Алексей Десняк - Десну перешли батальоны

• Название: Десну перешли батальоны
• Автор: Алексей Десняк
• Издательство: Крымиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1957

Роман «Десну перешли батальоны» освещает героические события, происходившие на Украине в годы Октябрьской революции и гражданской войны. В нем правдиво изображена борьба трудящихся за Советскую власть, борьба против немецких оккупантов, кулаков, петлюровцев и других врагов революции.

---

Выйдя на веранду, Ксана грациозно, но с чувством собственного достоинства поклонилась. Владимир Викторович быстро поднялся и поцеловал ее оголенную полную руку. Платон Антонович удовлетворенно кашлянул.

— Наша Ксана — просто чудо! — любуясь ею, говорила мягким и манерно-нежным голосом старшая дочь Соболевского — Глафира Платоновна. Глафира Платоновна — среднего роста, круглолицая, с медлительными движениями — взяла свою племянницу об руку. Глафира Платоновна была в роскошном шелковом костюме сестры милосердия, на голове — белая косынка, спадавшая на плечи, а на высокой груди красовался большой красный крест. В начале войны она действительно была сестрой милосердия в Риге, где стояла воинская часть Владимира Викторовича — ее мужа. Пока раненых было немного, Глафира Платоновна ездила в госпитали, раздавала подарки «солдатикам» и иногда даже делала перевязки. Когда же госпитали заполнились искалеченными на фронте солдатами и вид раненых и их нечеловеческие страдания стали действовать на ее нервы, когда стало ясно, что война требует большого самопожертвования, Глафира Платоновна сразу забыла о своем патриотизме и перестала посещать «солдатиков». В дни приближения немцев к Риге она благополучно эвакуировалась в Москву, а летом приехала к отцу в Боровичи и мужа вызвала сюда в отпуск. Она любила всем рассказывать, как заботилась о «солдатиках», и сама верила в то, что рассказывала, и, расчувствовавшись, плакала. В деревне она продолжала игру в милосердную сестрицу, носила форму (которая была ей так к лицу) и время от времени собирала среди крестьян пожертвования для окопных героев.

— Пойдем, чтобы не запоздать, — тихо попросила Татьяна Платоновна, мать Ксаны и Муси.

Татьяна Платоновна — полная противоположность сестре. Тихая, скромная и трудолюбивая женщина, без капризов и чрезмерных требований. Еще в гимназии она перечитала множество книг, которые оказали на нее большее влияние, чем родители. Окончив гимназию, Татьяна Платоновна пошла работать в школу народной учительницей. Там она встретила молодого способного учителя из крестьян Петра Варфоломеевича Бровченко. Ей понравился высокий, стройный и серьезный Бровченко. Он сделал предложение. Татьяна Платоновна ему не отказала, хоть и предвидела, что отец не даст согласия на этот брак. Обвенчались они тайком. Соболевский принужден был примириться со свершившимся фактом, но отказался что бы то ни было дать в приданое дочери и Петра сыном не называл. Непримиримая вражда навсегда осталась между тестем и зятем. Когда началась мировая война, Бровченко мобилизовали на фронт, и Соболевский забрал дочь и внучек к себе.

…Соболевские вышли на улицу. Впереди, опираясь на палку, волочил ноги Платон Антонович, за ним шел Владимир Викторович, взяв под руку Глафиру и Ксану, за ними — Татьяна Платоновна и Нина Дмитриевна, приподнявшая, чтобы не запылить, край своего платья. Они свернули вправо, к плотине и, спускаясь с горы, всматривались в дорогу, пролегавшую через луг.

— Господа, в лесу, в холодке подождем! — предложил Владимир Викторович. Все согласились. Офицер стал рассказывать о неутешительном положении на фронте, о массовом бегстве солдат из окопов. Глафира Платоновна умело поддерживала разговор мужчин и в то же время восхищалась пейзажем. Восхищаться, действительно, было чем: справа от дороги, в низине, на лугах, принадлежавших отцу, росла густая высокая трава, слева — отцветали цветы на пригорках. Впереди, маня прохладой, зеленела дубовая рощица, белели нарядные березки. Глафира Платоновна оглянулась. Над Гнилицей поднималась гора. На ней — село. Слева от плотины начинался их сад — там роскошная аллея, еще в молодости названная ею «Аллеей вздохов». Глафира Платоновна видит даже увитую диким виноградом беседку. Сколько там передумано в молодые годы!

— Люблю наши Боровичи! В них столько поэзии. Луга, леса, поля, река Лошь! Куда ни пойдешь — душа радуется. Всю зиму — в Москве, и весело, кажется, жить в таком большом городе, а как придет весна — не могу! Тянет меня в Боровичи! — восхищенно тараторила Глафира Платоновна.

— Действительно, флора Полесья чрезвычайно богата. Прекрасный колорит! — поддерживал жену Владимир Викторович.

— Общества здесь нет подходящего, — с грустью проронила Ксана.

— О-о, я тебя, Ксана, понимаю, — многозначительно улыбнулся Владимир Викторович. — Офицерские погоны, шпоры, музыка, песни, развлечения!.. — и вздохнул.

Они вышли на опушку. Дорога, вырвавшись из леса, снова запетляла по лугу к соседней деревне.

Ксана взобралась на пенек.

— Наши лошади!

Все поспешили навстречу. Офицер стал торопливо собирать букет луговых цветов. На дорогу вырвалась пара серых, в яблоках, лошадей. Хоть дочери еще не было видно, Татьяна Платоновна первая замахала платочком. Платон Антонович азартно махал шляпой. Блеснули белые бретели гимназического передника, над бричкой покачивалась соломенная шляпка. Муся сияла счастливой улыбкой. Кучер круто остановил лошадей. Татьяна Платоновна кинулась к бричке. Муся повисла на шее у матери. Глафира Платоновна привлекла гимназистку к себе, не преминув выдавить из своих холодных глаз пару слезинок. Когда мать и тетка выпустили Мусю, она очутилась в объятиях Нины Дмитриевны, затем к ней неторопливо подошла Ксана и, склонившись, поцеловала в щеку. Платон Антонович подставил голову. Муся чмокнула его и протянула руку Владимиру Викторовичу. Он прикоснулся губами к ее пальчикам и, протянув букет ромашек и синих колокольчиков, просил не быть слишком требовательной и принять скромные цветы родного края.

— Ах, как я по вас соскучилась! Вы понимаете: я в Боровичах!.. Я в Боровичах!.. Лес, поле, луга — для меня!.. Нет противной математики! Нет немки!.. — Свобода!.. — Муся подпрыгивала, болтала без умолку, забегала вперед, пританцовывала, скакала на одной ноге.

Ей было лет шестнадцать. Полненькая, живая и веселая, с серыми быстрыми глазками, с ямочками на щеках и двумя каштановыми косами — она производила приятное впечатление, хоть и не была так красива, как старшая сестра.

— Господа, пойдем пешком? Доставьте мне удовольствие.

Лошадей пустили вперед. В центре шла Муся, рядом — мать, бабушка, тетя, за ними Ксана и мужчины.

— Что у вас нового слышно в гимназии? — спросил Владимир Викторович, когда женщины немного угомонились.

— Все говорят о свободе! — выпалила гимназистка. Соболевский сердито кашлянул. — У нас тоже свои ораторы. Катя Гребницкая вылезет на стол, когда воспитательницы нет, и давай, и давай ораторствовать. И о равенстве, и о братстве! Ах, как она говорит! Где только она слова берет? Настоящий оратор.

— Черт знает, что она говорит!.. Розгой некому вас…

— Розгой?.. Шутите!.. А однажды мы штукенцию подстроили нашей монархистке… Воспитательница у нас, Лидия Аполлоновна, монархистка.

— Ты в этом что-нибудь понимаешь, Муся? — спросил офицер, насупив густые брови.

— Все говорят в гимназии… Послушайте. Сделали мы красивый красный бант, понимаете, красный, и положили в ее журнал. Приходит Лидия Аполлоновна, манерно поджала губы, обвела лорнетом весь класс. Мы притаились, молчим. Раскрыла она и: «Ах-ах! бунт в гимназии!.. Ах… ах!..» и упала на стул. Крик на всю гимназию подняла. Начальница прибежала, топает, страшная стала… Допрашивала, допрашивала, а мы, — словно воды в рот набрали… Так мы и победили! — удовлетворенно засмеялась гимназистка.

— И ты, Муся, не понимаешь, как непристойно то, что вы сделали? — не пряча иронической улыбки, спросил Владимир Викторович.

— Что тут непристойного?.. — удивилась девушка. — Теперь не монархический произвол! — повторила она, очевидно, кем-то в гимназии или на улице сказанные слова.

— Господи, боже мой!.. Муся! — женщины всплеснули руками.

— Ну и времена!.. Розги нужны, шомпола нужны! Боже, дай твердую руку и чистый разум для спасения России!.. — прошел вперед Владимир Викторович. — Вакханалия!..

Татьяна Платоновна украдкой дергала Мусю за платье. Глафира Платоновна стала быстро говорить о купальне. Ксана прищуренными глазами удивленно, словно на какого-то зверька, смотрела на сестру… Разговор оборвался. Радость встречи неожиданно испортила та, которую так торжественно встречали.

* * *

На следующий день Муся обежала весь сад, побывала у реки, на лугу. Радости ее не было предела. Занятые своими делами, домашние не обращали на Мусю внимания, у девушки было много свободного времени. Правда, Глафира Платоновна, вспоминая встречу в лесу, заводила длинные и скучные разговоры о выдержанности и поведении молодой девушки, но Муся легкомысленно отмахивалась и спешила в лес или на луг. Если у Марьянки выдавалась свободная минута, то Муся, чтобы не было страшно одной в лесу, брала ее с собой. Вскоре Муся привыкла к этой простой и ласковой девушке, певшей прекрасные украинские песни.