Валерий Поволяев - Оренбургский владыка

• Название: Оренбургский владыка
• Автор: Валерий Поволяев
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-651

Александр Ильич Дутов, потомственный казак, атаман Оренбургского казачьего войска, ветеран-орденоносец Русско-японской и Первой мировой войн, участник Брусиловского прорыва, генерал-лейтенант и непримиримый борец с большевистским режимом, был ликвидирован спецгруппой чекистов 7 февраля 1921 года в китайском городе Суйдун.

Об этом неординарном человеке, бесстрашном кавалеристе, талантливом военачальнике, любимом атамане оренбургских казаков и его яркой, но короткой жизни рассказывает новый остросюжетный роман известного писателя Валерия Поволяева.

---

Над ухом Дутова раздался выстрел, горячий залп воздуха отбил его голову в сторону. Дутов застонал. Белобрысый изумленно распахнул рот, взвился над землей, дернул ногами несколько раз — движения были суматошными, неуправляемыми, — и через мгновение рухнул на бруствер.

— Не зевайте, ваше высокоблагородь, — наставительно произнес Еремеев, перезаряжая карабин.

— Да у меня патрон заело… — тяжело дыша, проговорил Дутов.

Еремеев выстрелил снова, сбил с ног второго солдата, бежавшего за белобрысым. Тот захрипел на ходу, забусил [12] пространство кровью, поддел ногой рогатую каску-кастрюлю и с лету повалился в траву — только громко лязгнули зубы. Стрелял Ерема метко.

— Спасибо, друг Еремей, — просипел Дутов. Он наконец справился с застрявшей гильзой, выдернул ее из ствола, швырнул под ноги, — если бы не ты… — старшина не договорил.

Немецкая атака сорвалась — враги отвалили от самого окопа, занятого казаками, и поспешно понеслись назад. Хотя на правом фланге они сумели-таки залететь в окоп, и там завязалась рукопашная.

Дутов отложил карабин и ощупал тяжело отвисшую кобуру револьвера — в окопной драке самое лучшее использовать револьвер, — приподнялся на цыпочках, чтобы разобрать, что в окопе происходит и, помотав головой удрученно, предупредил Дерябина:

— Виктор Викторович, держите этот фланг под контролем, следите за всем. Как бы немцы не развернулись в новую атаку. А я — на тот фланг.

Хоть и длинен немецкий окоп, и выкопан со знанием дела — с выносными стрелковыми ячейками и ходами сообщения, с пулеметными гнездами, с досками на дне, — а места для боя мало. Люди, спрессовавшись на узком пространстве, мутузили друг друга прикладами, орудовали ножами, штыками, кулаками — кто чем. Невысокого роста казак лупил битюга-немца по голове каской, тот только мычал, да вскидывал в защитном движении руки, а казак все плющил каску о крепкий череп противника:

— На! На! На!

Войсковой старшина поспешил на помощь казаку, размахнулся, саданул немца рукоятью револьвера по темени, и тот медленно опустился на дно окопа. Казак сел рядом, вытер рукавом форменной рубахи залитое потом лицо:

— Спасибо, ваше высокоблагородь! Не то я совсем замучался с ним. Бью, бью его, а он все руками машет. Вот, гад, крепкий какой попался!

Дутов не ответил, протиснулся по окопу вперед, размял сапогами несколько мелких досок, изрубленных осколками в щепки, отодрал от кучи малы одного немца — сытого, кривоногого, с недоуменными глазами, саданул кулаком в лоб. Немец помотал головой, прорычал что-то и, развернувшись всем корпусом к Дутову, рогом попер на него.

Страха у Дутова не было, было другое — какое-то хмельное веселье, предощущение победы, что ли, желание, как в молодости, в безмятежную юнкерскую пору, похулиганить. Он сделал резкий шаг назад и поманил пальцем немца:

— Утю-тю-тю!

Тот набычился, шагнул к Дутову, поднял тяжелую, с исцарапанным прикладом винтовку, и войсковой старшина больше не стал мешкать да тянуть время — ткнул в него стволом револьвера:

— Хенде хох!

Немец вздохнул хрипло и, бросив винтовку, поднял руки. Дутов набрал в грудь воздуха, крикнул привычное:

— Еремеев!

Не думал он, что верный Еремеев слышит его, но тот услышал и, топоча ногами по доскам, подбежал к командиру, выдергивая из кармана моток веревки:

— Тут я!..

Войсковой старшина шагнул по окопу дальше — рукопашная вместе с рычащими людьми переместилась в самый угол — казаки там доколачивали швабов. Стенки окопа в нескольких местах обрушились, были измазаны кровью, истыканы, под ногами валялись грязные тряпки. И немцы и русские дрались в окопе яростно — кулаками, прикладами, ножами, выстрелов почти не было, только сопение, мат, восклицания, стоны, тупые удары, топот, аханье, всхлипы, хрипы, хруст костей. Выстрелы звучали очень редко, только при крайней необходимости, когда дышать становилось нечем, свет в глазах темнел, а в брюхо целился чужой штык.

Дутов миновал один ход сообщения и отшатнулся — на него, гулко бухая сапогами, несся немец в коротком, не по росту, мундире с закатанными по локоть рукавами. Винтовку он держал, будто дубину, за ствол.

Дутов пригнулся. Тяжелый дубовый приклад просвистел у него над головой. Дутов выпрямился и, стиснув зубы, ударил немца рукоятью револьвера по каске. Раздался звон — шлем «фельдграу» был отлит из прочного металла, ремешок, протянутый под подбородком, лопнул, и каска, похожая на большое, лошадиное копыто, проворно взметнулась в воздух. Дутов ткнул в немца стволом револьвера:

— Хенде хох!..

Сдав немца на руки Еремееву, Дутов снова ринулся в гущу схватки. Воздух над окопом висел смрадный, пахнул кровью, мочой, гноем, гнилью; чем-то противным, пропущенным через желудок, выжатым, вывернутым наизнанку… А неподалеку в кустах безмятежно шебуршали и попискивали птицы, незатейливая возня их никак не совмещалась с тем, что происходило в окопе, писк их был мирным и никакого отношения не имел к войне. Законы мира и войны — разные законы…

Через несколько минут в траншее все стихло. Ко всему безразличные мертвые лежали на дне окопа, вытянув руки, задрав заострившиеся носы. Над мертвыми вновь вились бабочки — опять откуда-то взялись. Живые сидели рядом, отдыхали.

Голова у Дутова была тяжелая, в глазах рябило, хотелось откинуться, разбросать руки крестом и, замерев, провалиться в сон. Он помял вялыми пальцами затылок, втянул сквозь зубы воздух: надо было прийти в себя, но сил на это не хватало, усталость брала свое. Дутов начал щипать жесткие небритые щеки, оттягивать кожу, чтобы сделать себе больно и немного встряхнуться. Наконец последним усилием, — больше ничего не осталось в загашнике, — он заставил себя подняться и выглянуть из окопа.

— Дерябин! — хриплым, едва различимым голосом позвал Дутов своего помощника. — Виктор Викторович!

Казак, сидевший рядом на дне окопа, зашевелился, ожил, повернул голову, передавая зов командира дальше:

— Их высокоблагородие зовут подъесаула Дерябина.

По длинному изгибистому окопу неторопливо двинулось:

— Подъесаула Дерябина — к командиру дивизиона.

Через несколько минут Дерябин — помятый, в гимнастерке с отодранным рукавом, с серым, испачканным глиной лицом, — протиснулся к Дутову:

— Да, Александр Ильич!

— Убитых у нас много?

— Точную цифру сообщить пока не могу, не успел подбить. Но человек двенадцать — пятнадцать есть.

— Давайте, Виктор Викторович, на левый фланг, а я — на правый. Особо надо проверить пулеметы. Важно, чтобы у пулеметов всегда были полные расчеты. Убитых стащить в одно место…

— Будет исполнено! — Дерябин козырнул и стал пробираться по окопу на левый фланг.

Дутов проводил его усталыми глазами, вскинул бинокль.

На кустах, прикрывавших линию, за которой находились немцы, ни один листок не дергался, не дрожал.

— Более двух часов швабы не выдержат, — старшина вздохнул, — снова полезут. — Им очень важно сбросить нас обратно в Прут.

В рукопашной схватке дивизион потерял четырнадцать человек убитыми. Дутов остановился у каждого погибшего, поклонился, закрыл глаза, если те не были закрыты. Этот скорбный ритуал рождал в нем боль, скорбь, у него дергалась щека и печаль сдавливала сердце. Двенадцать человек было ранено. Немцы потеряли на шесть человек больше, и еще двенадцать оказались взяты в плен. Пленные сидели тут же, в окопе, со связанными руками, — презрительно щурили глаза и плевали себе под ноги.

— Ну, плюйтесь, плюйтесь, — глянув на них, равнодушно произнес Дутов. — Ночью в штабе полка будете.

Но до ночи предстояло похоронить убитых. Со своими понятно, что делать. А вот как это сделать с немцами, Дутов не знал. Взять пленных на мушку и послать их закапывать гниющих соотечественников? Не факт, что пленных не захотят порешить свои же. Вот незадача-то!

В окопе Дутову на глаза попался Климов. Лоб у хорунжего был перевязан бинтом.

— Что это с вами? — спросил Дутов.

— Ничего серьезного, — отмахнулся Климов, вид у него неожиданно сделался гордым. — Ссадина.

Дутов понял — для Климова рукопашная стала боевым крещением, раньше он в таких переделках еще не бывал. Дутов ободряюще улыбнулся хорунжему:

— До свадьбы заживет.

— Так точно, — Климов коснулся пальцами бинта.

— Вы, насколько мне ведомо, знаете немецкий?

— В определенных пределах, Александр Ильич. Учил, как и все, не думая, что пригодится.

— Пленных допросить сможете?

— Попробую.

Оказалось, пеший дивизион Дутова выбил с позиций усиленный пехотный батальон, приданный к егерскому полку, — немцы в течение нескольких дней проводили перегруппировку своих сил, укрупняли боевые позиции, что означало одно — они готовятся к наступлению. Русские опередили их — в штабе графа Келлера сидели аналитики посильнее германских штабистов, — потому швабы так и злились, потому они так старались отбить утерянную линию обороны.