
И юноши с горестной думой в глазах
Уселись понуро на ближних камнях.
А женщины плакали — сгиб удалец…
Жалели покинутых сирых овец,
Бедняжку Ануш помянули потом
Бездушным проклятьем.
                                       Скорбели о том.
Что вот, мол, все юноши в горы пойдут,
Саро одного лишь с собой не возьмут.
Что некому будет собак накормить,
Что с кровли начнут они, бедные, выть,
Что палица с грозной щетиной гвоздей
Покроется сажей на полке своей.
Что длинный кинжал, украшенье стены,
Заржавеет, вдвинутый праздно в ножны.
Привыкшая к воздуху горных высот,
Нани в этот год на яйлаг не взойдет;
Одна будет дома несчастная мать
Сидеть, горевать, о былом вспоминать…

И каждое слово, что слышала мать
О сыне, ей сердце могло б растерзать.
И мать мертвеца начинает молить
Хоть слово сказать, хоть глаза приоткрыть:
«Что, солнышко, ты закатилось во тьму?
Зачем не глядишь ты? Молчишь почему?
Сын милый! Ты что изменил мне? Взгляни —
Ты отнял могилу у старой нани!»
Но бледные веки навек заперты.
Застыли уста, и не дрогнут черты.
Не слышит убитый земных голосов…
Недвижно белеет полоска зубов.

…И небо-врага проклинает она,
Отчаянья и исступленья полна.
И бога поносит, и волосы рвет,
И снова рыдает, и снова зовет:
«Ты солнцем за тучи упал, Саро-джан!
Ты с ветви цветущей упал, Саро-джан!
Тьма солнце убила мое, Саро-джан!..
И ночь наступила моя, Саро-джан!..»
…И ночь наступила. И пала роса.
И плачущих стихли вдали голоса.
Лишь старый Дэв-Бед, в гриве пенных седин.

Горюет и плачет в ущелье один.
                   С грозной песней
                   Мчится в бездне,
                   И — горя полн —
                   Бьет пеной волн
                   О стены скал.
                   За валом вал
                   Разбивает
                   И рыдает…

XXVI

Друзья с сокрушенной душой
Могилу копать пришли.
Над рекой, под скалой большой
Они его погребли.
Заблагоухал ивы цвет,
Всплыл над долиной туман.
И голосом шумным Дэв-Бед
Величавый спел шаракан[47].
И друзья — грустны и туманны —
Воротились каждый в свой дом,
Оставя внизу безымянный
Черный холм в ущелье глухом.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ