Меджа Мванги - Неприкаянные

• Название: Неприкаянные
• Автор: Меджа Мванги
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Молодым кенийцам, вынужденным ютиться в трущобах, посвящает свой роман «Неприкаянные» кенийский писатель Меджа Мванги. Трудна и беспросветна жизнь его героев — Майны и Меджи. Лучшим их устремлениям не суждено осуществиться. Под давлением обстоятельств оба героя скатываются все ниже, пока не оказываются на самом дне Пафос романа Мванги в протесте против социальной несправедливости, порождаемой капитализмом.

Первое издание: журнал «Иностранная литература», 1977 г., №№ 2, 3, 4.

---

Майна нахмурился. Взял жестяную кружку с полки. Больше она уже не понадобится. Кончились ужины. Он с силой бросил ее на пол и стал топтать ногами, пока она не расплющилась.

Они вышли, оставив дверь распахнутой настежь. Пусть деревенские собаки заглянут в хижину и убедятся, что там никого не осталось.

Возле дома, на дороге их поджидал хозяйский автомобиль с прицепом для багажа. Мотор был уже включен. Увидев, что у парней никаких вещей нет, хозяин, не сказав ни слова, вышел из машины и отцепил повозку.

Когда машина выехала на шоссе, Меджа обернулся и поглядел на усадьбу. Ветряк по-прежнему махал своими крыльями и поскрипывал. И без этого скрипа ему будет скучно. Как-никак и ветряк и Меджа тащили на себе одно и то же бремя! Оба трудились до изнеможения, добывая из ручья воду, оба охали и скрипели. И без этого вот ведра будет скучно. Стоит оно, полное воды, посреди газона, на том месте, где его оставил Меджа, услышав зав хозяина. Ждет, когда его поднимут за дужку и заставят снова курсировать между цветочными клумбами и ручьем. Вид этой жесткой металлической дужки вызывал у Меджи знакомые ассоциации. Он припомнил звуки музыки — такие прохладные и тихие, — доносившиеся из хозяйского дома, в то время как он, изнывая от жары, работал на газоне; вспомнил резкий, нудный, повелительный голос Боя, звавшего Майну; вспомнил, какую уйму воды он перетаскал с ручья. Его спина и плечи стали теперь сильными и крепкими, а ноги — тугими и упругими, как стальные пружины.

Он хотел взглянуть на свои мозолистые ладони и разжал пальцы; в руке у него оказались деньги, которые он забыл положить в карман: измятые бумажки и монеты, отливавшие тускло-серым металлом.

Машина, набирая скорость, покатила по направлению к городу.

Меджа сидел на краю вонючей канавы. Редкие прохожие, погруженные в свои каждодневные заботы, не обращали на худого долговязого юношу никакого внимания. Но от острого, пытливого взгляда Меджи не ускользало ничто. Он одинаково внимательно следил и за оборванными нищими, медленно, точно призраки, проплывавшими мимо него, и за деловитыми упитанными чиновниками, морщившими носы от смрада грязных закоулков. Следил и сравнивал.

Однако любопытство Меджи было праздным. Он но испытывал ни жалости к нищим, ни зависти к чиновникам. Слишком хорошо он знал мир оборванцев, чтобы жалеть их, и слишком хорошо представлял себе мир толстопузых, чтобы завидовать их положению. Дна года изучал он человеческую натуру и теперь не сомневался в том, что иной нищий при удобном случае может оказаться не меньшим, если не большим, подлецом, чем богач. С тех пор как Меджа перестал работать у белого фермера и израсходовал все свои сбережения, он много скитался, много видел разных людей. С нищими ему приходилось и разговаривать, и есть, и спать, и драться. Все их жалкие помыслы, все их страхи были ему известны. Он испробовал много различных занятий. И предпринял еще одну попытку найти постоянную работу, пройдя через все те унижения, которым впервые подвергался после окончания школы. И наконец убедился — более, чем когда-либо, — что место получить невозможно. Он оставил все надежды и решил привыкать к положению безработного. Потребовалось немало мужества и немало уговоров со стороны Майны, чтобы вернуться в трущобы.

— Что делать, Меджа. У тебя только один путь: либо домой, в деревню, либо на городские задворки. Не можешь же ты болтаться между небом и землей.

Меджа молчал.

— Хочешь вернуться домой?

Меджа покачал головой. О возвращении в деревню он пока не думал. Нет. Ехать домой, не найдя работы, не имело смысла.

— Может, встретим еще какого-нибудь Боя, который предложит нам работу, — сказал Майна, хотя и был уверен, что мечта эта несбыточна. — Ты же сам говорил, что надо беречь то, что имеешь, а именно — жизнь. Поправятся еще наши дела.

Так они и осели на той же улочке, куда впервые пришли немногим более двух лет назад. Только теперь стали взрослее и умнее. Меджа набрался житейского опыта. Он понял, к примеру, что, в какой бы среде ты ни оказался (даже в компании нищих), всюду найдутся охотники командовать тобой и нет никакого расчета водить с ними дружбу. Так же, как не было расчета раздражать приказчика.

Сидя на краю канавы и наблюдая жизнь, Меджа ни о чем определенном не думал. Он желал только одного: чтобы побыстрее пролетело время и настал тот день, когда он либо получит работу, либо умрет. И не так уж важно, если он умрет раньше, чем получит работу. Важно лишь то, что скоро придет Майна и принесет чего-нибудь поесть, а это будет весьма кстати, ибо голод дает себя знать. Чтобы убить время, Меджа болтал ногами. И сравнивал разные типы людей, проходивших мимо.

Вдруг философские размышления Меджи были прерваны криком, доносившимся со стороны супермаркета. Из черного хода выбежал Майна. По его стремительному бегу можно было предположить, что за ним гонится сам дьявол. Меджа застыл на месте, от волнения сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Голова закружилась в вихре догадок. Никогда еще он не видел, чтобы Майна так быстро бегал; а ведь Майна, насколько Меджа знал, зря не побежит.

Майна бежал прямо на Меджу, по в последний момент резко свернул влево, успев бросить ему сверток из старых грязных газет.

— Лови! — крикнул он и побежал дальше.

Мысли в голове Меджи путались, он ничего не мог понять. Видел только, что сверток летит прямо в него. Он инстинктивно выставил вперед руки, чтобы защитить грудь, и в тот же миг почувствовал, что сверток у него в руках. Потом его ноги начали двигаться, и он, сам не сознавая того, побежал. Он не знал, почему бежит, лишь чувство самосохранения подсказывало ему, что надо бежать. Да ему ничего больше не оставалось и делать, поскольку сверток-то надо спасать.

Человек из супермаркета погнался теперь за ним. Меджа кинулся направо, в переулок, преследователь — туда же, крича во все горло. Поворачивая влево, на какую-то улицу, Меджа увидел позади себя бегущую толпу во главе с дюжим полицейским. Это было уже страшно, и он помчался быстрее. Разгоряченный, обливаясь потом, он добежал до тупика, свернул влево и, наскочив на нищего, столкнул его в яму с мусором. Тут он споткнулся о мусорный бак, но удержался на ногах и побежал дальше. Однако усталость брала свое, к тому же он был очень напуган. Он повернул еще раз налево и оказался на центральной улице.

Улицу запрудил народ, всюду стояли и ехали автомобили, бежать было некуда. Меджа остановился. Грудь его вздымалась, лихорадочно работал мозг, но раздумывать было некогда. Он бессознательно все еще сжимал онемевшими пальцами сверток. Соленый пот стекал ручейками в рот и ел глаза. Позади него все явственней слышались голоса, но он не стал оглядываться. Он и так знал, кто у него за спиной: крикливая толпа зевак и полицейский. Помутненное сознание приказывало ему бежать, ноги, не внемля доводам разума, снова понесли его вперед.

Он натыкался на людей и на счетчики платных автомобильных стоянок. Перепрыгивал через коляски с детьми. Сбивал с ног разносчиков, ломая их коробки, разбивая что-то стеклянное. Его хотели поймать, но он ускользнул. Поднялся гвалт, люди хватали его руками. Голова у Меджи сильно закружилась. В паническом страхе он метался из стороны в сторону, дико рыча я пробивая себе кулаками путь в толпе. Но бежать было некуда.

Он кинулся на проезжую часть, чтобы пересечь улицу; в тот же миг в его ушах раздался свист холодного ветра и визг тормозов. Закричала какая-то женщина. Меджа почувствовал, что его подняло на воздух. Глаза застлала черная пелена, и все окутал мрак.

Очнулся он спустя несколько мгновений от невыносимой боли. Он лежал на середине улицы. В нескольких шагах от него блестел новенький «форд-капри» с разбитым ветровым стеклом. Вокруг собрались любопытные и смотрели на него сверху вниз. В кольце зевак стоял полицейский и требовал разойтись. Несколько женщин, тихо всхлипывая и вытирая глаза платками, отошли.

Меджа все еще не выпускал из рук свертка. Теперь можно посмотреть, что в нем — торопиться некуда. Бумага частично порвалась, и было видно, что в нее завернуто. Меджа смотрел долго и упорно. Сначала он не поверил своим глазам. Но сомнения быть не могло. Это такая же реальность, как адская боль внутри и как вот эта толпа, с любопытством разглядывающая его.

Потом над ним склонился человек в форме служащего супермаркета и схватил сверток. Бумага разорвалась, и из окровавленных рук Меджи выпали… два гнилых яблока.

Ошеломленный служащий смотрел на них, не сводя глаз. Над ним вились мухи, но их, казалось, больше привлекала кровь Меджи, чем сами яблоки. Толпа тоже недоуменно глядела на яблоки. Служащий оправился от оцепенения и закричав:

— Они у него были! Были!

Толпа затаила дыхание. Полицейский вопросительно смотрел на служащего.