Энтони Берджесс - Человек из Назарета

• Название: Человек из Назарета
• Автор: Энтони Берджесс
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0229-3

Земная жизнь Иисуса Христа, увиденная глазами человека двадцатого века. Автору удалось создать свои, совершенно неповторимые образы Христа, Иосифа, Марии, Иоанна Крестителя. В романе действуют многочисленные исторические персонажи, широко представлены детали быта Иудеи двухтысячелетней давности, и в то же время — это роман о сегодняшнем дне, о неизменных с момента сотворения мира человеческих страстях, о непостижимом во все времена Божием Промысле.

---

— Можете не верить, если не хотите. Он явился мне там, где мы останавливались. На рассвете, этим утром. За час до того, как меня забрали. Я единственная не спала. Знаете, у меня было чувство…

— Предчувствие? — произнес Варфоломей, устало прикрыв глаза.

— Не знаю, как правильно сказать. Но это был он — его лицо, его голос. И еще… его руки и ноги, какими они были во время… когда его снимали с…

— Ты не ошибаешься? — спросил Петр.

Саломея кивнула:

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Его мать должна была сообщить вам об этом, но сейчас она уже на пути в Назарет. Или же моя сестра, как я ее теперь называю. Та, что раньше была обычной блудницей, а потом венчала его на царство. Но только не девчонка, вы думаете, которая танцевала для своего приемного отца, чтобы получить от него награду для своей матери. Не та, что закончила свой танец обнаженной и видела, как бросили в огонь окровавленную голову.

— Значит… — произнес Симон. — Значит, это была ты. Так, так… — Он сокрушенно кивал и кивал головой.

— Если вы не верите, то есть не хотите верить… Вам все-таки придется вернуться в Галилею. Чтобы снова ловить рыбу, или чем вы там занимались.

— Не все мы из Галилеи, — сказал Фома. — Я пришел из-за Галилейского моря — из Гадаринской страны. Фаддей из тех же мест.

— Я не могу сказать больше того, что сказала. Он явился мне еще до рассвета и сказал, что кто-то должен пойти к вам и…

— Передать, чтобы мы шли в Галилею? Он не сказал, в какое точно место?

— Нет, но где вы в Галилее ни окажетесь, он тоже будет там.

— Значит, тогда нам лучше отправиться в Галилею, — несколько удрученно сказал Филипп.

— Я тоже должна ехать туда. Что мне было велено передать, я передала. И желаю вам… что мы должны говорить в таких случаях? Да хранит вас Иисус? Идите с Богом?

— Все эти вещи нужно продумать, — сказал Матфей очень серьезно. — То, как мы должны есть, что говорить… Спасибо тебе. Мы все благодарим тебя, сестра. Думаю, теперь мы можем так тебя называть.

— Это вполне подходящее обращение.

Она улыбнулась, сделала короткий жест — жест девочки, обращенный к друзьям, — затем повернулась и вышла. Четверо слуг помогли ей сесть на лошадь, и она кивком головы дала всадникам знак отправляться. Ее одиннадцать братьев молчали, пока не стихли последние звуки удаляющейся кавалькады. Петр вздохнул и сказал:

— Ну что ж, в Галилею.

— Все вместе? — удивился Фома. — По дороге нас могут задержать представители властей. Одиннадцать мужчин, большинство из которых можно узнать по гнусавому галилейскому выговору!

— Каких властей? — спросил Андрей.

— Одной из них или обеих. Я ни той, ни другой не доверяю, — ответил Фома. — Схватят не за проповедь ложного учения, а за то, что шли за лжепророком. — И затем: — Так, так. Выходит, это та самая девочка. Бедное дитя. Впрочем, нет, она уже со всем этим покончила. Один пророк за другим, однако. Преданы невинными. Все убиты. Всех зарубили, разделали и сожрали.

— Но один восстал из мертвых, — произнес Иаков-меньший, с усилием повышая голос. — Сколько раз мне говорить вам о том, что мы с Иоанном видели? А теперь вот и она говорит, что видела его, видела живым, видела его раны и прочее. Когда же вы поверите?

— Я скажу тебе когда, — сдерживая ярость, произнес Фома. — Будут еще и другие предательства. Скоро вокруг появится много лже-Иисусов, попомните мои слова. Вы еще будете довольны моими сомнениями, как это назвал один из вас, — думаю, это был ты, Варфоломей. А по-моему, я ему нужен был. Он ведь понимал, что это хорошо, когда есть хоть один человек, который не верит сразу же всему, что говорят. Как бы то ни было, а я поверю только тогда, когда смогу разглядеть раны на его руках и ногах. И разглядеть хорошенько, а не издалека и не в темноте. Тогда поверю, когда смогу засунуть мои пальцы в эти проклятые дыры. Говорю вам еще раз: сейчас такое время, когда надо соблюдать осторожность.

Все молчали, задумавшись. Фаддей даже кивал головой. Затем Петр сказал:

— Хорошо, давайте по порядку, друзья. О том, чему верить, поговорим после. А пока обсудим поездку. Фома в одном прав. Двигаться надо небольшими группами. По двое и по трое. А встретимся все в Капернауме. В том доме, Андрей, так? Первыми, Матфей и Фома, пойдете вы. Нет нужды напоминать вам об осторожности. Надвиньте на лица капюшоны, с чужими не разговаривайте.

— Теперь все чужие. Каждый встречный — чужой, — заметил Матфей.

— Уж постараемся быть осторожными. Хотелось бы взять с собой немного денег, если у нас еще осталось что-то.

— Немного найдется, — ответил Иоанн, который теперь стал в некотором роде казначеем.

Петр неловко изобразил своей правой рукой благословение. Жест у него получился несознательно — сверху вниз, поперек, снова поперек — фигура с четырьмя углами, построенная тремя движениями. Что-то таинственное.

— С вами Бог и Его благословенный Сын. И душа, принадлежащая им обоим.

Шестьдесят фарлонгов[134] от Иерусалима, если им повезет… Трижды по двадцать, как снова стали говорить многие, приходя в приподнятое состояние духа, когда заново открыли, что у них, оказывается, двадцать цифр[135]. Усталый Фома ковылял, опираясь на посох, сделанный из ветки оливкового дерева. Обращаясь к Матфею, лицо которого сильно раскраснелось (поскольку некоторая полнота его, еще сохранявшаяся, давала о себе знать), Фома заметил:

— Едва ли кто будет нас теперь преследовать. Думаю, мы в безопасности.

— Ты уверен в этом?

— Я этого не говорил. Я сказал — «думаю». Глупо в чем-то быть уверенным.

Еле волоча ноги, они прошли еще шагов двадцать. Птицы насвистывали то, чему они научились в первой части книги Бытия и что не могли изменить ни грехопадение, ни пророки, ни искупление грехов. Солнце, огромный сгусток огня, удаленный от Земли на многие-многие десятки и сотни фарлонгов, двигалось с покорностью, которая, казалось, находилась в полном противоречии с беспощадным жаром его палящих лучей.

— Вера — хорошее слово, да. И надеюсь, что у меня ее ничуть не меньше, чем у моего спутника. Но Бог дал нам глаза и уши. Да и пальцы тоже. Скажи ты мне, что это луна над нами, думаешь, я тебе поверю?

— Ты веришь, что за нами никто не гонится?

— Да, пожалуй, ты мог бы сказать, что я в это верю.

— Надеюсь, вы позволите мне составить вам компанию, — вдруг произнес незнакомый голос. — Нам по пути.

— Быть этого не может! — в страхе оборачиваясь, крикнул Фома. — Откуда ты взялся?! Отойди, сатана, или кто бы ты ни был!

Лицо незнакомца скрывал глубоко надвинутый капюшон. Ладони его из-за длинных рукавов видны не были, но на ногах можно было разглядеть новую обувь. Матфей спросил:

— Идешь из Иерусалима?

— Да, оттуда. Можем мы поговорить? Когда я к вам присоединился, вы что-то обсуждали. Могу я узнать, о чем шел разговор?

— Да, присоединился. Лучше объясни-ка нам, откуда ты явился. — Фома несколько смущенно перекрестил его. — Ага, был за тем деревом. Отдыхал там, да?

Незнакомец доброжелательно усмехнулся. Матфей сказал:

— Если идешь из Иерусалима, разговор может быть только об одном.

— Осторожней, осторожней, Матфей! — прорычал Фома.

— Ну ясно, что об Иисусе из Назарета, о его распятии, о том, как он…

— Ради Христа, будь осторожен! — выкрикнул Фома и готов был теперь откусить себе за это язык.

— Ради Христа, — повторил незнакомец. — Вы изъясняетесь, как некоторые из римлян. Мне приходилось слышать, как они говорят, когда играют в кости, — клянутся Юпитером, Юноной, Меркурием. А некоторые клянутся Христом и находят это остроумным и свежим. Кто этот Христос — новый бог?

— Этот Христос — Иисус из Назарета, — ответил Матфей.

— Ага, а кто же он такой или кем был?

— Да где ты был все эти годы?! — прорычал Фома, уже забыв об осторожности. — Это, как говорят, человек, посланный от Бога. — Но осторожность быстро возвращалась к нему: — Обрати внимание, я не говорю, что это я так утверждаю…

— Умер и погребен, — произнес Матфей. — Он еще говорил, что на третий день восстанет из мертвых. И что-то подобное, говорят, произошло, но никто в этом не может быть уверен.

— Послан от Бога? Если он послан от Бога, почему кто-то должен сомневаться? Если он сказал, что может воскреснуть… Ну ясно же, что он воскрес! Вы мне кажетесь неумными людьми, которые плохо знают Писание.

— Послушай, ты! — сказал Фома, потрясая кулаком. — Может быть, мы люди и не очень грамотные, но мы и не дураки и не собираемся терпеть, когда нас называет дураками какой-то неизвестный, который шагает рядом, но боится показать свое лицо. Дурак-то ты как раз и есть, поскольку не имеешь никакого понятия о том, что греки называют логикой. Слова «человек был послан от Бога» и знание о том, что он был послан Богом, — это вовсе не одно и то же.