Ирина Щеглова - Большая книга ужасов 2014 (сборник)

• Название: Большая книга ужасов 2014 (сборник)
• Автор: Ирина Щеглова
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-67974-4

«Планета чудовищ» Ну почему вместо прекрасной «Зари» с теплым морем и розовыми пляжами я прохожу практику на обледеневшем спутнике Юпитера? Это похоже на изощренную издевку учителей. Месть лично мне, Тимофею Павлову, за то, что так и не превратился из лентяя в нормального человека, не оправдал возложенных надежд… Подумаешь! Я лодырь, но не дурак. Прекрасно понимаю: и отсюда можно сбежать. Вслед за одним странным парнем я пробрался на беспилотный грузовик. Только корабль прилетел совсем не на ту планету…

«Не читайте черную тетрадь!» Холодея от ужаса, ступают по темным подземным коридорам Валя и ее друзья. Несколько дней назад девочка подзадорила одноклассника Володьку «на слабо» переночевать в этом подземелье, где, по слухам, поселился призрак, и с тех пор о Володьке ни слуху ни духу. Неужели осталось лишь горько раскаиваться? Или все-таки Володьку еще можно спасти? Но как? Ведь все знают, что из этого ужасного подвала еще никто и никогда не возвращался… Ребята продолжают свой опасный поход. И вот перед ними возникает ухмыляющийся череп, а затем стрелка, указывающая путь в неведомое…

«Змеиные глаза смерти» «За дверью кто-то стоял. Она знала, чувствовала чужое присутствие. И этот чужой ждал. Ждал, что она сейчас подойдет и распахнет дверь…» Один и тот же кошмар на протяжении уже долгого времени мучает Варю. И поездка на турбазу в горы развеяться, похоже, не помогает. Невероятно ужасные сны не прекращаются. Кажется, они происходят наяву! Отличить реальность от кошмара все труднее, ведь, просыпаясь, Варя оказывается во власти настоящего ужаса…

«Лес проклятых» Зло существует, оно живет среди нас. Самое главное — не вспоминать о нем, и тогда все будет хорошо. Любопытство Катьки обернулось против нее самой. Решив заглянуть в дом к цыганке, она стала свидетельницей страшного ритуала. Теперь цыганка пойдет на все, чтобы извести девчонку, ведь на карту поставлено слишком многое — проклятье, которое вот уже двести лет тяготеет над деревней, вот-вот исполнится, и никто не должен помешать этому. На помощь Кате приходит ее сестра-близнец. Если она не успеет разрушить колдовство, то от деревни не останется и камня на камне, а Катя умрет в страшных мучениях.

---

Груша премило поморгала, достала баллончик и вбрызнула в глаза жидкие линзы.

— Дай мне… — потянулся было и я, но Груша баллончик спрятала.

— Она прибывает, — сообщил сбоку Барков.

Розовые сопли действительно прибывали с угрожающей скоростью. Они были холодные, неприятные и добрались мне уже до подбородка.

— Корыто… — ругнулся я. — Чтоб это корыто провалилось…

Я захлебнулся.

С подобными устройствами я дела еще не имел, однако знал, что тут главное не дергаться и не задерживать дыхание, а то очень неприятно утонешь. А надо утонуть приятно. Поэтому я смело вздохнул и задышал — амортизационные сопли были насыщены кислородом, в них можно было не то что дышать, в них можно даже жить. По вкусу они напоминали клюквенный кисель, и питательность примерно такая же.

Справа от меня уверенно работала с сенсорным пультом Груша, а еще правее извивался Барков — пытался задержать дыхание. Но пытался недолго — Груша не глядя стукнула его кулаком в грудь, и Барков вздохнул.

Сопли заполнили всю рубку, нос корабля стал задираться, нацеливаясь в небо. Скоро он задрался окончательно, пошел обратный отсчет. Когда приятный механический голос произнес «зеро», «Чучундра»… пардон, «Валендра» рванула вверх.

Мы пропороли атмосферу, пропороли все орбиты и прыгнули к Луне. Причем почти в нее воткнулись — автопилот переложил курс буквально секунды за две, «Чучундра» пронеслась над пятнистыми кратерными просторами. Наконец мы вышли в космос.

Двигатели умолкли, под ногами чавкнуло, и сопли стали убывать.

Идем на Европу.

Глава 3. Поцелуй кувалды

Это так только красиво называется — гляциология.

Вроде как название благородное и что-то за ним такое есть, вроде как наука. На самом деле гляциология оказалась удивительно муторным и чрезвычайно скучным занятием.

На следующий день после прибытия, не дав ни вздохнуть, ни оглядеться, нас отправили на работу. Провели к лифтам и опустили в тусклые ледяные глубины Европы. Ни самой Европы, ни Юпитера мы не увидели. Зато увидели скучный стандартный холл, заставленный пластиковыми боксами, со множеством дверей и небольшим количеством людей, деловито снующих туда-сюда.

Один из людей, здоровенный широкоплечий бородатый мужик, подошел к нам.

— Карасюк — руководитель станции «Пири», — представила нам великана Груша.

— Здравствуй, Полечка, — улыбнулся Карасюк. — Это твои человеки?

— Это мои землеройки, — подтвердила гадкая Полечка.

Карасюк протянул ей руку и пожал. Потом и нам тоже пожал. Подковы бы ему гнуть, а не руки жать.

— Ты тут, Полечка, сама, пожалуй, разбирайся, — сказал Карасюк. — У меня дел много, орбита гуляет. Выбирайте любые каюты, берите любое оборудование на складе, а меня не отвлекайте. Договорились?

— Договорились, Карасюк.

— На сколько прилетели?

— Ненадолго. Так, на пару месяцев.

Вот уж что мне совсем не понравилось. Провести два месяца в ледяном санатории не входило в мои планы. Но виду я не подал. Там посмотрим.

— Это и есть Европа? — недоуменно спросил Барков, оглядываясь по сторонам.

— Европа там, — начальник гляциологов Карасюк указал пальцем в потолок. — А тут у нас не Европа, у нас тут…

И он сказал слово, которое употреблять в обществе не дозволено. Произнеся его, Карасюк от души расхохотался. И Груша рассмеялась. И я вдруг представил, как Груша с Карасюком сидят где-нибудь в буфете оперного театра и смачно и с удовольствием употребляют это и другие не очень приличные слова. Не знаю, с чего вдруг у меня возникло такое видение.

— Да, ребята, Европа и есть, — уже по-нормальному объяснил Карасюк. — Гляциологическая станция. От нас до поверхности почти полкилометра, и еще километр до океана. — Здоровяк указал пальцем в пол. — До океана мы еще не дошли, но через три года дойдем. И тогда… — Карасюк мечтательно закатил глаза.

А я никакого энтузиазма по поводу океана Европы не испытывал. Ну, добурятся они до океана, отыщут там каких-нибудь своих инфузорий. Назовут их своими именами, напишут книжки и будут думать, что осчастливили человечество.

В моем воображении возникла омерзительного вида микроскопическая сороконожка с большими глупыми глазами и толстым пузом. Сороконожка барахталась в реликтовом бульоне, пожирала других таких же сороконожек и носила громкое и гордое имя «Apollinarius Imbecillus».

И дальше что? Дальше скукота, хоть в лед живьем зарывайся.

— А пока мы пробиваем горизонтальные штреки, — вернул меня в макромир Карасюк. — Ладно, Полечка, мне пора.

Начальник станции с удовольствием пожал нам руки еще разок, после чего куда-то убежал.

— Пойдем каюты себе поищем? — робко предложил я.

— Пойдем поработаем, — скрежетнула Груша. — В раздевалку! Насекомые…

Мы переоделись в универсальные комбинезоны, подогнанные по нашему размеру железными прищепками, спустились еще на несколько этажей и оказались в довольно широкой ледяной пещере. С потолка ее свешивались старомодные жестяные светильники с ультрасовременными вечными лампами, а под ногами тянулись рельсы. Настоящие рельсы, прямо как в ретропарке! На рельсах стояла колесная повозка с ручным приводом. Похожая на железную телегу.

— А почему нет мотора? — спросил Барков.

— В штреках нет никаких моторов, — ответила Груша. — Никаких моторов, никакого электричества. Чтобы не погубить здешние хрупкие микроорганизмы.

— А это что? — Я кивнул на телегу.

— Это называется «коза», — пояснила Груша. — Садитесь на нее, беритесь за ручку и вперед до конца. Потом обратно. Ну, вперед, быстро!

«Вперед до конца» оказалось почти три километра. И везли мы с Барковым отнюдь не балерину.

Наконец рельсы кончились, и мы остановились. Вдоль стен располагались боксы с оборудованием, нары, столы, стулья, ящики с какими-то первобытными инструментами.

— Повторяю: здесь нельзя использовать никаких механических устройств, — пояснила Груша. — Настоящий гляциолог работает прежде всего руками. И еще кое-чем.

Груша выразительно постучала себя по голове и вручила нам орудия труда.

Мне досталась довольно толстая железная палка, чуть сплющенная на одном конце и четырехгранно заостренная на другом. Палка походила на копье. Не берусь утверждать точно, но, мне кажется, звалась она ломом. Слово «лом» происходило от глагола «ломать». Впрочем, могло быть и наоборот — глагол «ломать» мог происходить от названия инструмента. Ломом надо было ломать. Или ломить. Короче, крушить и разваливать. Лом очень шел Груше, а мне лом совершенно не понравился.

Баркову повезло, ему достался более интеллектуальный инструмент — бур. Такая штука с длинной поперечной ручкой, на которую надо было налегать всем телом.

Название и назначение бура я знал неплохо, поскольку в начальных классах мы изучали подобные устройства на уроках физики. Архимед и другие древние греки обожали что-то бурить. Барков на Архимеда походил не очень сильно, но, видимо, в ближайшее время бурить ему придется немало.

— Объясняю задачу. Вы идете вон к той стене… — заговорила Груша и указала на ледяную стену в конце туннеля. — Ты, Петя, буришь три пробы и складываешь их вон в тот ящик. После чего ты, — Груша больно ткнула пальцем мне в грудь, — берешь лом и скалываешь несколько метров льда. После чего опять бурите. Все просто. Если ты не сможешь работать ломом, то вон там лежат кирки, ими тоже можно рубить. Все понятно?

— Почти, — сказал я. — Непонятно, что в данном раскладе делаешь ты?

— Я — научный работник, — высокомерно заявила Груша. — Я анализирую.

— Я тоже прекрасный анализатор… — попытался было дернуться я, но Груша пресекла мою инициативу:

— Берешь лом — и лупишь им в стену! Вперед!

Я взял лом.

И весь день я проклинал все. Себя. Европу. Современную гляциологию. Научных работников. Но больше всего я проклинал Майю Ивановну Гучковскую, отправившую меня перевоспитываться в ледяные копи.

На третий день работы я, к собственному своему отвращению, приобрел определенную сноровку в работе с ломом — мог с первого удара отколоть от стены изрядный пласт. Но от обретения той сноровки у меня просто отваливались руки и ныли от напряжения колени. И душа протестовала.

Барков чувствовал себя не лучше. От бура у него на плечах и груди образовался прямоугольный синяк, и Петр со своим синяком отправился в медпункт. А там ему прописали… всего лишь свинцовую примочку.

Только Груше было хорошо. Она смотрела в микроскоп, искала бактерии и мечтала о подледной жизни.

Так прошло пять дней. Самых худших пять дней в моей жизни. Так я тогда думал. Если бы я знал, что совсем скоро начнется такое… Если бы я знал, я бы вцепился в тот лом, вцепился бы в те ледяные стены, и даже могучий Карасюк не выковырял бы меня на поверхность. Но кто может предвидеть будущее…